— После выступления мы поедем в Париж, — проговорил Чарльз Мефис, неспешно задирая подол шелковой рубашки Люси. На бедре остался влажный след от поцелуя, и увлеченный Чарльз закинул себе на плечо ее колено. — У меня есть знакомый в Зимнем цирке. Там выступал сам Леотар*. А еще в Венсенне* пройдет конкурс гимнастов. Ты должна быть там, Люси. Ты должна блистать, заявить о себе.
Поцелуи поднялись выше, стали настойчивее и злее. Темная голова Чарльза скрылась между ног, и Люси судорожно ахнула. Париж? Зимний цирк?! Конкурс в Венсенне? Люси зарылась пальцами в каштановых кудрях Чарльза и прикусила губу. До Парижа «La Stella» не добиралась. Слишком большая конкуренция, пояснял Антонио Д’Аскола, выбирая для цирка другие пути-дороги. Сосредоточие мыслей потерялось в крупной волне, прошедшей от низа живота. Выгнувшись, Люси подалась вперед и вдруг задумалась. Цирк не собирался ехать на север или запад. Только на юг. Как же она поедет в Париж? Она должна быть с труппой? Или… Она должна быть с Чарльзом? По телу прошла истома, и мысли окончательно спутались.
— А как же…
— «La Stella»? Антонио? Или этот Драган? — с усмешкой спросил Чарльз, прикусив нежную кожу. Люси вскрикнула.
— Причем здесь он?
Раздраженно вскинувшись, она попыталась оттолкнуться, и ее ловко подмяли под себя. Колени уперлись в пол. Шелковая рубашка задралась до самых лопаток. Сияя бледной кожей, Люси послушно расставила ноги и поддалась ласкающей руке.
— Ты слишком привязана к этому цирку. Разве ты не хочешь чего-то большего?
Хотела. Люси Этьен хотела! После того, как продалась, хотеть иного было попросту бессмысленно, оттого Люси безропотно внимала искушающим речам. А «La Stella»? Драган? Лучше об этом не думать — слишком много неприятных воспоминаний, а они во время близости не нужны, и Люси разом подавила горькие сожаления о прошлой жизни. Чарльз шептал о славе, деньгах, признании. Все это — без «La Stella», и Люси Этьен кусала губы от нерешительности. От резкого толчка она поморщилась. От второго ахнула, но Чарльз не смягчился. Он становился все грубее и грубее, и речь шла не только об этой ночи. Удел Люси был терпеть.
— Ты похожа на русскую балерину, — шептал Чарльз, но Люси его не слышала.
Воображение услужливо рисовало ей манеж Зимнего цирка, никогда не виденный Венсенн и новую публику, восславляющую Люси несравненную.
— Мы и вправду поедем в Париж?
— А потом на Лазурный берег. В Рим. В Нью-Йорк, — тяжело дышал Мефис, соблазняя еще больше.
Черт! Похотливый черт, купивший ее с потрохами и с каждым днем покупавший еще больше. Люси все охотнее поддавалась, изгибаясь в руках Чарльза. Скоро она выйдет на манеж к заполненным трибунам. Крики! Аплодисменты. Успех, вечный и сияющий. Слава, богатство, а потом? Париж? Италия вместе с «La Stella», ведь «La Stella» ее семья? В «La Stella» Драган, Берта, Гумберт и остальные. А что станет с Чарльзом и богатой сытой жизнью?
Париж! Париж, окутанный чарующей иллюзией новых свершений! И плевать, если для этого придется оставить родной цирк. Люси Этьен отдала «La Stella» сполна, и теперь была сама по себе. Что толку хвататься за какие-то былые привязанности? Из пропасти, в которую пала Люси Этьен, они ее не вытянут, а раз так, то стоит падать так глубоко, как сможешь, уверяя себя, что ты поднимаешься вверх.
Люси застонала и безропотно стерпела до боли сжавшие ее руки, растворившись в мыслях и чаяниях. Париж! Париж! Париж! — шептали садовые липы.
***
Шапито гудел, трепетал. Опоздавших встречала Берта, оглядывая пестрые протянутые ей билетики. Трибуны скрипели. Вопросы, удивление, слухи, шепот и вдруг — тишина. Упавшую на шапито тьму пронзили прожекторы. Под рокот барабанов к публике вышел разряженный шпрехшталмейстер Гийом и, сверкая лацканами новехонького фрака, объявил:
— Дамы и господа, liebe Damen und Herren, signore e signori*… Прошу любить и жаловать — «La Stella»!
Оркестр грянул медью, и манеж вспыхнул огнями. Высыпавшие клоуны принялись дурачиться на потеху публике. Маленький Голиаф доставал Буффо, тот старался поймать несуразного карлика, и вертелся кругом, будто огромный надутый шар. Сидевшие в первых рядах детишки радостно смеялись их нелепой погоне.
