– Что ж, Бетти, это очень печально, но не стоит расстраиваться, – достаточно бодро произнесла миссис Хенс, хотя было очевидно, что слова мышонка ее окончательно добили. – Через неделю ты получишь другое задание, так же как и вы все, включая Вэлери. А теперь все свободны, и не забываем о блокнотах.
Новость с заданием и мое имя в конце меня не порадовали. Когда я очнулась от осознания того, что мне предстоит (, все уже начали выходить. Кэролин, последний раз пробежав своими большими глазами зал, развернулась и фыркнула. Бетти, закутавшись шерстяным шарфом, которого я даже не увидела вначале, последовала за ней. Пока Мэтью надевал куртку, мне удалось разглядеть ее получше. На правой стороне груди красовалась заглавная буква В- отличительный знак Восточной школы. Там же был изображен небольшой лев с густой гривой и открытым ртом, словно готовившимся к атаке на несчастную жертву. Куртка, похоже, была новая, и когда парень ее надел, мне показалось, что я уже где-то его встречала.
У входа, как оказалось, меня уже поджидали. Кэролин, увидев меня, быстро бросила недокуренную сигарету и настойчиво толкнула меня к стене. От неожиданности я даже не сопротивлялась..
– Тебе мало в жизни проблем? – впервые со дня нашего знакомства она говорила серьезно: от смазливой улыбочки и нахальных глазок и след простыл. – Или ты хочешь доказать всем тут, принцесса, что ты не такая, как мы?
– И что тебе нужно? – я не хотела смотреть на все это через невидимую призму шутки, поэтому сразу перешла к делу.
– Чтобы ты не пялилась так, будто знаешь обо мне все, сука, – рыжеволосая толкнула меня в плечо, отчего ребрам пришлось несладко. – Ты здесь новенькая, но не думай, твою мать, что ты особенная. Ты в еще большем говне, чем мы все. И твоя дорогая сестренка на самом деле…
– На прошлой неделе я прекрасно видела, в каком ты говне. Поделишься тем порошком? – мысль о том, что эта самовлюбленная девчонка будет хоть что-то говорить про Кесси, заставила меня окунуться в настоящий омут проблем и открыть рот, хотя изначально я вовсе не собиралась раскрывать все свои карты.
Кэролин моментально изменилась в лице. Она не стала пытаться сохранять невозмутимый вид, как на ее месте поступили бы взрослые. Вместо этого ее глаза готовы были вылезти из орбит, а губы чуть дрогнули и начали бесшумно шевелиться. Вскоре шок сменился гневом, я увидела ее четкие скулы и выступившие вены на висках, лоб сморщился, а в глазах играл недобрый огонек . Я поняла, что теперь могу надеяться только на чудо, но ничуть не жалела о сказанном. Какое право она имеет осуждать меня и хоть что-то говорить про мою семью, если сама занимается таким, из-за чего здесь и оказалась.
– Ты ничего не докажешь. Тебе не поверят. Мои руки чисты, сама видела, детка, – взгляд Кэролин снова трансформировался в обычно-нахальный. Она подошла ко мне вплотную так, что пришлось сильнее вжаться в стену, холод и сырость которой я чувствовала даже сквозь одежду.
Только сейчас я смогла разглядеть ее вблизи. Дрожащие руки, не меньше двух слоев тонального крема, чтобы скрыть синяки под глазами и рубцы возле линии рта, слегка смазанная помада и остатки туши под нижними веками – такой она была для всего общества, и такой же она хочет быть всегда. Неизменная тень въелась в нее настолько, что кроме нее почти ничего не осталось.
– Очень умно с твоей стороны, – я тоже попыталась придать своему голосу наигранное спокойствие. – А если доктор начнет проверять твои ноги, то ты сможешь обвинить его в сексуальном домогательстве, таков твой план?!
Эти слова я произнесла с мыслями о неизбежном. И если умирать, так умирать победителем. На самом деле моя теория про ногу была лишь теорией, в которую я до конца не верила. Если бы Кэролин это знала, все произошло по-другому. Но она не знала. И по ее взгляду, который буквально застыл на мне, и тяжелому и частому дыханию я поняла, что второй раз попадаю в точку. Я с удивлением изучала ее и думала, что же будет дальше. Для Кэролин я – принципиальная угроза, а такие люди, как она, сделают все, дабы уничтожить то, что может в скором времени уничтожить их.
