— Ты не уйдешь?

— Не знаю.

— Мы… Мы должны репетировать, — сорвалась с губ последняя просьба сохранить все, как есть.

— Пошла вон, — ответил ей Драган, и уязвленная Люси ушла.

И ладно, и ладно — повторяла она про себя, стараясь унять расползавшееся по всему телу саднящее ощущение вины. Может, так и лучше. Оскорбивший ее Драган словно дал право больше не жалеть о случившемся, втоптав все, что между ними было, в грязь. Неприятный разговор принес горькое разочарование, но вместе с тем сладкую свободу от лишних и неуместных обязательств.

Через силу позабыв о Драгане, Люси принялась прихорашиваться — вечером должен был приехать мистер Мефис, и она собиралась загладить перед ним вину за все случившееся утром. С надеждой и довольством Люси выглядывала знакомый экипаж на дороге, ведшей к становью. С особым пристрастием вглядывалась в свое отражение в зеркальце, укладывая рыжие локоны колечками.

Вечер сменился глубокой ночью, но мистер Мефис не явился. Засыпавшая в своем маленьком затхлом вагончике Люси терзалась злостью и ревностью, воплотившейся в облике смеющейся Жаннет, и окутавшая тьма душила горькой обидой.

***

Шапито полнился артистами. Воодушевленные предстоящими выступлениями, они ждали своей очереди для репетиции, с завистью или восхищением смотрели номера других циркачей. Старенький охровый шатер то и дело гремел от одобрительных возгласов и хлопков, а порой и от громогласных наставлений директора.

— Доделать! Голиаф, белый клоун* должен быть белым клоуном, а не выскочкой-карликом, — прокричал синьор Антонио отработавшим на манеже Голиафу и Буффо.

Вышел Лакрица. Вечный прислужник вдруг расправил плечи, горделиво оглядел полупустые трибуны и с легкостью подкинул новехонькую гирю в воздух. Вскоре гирь стало две, и артистам труппы представили настоящий танец силача. В довершение Лакрица свернул железный жгут калачом, однако директор настоятельно посоветовал ему дополнить номер. Следом на манеж выбежала Люси.

Взмыв под купол, она грациозно раскачалась, полыхнув медной косой, и без передышки отработала несколько фигур. Вдруг сорвалась, повиснув на стопах, а после, подтянувшись, провернулась вкруг своей оси. И так несколько раз, вытягиваясь в различных обрывах и шпагатах. Ревность давала ей запал, бессонная ночь — резкость и отточенность движений. Высоко, уверенно, ловко. Люси Несравненная блистала, а, спустившись под дружные аплодисменты на землю, заявила во всеуслышание: ее новый номер будет называться «La Stella».

Из толпы вышел разъяренный Драган, уверенно потребовавший мишень и свою компаньонку по номеру.

— Драган. Мой очередь репетировать! — заворчал Гейне, но Драган уже перешагнул круг бортика.

— Твои клетки занимают слишком много места, Гейне. Мы недолго. Не так ли, Люси? — проворчал Драган Ченчич, задумав что-то нехорошее. — Ну! Мы же должны репетировать! Але… — сказал он, а за спиной Люси заскрипела старенькая мишень.

Драган полыхал от злости. Ненавистью горели его темные глаза, и Люси испуганно посмотрела в сторону директора. Увы, синьор Антонио отдавал кому-то указание обновить мишень для номера, и немое опасение кануло в полумраке трибун. Люси по привычке поклонилась, однако не так как обычно. Непринужденная легкость испарилась, сменившись страхом, и к мишени Люси прижалась едва ли не дрожа.

От первого кинжала Люси Этьен вздрогнула — Драган даже не предупредил, и лезвие воткнулось в сантиметрах от бедра. В толпе вскрикнула Берта, и репетиция Заклинателя ножей мгновенно привлекла внимание каждого артиста цирка. Второй кинжал угодил над распластанной ладонью. Третий, четвертый, пятый. Никогда прежде Драган не метал кинжалы так зло и одновременно бездумно. Люси впервые боялась. Боялась его, и чувствовавший ее страх Драган, казалось, вдоволь упивался всеобщей паникой. Шестой — над головой. Седьмой кинжал звякнул у самого уха. Люси отчаянно старалась не моргать, но от восьмого удара сощурилась, а от девятого и вовсе закричала.

Плечо прожгло. Боль прошлась по телу, и с трибун донеслись перепуганные возгласы. Люси открыла глаза — один из кинжалов пропорол ей леотард*, достал до плоти, и теперь на ткани проступила кровь.

— Люси! — рядом возник перепуганный Драган. Отчаянная злоба сменилась беспокойством и неподдельным испугом. — Что, что с тобой.

