Моей сестре не суждено увидеть всего этого. У нее больше никогда не будет аллергии, учебы, работы, семьи и всего остального. Нормальной жизни. И чем эти самые дети, беззаботно висящие на качелях и пробующие на вкус первые бранные слова, услышанные от старших братьев или сестер, заслужили существование больше, чем моя сестра? И чем мой отец, сидящий перед телевизором и «искусно» делающий вид, что увлечен передачей о гомосексуализме среди подростков, не следит за мной, достоин жизни больше? Но главный вопрос все же не относится к ним. Чем я заслужила сидеть здесь, на стуле, глотая безвкусный сэндвич и десять минут сверля безжизненными глазами невидимую точку на столе, заслуживаю жить? Неужели мое существование ценнее, чем существование сестры? Поверить в это меня не заставит ни один доктор в белом халате.

Закидывая в рот последний кусок с тарелки, я зашла в ванну. Смотреть на себя, а вернее на то, что со мной стало, оказалось трудно. Сэндвич уже намеревался выйти наружу, но я затолкала его обратно в недовольный желудок. Передо мной предстал образ подростка, пережившего апокалипсис. Бледное лицо, красные глаза, огромные синяки, разбитая губа, царапина на щеке – все это являлось моим, доселе не замеченным. Я включила кран и больше минуты собирала непослушные волосы, пытаться расчесать которые сейчас было просто бесполезно. Коснувшись слегка прохладной воды, руки, а вместе с тем и все тело разом вспомнили о боли. Левая ладонь, а вместе с тем и все лицо заныло так стремительно, что я издала протяжный стон, отперевшись макушкой о зеркало.

Когда смыть остатки крови все же удалось, я наконец смогла выйти, не рискуя лишний раз лицезреть собственное отражение. Отца в гостиной не было, поэтому мне удалось добраться до комнаты без происшествий. Прикрывая дверь, я остановилась возле половины Кесси, не смея подступить ближе. Идеально убранная кровать с бежевым покрывалом слева от окна, в правой стороне – письменный стол с почти сломанным крутящимся креслом, наверху, на стене, расположилась гирлянда с висящими на ней полароидными фотографиями. Ретро-фотографии были увлечением Брюса, он часами готов был снимать то, что видит, находя в затемненных и потертых карточках эстетику всего мира. Сестра не разделяла его хобби, ей вообще было все равно, чем занимается ее уже бывший парень, но она никогда не отказывалась позировать, поэтому фотографий с белыми рамками было у Кесси достаточно. В школьной столовой, закрутив на волосах неаккуратный пучок; на газоне возле библиотеки, бегло пролистывая учебник истории; с Тиффани на одной из многочисленных вечеринок, широко улыбаясь и слегка проливая жидкость из красных одноразовых стаканчиков, и еще много других фото, где моя сестра была прекрасной. Ей не нужна была подготовка и идеальный свет, чтобы получится лучше модели из «Victoria’s Secret». Ее секрет успеха – просто быть Кесси.

На одном из фото я замечаю себя, щекой прижатую к щеке сестры. Мне пришлось слегка наклониться, отчего это выглядит еще нелепее, но на том снимке мы улыбаемся и это перебивает все прочее. По телу пробегает крупная дрожь, сердце начинает биться сильней, все тело напряглось, словно намереваясь покончить со всем. У меня не хватает духу и сил оторваться от той самой фотографии, сделанной в нашей гостиной. Более того, мне самой не хочется отрываться от нее, вспоминая тот ноябрьский день. Если бы я только знала тогда, чем закончатся наши мечты о будущем. Если бы мне удалось предотвратить события, которые разрушили мою жизнь, разве я не рискнула бы всем ради семьи? Пережитая боль не затмит отпечатки бездыханных воспоминаний, которые наполняют меня до остатка. Как жить в мире, где абсолютно все напоминает тебе о мучениях, терзающих плоть и кровь?