По борту выстроились высокие клетки. Щелкая кнутом, Гейне вывел ораву рычащих тигров. Откормленных, вальяжных. Тень от клетки попадала на черные полосы, и тигры грозно скалились, сверкая клыками. Гейне рьяно рычал на немецком под стать большим кошкам, неустанно отдавал команды, и тигры покорно прыгали по взмаху кнута, запугивая впечатлительных зрителей сердитым шипением.
Под барабанную дробь Гейне элегантно подкинул свой новехонький цилиндр. Под куполом прогремело зычное объявление шпрехшталмейстера о смертельном номере, и Гейне вложил свою голову в пасть тигра. Затаившая дыхание публика разразилась аплодисментами.
На манеже появился Лакрица. Полуобнаженный и вымазанный в масле, он блестел, как лакричный леденец, и гордо оглядывал публику. Лакрице вынесли железные пруты, гири, и он ловко принялся сворачивать калачи да подкидывать тяжести над головой. «Танец силача» закончился проносом черного бычка, с легкостью взваленного на мощные плечи Лакрицы.
— Дамы и господа, Лакрица! Самый сильный человек, которого вы когда-либо видели!
Номера, номера, номера — один за другим. «La Stella» задавала темп, и радостные аплодисменты восторженно отбивали в такт. Вывели медведя. На широких деревянных катушках выехали разукрашенные эквилибристки. Снова клоуны.
Подглядывая из-за кулис, Люси видела маленькую сценку Андрэ, Пьера и Гумберта — они выступали прямо перед ней. А еще Люси вглядывалась в трибуны. Около Чарльза сидела Жаннет, приглашенная ею же — чтобы та своими глазами увидела всю ту пропасть различий, пролегшую между простой танцовщицей и талантливой циркачкой. Кажется, Жаннет смеялась. Чарльз улыбался, и Люси Этьен гневно теребила тесьму кулисы. Ничего! Скоро Чарльз забудет Жаннет и всех остальных, думала про себя Люси.
А на манеже разворачивалась целая сценка. Выряженные рыцарями братья-близнецы, Андрэ и Пьер, скучали, заставляя шута-Гумберта их развлекать. Гремя бубенчиками на шапке, шут ловко жонглировал кольцами и мячами, но братьям становилось все скучнее. Вскочив на вынесенный королевский стол, братья вдруг принялись мериться шпагами, заглатывая лезвия разной длины одно за одним. Сперва перепуганный шут Гумберт качал головой, взывая к благоразумию цирковых королевичей и зрителей, а потом азартно принялся подносить новые шпаги. Орудия закончились, и разозленные братья стали бросаться в Гумберта мячами и кольцами. Топнув ногой, Гумберт с воплем скрылся за кулисами и вернулся с двумя огромными шпагами.
Закончился номер недолгим фехтованием и фигурой. Стоявший по середине Гумберт образовал высокое кольцо из летающих цветных шаров. Братья-близнецы медленно погрузили шпаги в глотки и замерли. Публика вознаградила артистов заслуженными овациями, и Люси встрепенулась — настал ее черед.
— Встречайте! — Шпрехшталмейстер взмахнул рукой, и барабаны судорожно забились дробью. — Люси несравненная!
Цирк загудел. Под звуки марша на манеж выскочил белый конь, и на его спине засияла от многочисленных блесток Люси. Улыбаясь, она ловко подтянулась на ремнях гурты и под одобрительные возгласы принялась плясать на спине лошади. Взмах. Шпагат. Переворот. Соскок. Замкнутый круг манежа. Публика, слившаяся в одну сплошную линию ликовала, превратившись в единое целое. Опершись на круп, Люси поймала ритм и закрыла глаза.
Прыжок.
— Brava!
Прыжок.
— Brava, Люси!
От сальто-мортале закружилась голова, и Люси вцепилась в гриву. Одарив публику обворожительной улыбкой, она скрылась за кулисой. Brava! Brava — звучало следом. Раззадоренный конь отбил копытом и не хотя остановился. Зафырчал, замотал головой. Набежали конюхи. Люси спрыгнула и побыстрее оперлась на остов шатровой мачты. Едва запыхалась.
— Все в порядке?
Разодетый Драган вертел в руке кинжал и наигранно пытался показаться равнодушным. Не получалось. Обеспокоенно он глядел на Люси и любовался. Она была прекрасна. Расшитый пайетками костюм переливался чешуйка к чешуйке и очень ей шел. Драган любил Люси и без этого костюма, но нынче он был в опале, а еще бессовестно беден. Всегда беден и всегда влюблен.
