— Ты запыхалась.

— Мне не нужна твоя жалость, — шикнула Люси и побыстрее подбежала к щелке между кулисами. На трибунах она выцепила Чарльза. Он улыбался, аплодировал и о чем-то говорил с Жаннет. Скорее всего о ней, Люси.

— Кажется, мистер Мефис даром время не теряет, — над ухом раздался ревнивый голос Драгана, и Люси недовольно закатила глаза.

— Тебе какое дело? — Сколько ненависти было в ее взгляде! Если бы в Драгана воткнули все его кинжалы, ему бы и то не было так больно. Драган гневно поджал губы, Люси фыркнула. — Постарайся не испортить номер, — процедила она сквозь зубы.

С манежа вернулись клоуны, и, покончив с препирательствами, Люси и Драган встали плечом к плечу. Дрогнула кулиса. Свет ударил по глазам. Натянув улыбки, под дробь оркестра артисты вышли на манеж. Следом вкатили ярко разукрашенную мишень, изображавшую огромную звезду.

Шпрехшталмейстер разглагольствовал о необычайно смертельном трюке, пока отважная Люси принимала позу. Номер начался, и острый кинжал вонзился под рукой — чуть правее от сердца. Блеснул второй кинжал. Третий. Четвертый.

Драган на мгновение представил раздетую Люси в руках проклятого мистера Мефиса, и кинжалы полетели с пущей яростью. Она не виновата! Не виновата. Виноват мистер Мефис, но больше всех Антонио Д’Аскола. Это директор надоумил Люси продаться богачу, а его самого, чтобы он не смог помешать, запер в Лонхофе. Монстр! Как же Драган сожалел о столь возможном, но безвозвратно утерянном счастье. Когда-то он думал, что накопит денег и уедет в родную Рогашку вместе с Люси. Там остались фруктовые сады, родной дом, бархатные холмы, источники и свобода. Люси бы понравилось. Может, еще понравится. Богачи быстро забывают о своих игрушках, а он, Драган, будет все равно где-то рядом, чтобы поймать свою счастливую звезду — так он решил, и от этого решения отказываться не собирался.

Ассистент поднес повязку — последние три кинжала Драган собирался метнуть с завязанными глазами.

Удар.

Удар.

Удар!

Тишина.

— Bravi! — взорвалась публика.

Драган сорвал повязку с глаз. Люси вовсю раскланивалась, забрав с собой любовь и восторг зала. Его любовь. Его восторг. Помрачневший Драган вернулся в закулисье, но далеко уходить не стал. Хотел посмотреть на номер своей звезды.

— А теперь, дамы и господа, signore e signori, liebe Damen und Herren, очередной смертельный номер!

В свете прожектора Люси поднялась под купол цирка. Жеманно послав воздушные поцелуи, она принялась раскачиваться на трапеции. Публика затаила дыхание.

От высоты закружилась голова. Заныл живот от голода. К черту! Простое волнение! Уж после выступления она отъестся и устриц, и трюфелей, и медальонов, которые так любил Мефис. А там ее ждут Париж, Лазурный берег, Рим. Будущее! Светлое, яркое. И какая разница, что она — любовница богача. Все продаются. Все и вся! Она, Люси Этьен, не хуже и не лучше. Нет! Лучше. Сейчас она звезда, сотни взглядов устремлены на нее, и Люси закружилась волчком от мыслей, пьянящего азарта и волнения.

Раскачавшись на трапеции, Люси повисла на стопах, утонув в бурных аплодисментах. Сменила еще несколько фигур. Руки, ноги, кольца. Быстро завертевшись, Люси превратилась в сияющую точку. Овации. Крики. Восторг. От резких движений кровь прилила к вискам. Слабость обуяла тело, но Люси вновь прыгнула и перевернулась вокруг оси.

— Brava! — скандировал зал.

Трапеция качнулась маятником. Подтянувшись, Люси подпрыгнула, перевернулась, соединилась с перекладиной и… Вдруг отделилась. Сияющей звездой Люси Этьен устремилась вниз. От удара над манежем поднялось облачко пыли. Неестественно выгнувшись, Люси тяжело вздохнула и испустила дух.

Овации стихли. Оркестр расплылся фальшью. Из-за кулис выбежал Драган. Побледневший Антонио послал за помощью. Мистер Мефис устремился к манежу, обтекаемый будто мутными водами напуганными людьми. Мертвой Люси уже было все равно. Устремив глаза ввысь, она, яркая и блестящая, потухла.

