– Позвал мисс Одли, чтобы она промыла мне мозги? – я слегка толкаю ногой отца, чтобы наконец-то встать. – И почему ты не на работе? Сейчас уже часов 10.

– 9:36, – отчеканивает отец и отходит к входной двери. – Отпросился на пару часов…Я позвал мисс Одли, потому что…

– Потому что мне нужна помощь и все дела, да, понятно уже, – резко обрывая последнюю фразу папы, я встречаю его взгляд, наполненный всеобъемлющим смятением и разочарованием.

Боже, да на что этот человек только надеялся? Что пройдет день, и я встану как ни в чем не бывало, по-дружески побеседую с мисс Одли и поняв, что жизнь продолжается, соберу рюкзак и побегу в школу, чтобы общаться с такими же адекватными людьми, как я сама? Да такое не бывает даже в самих идеализированных фильмах, а собственная жизнь явно далека от оскара. Впрочем, как и от малейшей надежды на реабилитацию.

– Не торопись…можешь выйти, как будешь готова, – сил притворяться ни у моего горе-родителя, ни у меня не было, поэтому мы оба приняли факт моего предстоящего диалога с мисс Одли.

В какой-то степени мне было интересно заглянуть в глаза женщине, работа которой была впустую. Порой нам приятно разочаровывать людей, забывающих о наших эмоциях и добивающихся только намеченных результатов. Но один человек все же заставлял меня колебаться.

– Будь так добр, свали на свою работу и приходи пьяным, как ты делал это раньше, – процедила я и быстро открыла шкаф, ясно давая понять, кто тут лишний.

Отец открыл было рот, но тут же закрыл, проиграв очередную битву. Когда дверь скрипнула, я вновь села на кровать, собираясь с мыслями. Не хотелось вот так просто сдаваться перед психотерапевтом, но с другой стороны – какого черта я должна быть сильной после того, как потеряла все краски этой никчемной жизни, оставив лишь грязную палитру? Я не смогу вновь внушить себе, что все в порядке и мои проблемы закончатся приездом Кесси или выпиской мамы, потому что чертовски больно собрать сгустки светлых воспоминаний, покрытых маской смерти. И все то хорошее, что шестнадцать лет окружало и наполняло меня, просто рассыпается рядом с невидимым врагом, преследующим и меня.

Переодеваться и маскировать свои изъяны было глупо, потому что главные шрамы не залечит даже самая дорогостоящая мазь. Я сидела в комнате, прислушиваясь к приглушенным голосам мисс Одли и отца, догадываясь, к чему сводился разговор. Наконец, уловив звук закрывающейся двери, я открыла свою и встретилась с парой маленьких глаз, подкрепленных оправой привычных круглых очков.

Надо отдать должное выдержки мисс Одли: если она и взволнованна, то ничуть не выдает себя. Она сидит на своем обычном месте, запрокинув ногу на ногу, держит в руках свой массивный блокнот и черную ручку. Свободная розовая юбка, белоснежная блузка и темные волосы в неаккуратном пучке тоже никак не обличают ее, что автоматически начинает раздражать.

– Доброе утро, Вэлери, – привычный спокойный голос и приветливая улыбка откровенно действуют на нервы.

– Давно не виделись, мисс Одли, – решив, что, если погибать, так до конца, я сажусь на диван рядом с женщиной, заглядывая в слегка удивленные глаза.

– Я должна извиниться за столь ранний визит, – мисс Одли поправляет очки и продолжает оценивающе смотреть на меня, бросая беглые взгляды на истерзанную руку. – Мне следовала бы заранее предупредить тебя и согласовать дату нашей встречи, но должна тебе объяснить…

– Избавьте меня от наигранного спокойствия, мисс Одли. Вы здесь по просьбе моего отца и потому, что уже узнали про это, – я бросая взгляд на мой розовый портфель – тот самый, о котором вчера, после газеты и торжествующего лица рыжеволосой наркоманки, я даже не вспомнила.

– Хорошо, тогда давай начистоту, – взгляд женщины стал серьезнее обычного, она закрыла свой блокнот и сняла очки. – Миссис Хенс рассказала мне о вчерашнем происшествии с… Кэролин, да, с этой девушкой. Сказать по правде, мы очень переживали за тебя и нам жаль, что ты, Вэлери, стала жертвой беспричинной агрессии и узнала все вот так.