Слезы вновь выступили на глазах, специфичным, но беспроигрышным способом возвращая меня в настоящее. Первые минуты хотелось бежать – неважно куда, главное подальше от всего этого, от всех воспоминаний и боли, от собственной семьи и себя. Но очень быстро я осознала, что даже если я покину этот дом, оставлю отца и весь Стогвурд, то так или иначе не смогу покинуть то ничтожное отражение в зеркале, которое ведет меня к провалу. Я заперта в загустевшем потоке собственного разума. Есть ли выход? Мне видится только один.

Глава 14

– Вставай! – в голову прилетает черная водолазка, – и еще раз будешь разбрасывать свои шмотки на моей половине, то ты их больше не увидишь.

Туман рассеивается не сразу, а может, его и вовсе не было. Я сижу на своей кровати и наблюдаю за тем, как моя сестра возится с ноутбуком, пытаясь втиснуть его в черную сумку.

– Черт, так и знала, что в сумку Ти помещаются только резинки для быстрого перепихона в туалетах. Ты долго сидеть будешь, принцесса? Мы опаздываем вообще-то, дура!

Ее недовольный взгляд заставляет меня лишь сильнее расширить глаза. Все как всегда: полное оцепенение тела, отсутствие боли и страха, реалистичность картины, пронизывающая каждую клеточку мозга. Но в этот раз что-то не так. Вернее, все очень даже так, проблема в том, что я не такая. И если я это осознаю, то скоро эту комнату покроет пелена забвения, а моя сестра растворится так же быстро, как появилась передо мной.

– Алло, прием, это психиатрическая больница Стогвурда? Моя младшая сестра ни на что не реагирует и смотрит на меня так, будто я восстала из мертвых! – Кесси разыгрывает эту воображаемую беседу по невидимому телефону так правдоподобно, что на пару секунд я действительно поверила в реальность происходящего. Но лишь на короткое мгновение.

– Так, они сказали, что если твоя жопа не поднимется через две минуты, то…

– Ты умерла, – слова вылетели сами собой и было уже поздно создавать атмосферу хороших воспоминаний.

– Еще вчера, когда писала тест по истории, – сестра фыркнула и взяла свой телефон.

– Нет, это неправда…и ты не настоящая, Кесси, – горечь во рту заставляла буквально выплевывать последние слова.

Мне становится не по себе. Я ведь осознаю события, тогда почему я еще не проснулась? Да и вдобавок это обеспокоенное лицо сестры, смотрящее на меня в упор. Я узнаю ее: начиная с выразительных глаз и заканчивая шрамом на большом пальце ноги. И от этого становится еще хуже.

– Вставай, Вэли, тебе пора, – она протягивает мне руку и грустно улыбается. И тут я начинаю задыхаться.

– Кесс…

– Ну же, сестренка, давай быстрее, – она выжидающе ждет, но от прежней насмешливости не остается ни следа.

Как же мне хотелось сказать, что люблю ее. Без прикрас и длинных вступлений. Всего три слова, которые прежней Кесси должны были показаться страными, а нынешней они и вовсе не знакомы. И я не могу, потому что заранее знаю, что слова останутся где-то глубоко в кромешной темноте, так и не дойдя до адресата. Но возможно ли после такого обвинять себя? Нормальные люди дадут простой и лаконичный ответ. Но всем известно, что когда человек устает от бесконечного самоанализа и перестает обвинять себя, то в своих бедах он начинает обвинять весь мир.

– Держи мою руку, Вэли…вставай, – эти пять слов сестра говорит почти шепотом.

Я знаю, что будет после того, как возьму ее за руку. Но разве мы не любим обманывать себя, ежедневно надеясь на лучшее? И я не исключение. Чувствуя холодную ладонь, я продолжаю слышать свои имя, когда мир меркнет в моих глаза и прошлое становится прошлым, а настоящее тянет в омут с новой силой…

– Вэли! Вэли! – открываю глаза и вижу перед собой небритое лицо отца.

В первую секунду захотелось заплакать. На вторую стонать от отчаяния. На третью просто послать своего родителя куда подальше. На четвертой пришло привычное осознание никчемности, и я была готова слушать.

– К тебе пришли, – в его голосе не было ничего такого, чего бы я не слышала раньше. Значит, с неожиданным гостем я уже встречалась. Все варианты так же стремительно сводятся к одному, как и осознание того, что моя жизнь в последние два месяца была сном.