— А то не видишь, дурень! Ты ее чуть не убил.

Откуда-то появился директор. Люси удивленно смотрела то на них, то на свое раненное плечо. Боль отчасти притупилась, как и ощущение реальности. Люси глядела по сторонам, и все казалось ей ненастоящим, как будто в тумане.

— Прости… Прости, — из тумана доносился обеспокоенный голос Драгана.

— Не трогай ее, — прорычал директор. Кажется, спросил «можешь идти» и повел Люси прочь. Драган решился было пойти следом, но его оттолкнули. — Берта! Берта, помоги, — закричал Антонио, а, глядя вслед Люси, протянул: — А… Mannaggia, Драган! Я оставил тебя в цирке не для того, чтобы ты калечил мне артистов.

— Простите. Простите… — повторял потерянный Драган Ченчич.

Виновато оглядев вымазанные в крови руки, Драган перевел взгляд на артистов и, заметив немое осуждение, покинул манеж.

***

— Ай!

— Ничего. Царапина. И что на него нашло.

— А то ты не знаешь, Берта, — фыркнула Люси, и Берта тяжело вздохнула, прижав к ссадине чистую тряпицу.

От царапины саднило, но хуже того саднило на душе. Драган всегда был добр и заботлив, а теперь будто бы ненавидел. На мгновение Люси подумалось, что было бы, случись все по-другому? Не было бы ни богатства, ни белой виллы мистера Мефиса, ни красивых платьев. На смену богатому пороку подле Чарльза Мефиса пришла бы бедная благодетель подле Драгана Ченчича, и, сравнивая, Люси почти не жалела о случившемся. Жалела об одном: Чарльз вчера не приехал. Обиделся? Приревновал? Отправился к Жаннет? А вдруг он и вовсе не появится?

Люси уязвлено вскинула головой — и ладно. Она будет репетировать, а там станет такой знаменитой артисткой, что Чарльз Мефис еще сам пожалеет, что оставил ее! Мстительность обиженной женщины, клокотавшая внутри, рисовала замечательные картины отвергнутого Чарльза, едва ли не плачущего у ног Люси Несравненной, но мстительность стихала. Люси вновь думала о том, что было бы неплохо увидеться с Чарльзом вновь, отзавтракать в гостиной с золотыми вензелями и прогуляться по Базелю до модного магазина мадам Буше. Сладостные мечтания отравлял образ кокетки Жаннет, и Люси хотела увидеть Чарльза еще больше.

— Там гости!

К Берте ввалился радостный Гумберт, и его радость тут же передалась Люси. Просияв от счастья, она мгновенно позабыла о боли. Чарльз приехал! Наверняка он.

— Мне нужно одеться. Мистер Мефис… — встрепенулась Люси, однако Гумберт виновато потупился.

— Это не он, Люси. Это…

Договорить Гумберт не успел. Люси выбежала из вагончика Берты и, к своему неудовольствию, наткнулась на Жаннет. Разодетую, пышную, будто швейцарская меренга, и такую же слащавую.

— Так вот как живут циркачи! — ворковала Жаннет, собрав вкруг себя дрессировщика Гейне и близнецов-шпагоглотателей. — Любопытно-любопытно. Ах! — встрепенулась она, театрально раскинув руки. — Люсьен. Как я рада вас видеть, — радушно улыбнувшись, Жаннет приблизилась к Люси. — Не составите ли мне компанию! О, понимаю этот недоуменный взгляд. Друзья Чарльза — мои друзья. Я горю желанием узнать вас поближе, а дневные променады полезны для здоровья.

Сколько фальши! Люси едва удержалась от того, чтобы не поморщить нос. Хороший артист видит бездарную игру невооруженным глазом, а Жаннет даже не старалась. Жеманство, кокетство, слащавенький голосок, да вот только в глазах — сплошное притворство.

С предложением о прогулке Люси скрепя сердце согласилась. Надев новенькое платье, она уселась в экипаж, прибывший с проклятой Жаннет, и пара лошадей увезла их в Базель под радостное фырканье.

***

Пряная корица, нежная ваниль, яркий запах цитруса и ни с чем несравнимый сильный кофейный дух. Огромные окна кафе глядели прямо на базельскую Ратушу, и та призывно красовалась высокой башенкой, пестрой черепичной крышей и вырезанными из камня часами. Увы, кофейня интересовала Люси куда больше. Стены чайной комнаты блестели лакированными деревянными панелями. В вытянутых зеркалах отражались рогатые люстры, воткнутые аккурат посередине гипсовой лепнины. От белых скатертей и вышколенных официантов веяло дороговизной, и Люси горделиво оправляла оборки платья — теперь и она была частью этого дорогого красивого мира. Ей очень хотелось быть таковой.