– Да уж, по-вашему было бы хорошо, если бы я вообще не узнала о смерти моей сестры, ведь так? – я откинулась на спинку дивана, прикрывая глаза. Терпеть внутреннюю боль скоро станет невыносимо, но до этого я хочу высказать все то, что продолжает копиться во мне со скоростью света.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Вэлери, – да уж, мисс Одли, психологом или психиатром здесь быть необязательно. – Но позволь я расскажу тебе то, на чем основывались мы все, принимая такое…непростое решение.

Открыв глаза, я почувствовала нарастающую тревожность, которую хотелось выбросить в мусорное ведро или смыть в унитаз. Но вместо этого, кивком дав понять, что я вовсе не против утренней сказки, при этом ментально продолжая бороться с паникой, я продолжала вглядываться в полное лицо женщины, сидящей напротив.

– После трагедии с твоей сестрой и временным расстройством матери, доктор Уоллосон опасался, что будет с твоей психикой. Не раз мне приходилось сталкиваться с людьми, чей рассудок находился в шаге от того, что простые люди называют помутнением. Наша психика очень хрупка и порой сорокалетний онколог может сдать позиции, уже не говоря о девочке-подростке, потерявшей любимую сестру. Поверь, Вэлери, весь Стогвурд переживал за жизнь Кесси, многие оказывали материальную поддержку вашей семье, в церкви день и ночь молились за выздоровление девушки. Но мы не властны над смертью, и то, что случилось…

– В этом никто не виноват, понятно, – слушать подобные слова от мисс Одли становилось невыносимым.

Деньги, врачи, церковь – к чему это все сейчас? Если бы она не была психиатром, то я бы наверняка подумала, что она старается оправдать себя и весь Стогвурд в моих глазах. Вот только пустые слова не вернут биение сердца в холодный труп моей сестры, закопанным на городском кладбище. Это и убивало мое самообладание, переворачивая каждую клеточку тела вверх дном.

– Да, это так, – мисс Одли не нашла нужным возражать мне, поэтому продолжила таким же спокойным и размеренным голосом. – Мы потеряли Кесси, и эту огромную утрату невозможно восполнить ничем. Единственное, что нам осталось – помочь начать вашей семье жить заново, несмотря ни на что. Мы пошли по скользкой дорожке, когда многоуважаемый психиатр и мой учитель Джордж Уоллосон предложил твоему отцу скрыть правду на некоторое время, пока твоя психика не будет готова для такого…

– Готова?! – последняя фраза стала последней каплей для меня. Не выдержав, я вскочила с дивана, подавляя головокружение и шум в ушах. – Да вы хоть понимаете, о чем говорите? Как ВООБЩЕ можно быть готовой услышать такое? И как вы посмели скрыть от меня правду о моей родной сестре?! Весь чертов Стогвурд считает меня помешанной! Вы понятия не имеете, какого это, когда заботливые мамаши хватают своих детей за руки и уводят подальше от тебя! Для них я – самый опасный вирус, неизлечимая болезнь, передающаяся воздушно-капельным путем! И после всего этого вы действительно думаете, что все это была мне на благо?! Я два гребанных месяца записывала видео мертвой сестре! Черт, да я даже на могиле ее не была…И что скажет ваш многоуважаемый доктор Уоллосон после такого, а? Что скажете вы на это, мисс Одли?

Хотелось высказать все от и до, начиная с воспоминаний и заканчивая реальным опустошением, близким к смерти. Но сил хватило лишь на малую часть: почувствовал боль в груди и затрудненное дыхание, мне пришлось сесть обратно на диван, ловя ртом воздух. Глаза вновь оказались в царстве мрака, напоминая о пережитых эмоциях и ощущениях день назад. Все повторялось, как в излюбленном сценаристами сюжете о дне сурка, и сейчас я как никогда ощущаю себя заложницей ситуации, в которой мне довелось оказаться. Два месяца я была пленницей собственного разума, и вот теперь, освободившись от одних оков, нашлись другие, более сильные и прочные. И чем дальше я раскапываю обломки прошлой жизни, тем прочнее становится мысль о том, что обратного пути, следовательно, и выхода, нет. К неконтролируемой боли в груди добавился страх. Страх настоящей смерти. Не раз видя в своих кошмарах мертвое тело Кесси, я и не задумывалась, что могла бы умереть вместе с ней. Вместо нее.