– Ты. Даже. Не. Представляешь. Во что. Ввязалась. Мразь, – рыжеволосая нарочито долго и с большими паузами проговаривала эти слова, а последние буквально прошипела. – Если ты хоть кому-то намекнешь своим грязным языком я тебя уничтожу, сука, я просто…
В руке Кэролин появился маленький перочинный нож, лезвие которого плавно приближалось к моему горлу. О развитии дальнейших событий можно будет лишь догадываться. Планы рыжеволосой нарушили плавные шаги, а точнее, ее обладательница. Они принадлежали миссис Хенс. Мы с Кэролин машинально пришли к такому выводу, и в последний раз переглянулись. Когда женщина вышла из здания, нас рядом уже не было. Спохватившись первой, рыжеволосая благополучно перебежала дорогу и залетела в ближайший магазин, попутно пряча нож. А я пошла в сторону своего дома и спряталась в одну из улочек, скрываясь в тени. Через пару минут, поняв, что миссис Хенс явно ушла в другую сторону, я вынырнула в свет фонаря. Идти было тяжело, ноги внезапно стали ватными и отказывались слушаться. Людей на улицах практически не было, в домах, чьи окна мне довелось увидеть, либо укладывали маленьких детей, либо ужинали, либо сидели и смотрели телевизор. Словно на автомате в моей памяти всплыла одна из картин нашего вечернего препровождения, одна из немногих, когда Кесси была с нами. Из других домов, тех, что скрыты за фасадами супермаркетов, аптек и зоомагазинов, была слышна музыка и приглушенные крики. Вечеринки, на которых я ни разу не была и благодаря которым моя сестра становилась все более и более популярной. Эти бесконечные тусовки направлены на полное уничтожение индивидуальности и гордости. Если начать считать, сколько раз я слышала про то, как парень заблевал весь унитаз на втором этаже или старшеклассница прыгнула голой в бассейн, то можно сбиться примерно на цифре сорок.
Подходя к дому, я замечаю, что свет горит везде. Но ни звука телевизора, ни шума микроволновки, которая обычно тарахтит как старая стиральная машина, я так и не услышала. Отец, в темно-зеленом спортивном костюме (наш общий подарок с сестрой на день отца), развалился на диване с закрытыми глазами, все еще держа в руках недопитую бутылку. Я нервно вздрагиваю, к горлу подступает ком, но, собравшись, я тихо закрываю дверь на замок. Так, не спеша и еле слышно, подкрадываюсь к дивану и перехватываю пиво, выливая его в раковину. После всех этих несложных махинаций и выключения света, я наконец дохожу до своей комнаты. Не найдя каких-либо изменений, я ложусь на кровать и закрываю глаза. Аппетита и сна нет, поэтому приходится выкручиваться собственными мыслями и анализом произошедшего. Итак, исходя из сегодняшнего дня, я имею группу неудачников, которым на следующей неделе предстоит выслушать мой максимально интересный рассказ, плюс странное и неизвестное задание, которое мне предстоит выполнить, чтобы снова не попасть в руки мисс Одли, и конечно же рыжеволосую стерву-наркоманку, которая при любом удобном случае готова уничтожить меня. Иронично, что именно в том месте, где мне должны были «помочь», все пытаются сделать обратное.
Еще страннее оказывается мое новое открытие. Вспоминая момент, когда Кэролин достала нож, можно предположить, что нормальные люди при виде его, направленном к горлу, должны испытывать если не вселенский ужас, то хотя бы малую долю страха. У меня же страх рассыпался мелкими крупицами в зеркале моей души, а когда эти частицы вновь собрались, то превратились в единственное, что я ощущаю так часто и так долго – боль. Она затмевает все остальные чувства и эмоции, переходя в водоворот обыденной жизни и постепенно овладевая им. Но при всем этом я рада, что могу ощущать хоть что-то. Я не хочу превратиться в тех, кто меньше часа назад сидел возле меня и рассказывал свои познавательные истории. Миссис Хенс и мисс Одли несправедливо причисляют меня к ним, но, чтобы доказать всем, что я справлюсь, я буду держаться. Только сейчас я осознала, как глупо и бессмысленно было ставить своей целью донести до них правду о Кесси. Разные миры никогда не соприкоснуться. Я сохраню свою веру до приезда Кесси, пусть даже ценой насмешек и издевательств. В конце концов, это – жизнь, и глупо думать, что одним прекрасным днем она не прольет на тебя всю гниль своих мрачных закоулков.