Звезды светят ярче всего, когда падают.

***

Умерла… Умерла.

Драган не проронил и слезинки. В нем что-то натянулось, завязалось в узел. Отупело он смотрел перед собой и ничего не понимал. Он забывал есть, пить, на вопросы отвечал невпопад. В церкви пристально вглядывался в профиль Люси и боялся закрыть глаза. Она была красива, в белом платье и усыпанная белыми цветами, будто сказочная принцесса — мистер Мефис не поскупился, решив проводить свою любовницу с помпой. Люси просвечивала от мертвенной бледности. Кроваво-красным горели в сумраке церкви ее рыжие локоны. Она казалась живой, спящей, и Драган через силу сдерживался, чтобы не броситься к ней в попытке разбудить.

Играл орган. Церковь полнилась людьми, набившимся, как в шапито, для зрелища. Еще бы! Местные газетенки наперебой трезвонили о разбившейся на премьерном выступлении красавице. На Люси показывали пальцем. Перешептывались, и Драган чувствовал невольную злобу, просыпавшуюся внутри.

Разверзнувшаяся земля поглотила красивый гроб, спрятав Люси Этьен от посторонних глаз. Драган долго смотрел на холмик свежей насыпи и вспоминал, вспоминал, вспоминал.

Вспоминал маленькую девочку с рыжими косичками, которая пыталась научить его «колесу». Вспоминал свою отважную Люси, которая не боялась ничего — ни кинжалов, ни высоты, ни диких зверей. Вспоминал, как она робко делилась с ним своими секретами, как они вместе встречали рассветы, репетировали, ездили из города в город и все вместе, пока не появился этот проклятый мистер Мефис. Тот француз-бычок из Лонхофа называл всех женщин шлюхами, обвиняя во всех прегрешениях. О нет. Он был не прав! Он просто не знал — у каждого падения есть свои причины. Драган видел сам, кто виноват в падении его Люси. Она не хотела. Не хотела становиться такой. Ее заставили. Она не виновата, но теперь она мертва, а виновные в ее смерти живы. Справедливо?

Драган Ченчич не помнил, как вернулся в цирк. Помнил лишь полицейских, отгонявших зевак от становья. Помнил директорский шатер и бестолковую суету, совершенно неуместную в день похорон.

— Лакрица! Нужно выкатить этот вагончик… — носился из угла в угол Антонио, решив, что к нему вошел не Драган, а его верный прислужник. Директор опять курил и все возился с бумагами и небольшим сундучком-кассой. — Если появятся газетчики, срочно веди их ко мне! Ах… Драган… Это ты.

Да. Это был он. Молчаливый и несчастный. Драган с ненавистью смотрел на директора. Ни капли сожаления, ни капли грусти, сострадания. Будто умерла не Люси, а цирковая кобыла.

— Нам это на руку. Дурная слава — тоже слава, — бубнил директор, собирая купюры дрожащими руками. Антонио как-то постарел, осунулся, но своей привычки наживаться на всем, чем можно, не изменял, и Драган до скрежета сводил челюсти, удерживая пробуждавшийся гнев. — Нужно сказать журналистам об ее отце. Да. Проклятье цирка. Это привлечет внимание. Да! «La Stella» не угаснет. Не угаснет! Не…

Директор ухватился за грудь. Покачнулся. На его пальцах краснела кровь. Хлопнув пологом, мрачная тень вылетела из шатра, и тьма обступила Антонио Д’Аскола плотным кольцом. Директор упал на землю и больше не поднялся. Будто кто-то вышиб опору, и упавший купол шапито погреб его под собой.

***

Лежавшая на столике газета шелестела уголком — дувший в раскрытое окно ветер все намеревался перевернуть страницу. «Директор цирка найден мертвым», «Проклятье Люси Этьен», «Что произошло в цирке» — чернели жирным шрифтом заголовки. Дымил принесенный Матиасом кофе, но к нему мистер Мефис не притронулся, уставившись перед собой.

В руках он сжимал шелковую рубашку и небольшой медальон, в который успел вставить фотографию Люси. Перед глазами представала ужасная картина. Снова. И снова. Вот Люси переворачивается вокруг, яркая, красивая, блестящая. Его Люси. Вот она летит к земле и ломается, будто фарфоровая статуэтка. Чарльз Мефис до сих пор слышал хруст ее маленьких косточек, видел вывернутые руки и эти безжизненные глаза, устремленные ввысь.