Через минуту капитан Сток был оповещен о новом таинственном пассажире, а еще через минуту капитан стоял перед неизвестным пассажиром и коротко спрашивал:
– Вы колдун, сэр?
Неизвестный пассажир вежливо ответил, что он не имеет чести состоять в этом почтенном сословии.
– Так не по радио же телеграфу вы прибыли сюда, – взревел капитан Сток. И он упомянул при этом, что это совершенно невозможный случай, тысяча чертей и две с половиной тысячи ведьм.
Неизвестный пассажир ответил безукоризненно вежливо, что, по его личному мнению, нет ничего невозможного в мире, в особенности в наш век сильно развитой техники.
Капитан Сток, оцепенев от ярости, глядел на неизвестного пассажира. Его трубка задымилась бурно, и все предвещало наступление бешеного шторма. Однако шторм не наступил.
Неизвестный пассажир сказал:
– Будьте добры, капитан, проводите меня к мистеру Хорлэю, я объясню, в чем дело…
Бессильный от ярости капитан повиновался. И неизвестный пассажир очутился перед мистером Хорлэем. Он вежливо снял шляпу, достал из дорожной сумки блокнот и спросил онемевшего от изумления миллиардера:
– Ваше мнение, сэр, о конечной цели поездки этой очаровательной яхты?
– Кто вы такой, черт возьми? – спросил изумленно мистер Хорлэй, выдвигая нижнюю челюсть.
Неизвестный джентльмен улыбнулся:
– К вашим услугам мистер Хорлэй. Гарри Стоун, король репортажа, сотрудник самой распространенной в Нью-Йорке газеты.
Рты капитана и мистера Хорлэя являли поразительное зрелище: они были раскрыты и зияли, как две пещеры. В одной из этих пещер, Хорлэевской, сверкали три золотых зуба.
– Как вы попали сюда?! – заревел взбешенный миллиардер.
Капитан Сток повторил, как эхо:
– Как вы попали сюда?
Гарри Стоун сказал вежливо и скромно:
– Редакционная тайна, джентльмены. Смею спросить: как ваше мнение относительно последнего рекорда боксера Кимэля?
Капитан и миллиардер, выпучив глаза, смотрели друг на друга. Гарри Стоун выждал с минуту и сказал так же учтиво:
– Вы разрешите мне, джентльмены, пройти к радиотелеграфу, чтобы передать последнее известие – мнение мистера Хорлэя о рекорде боксера Кимлэя?
Он вежливо приподнял шляпу и отправился к радиотелеграфу, никого не спрашивая о дороге: Гарри Стоун ориентировался на судне так, как будто он прожил на нем с самого детства.
Через минуту он уже диктовал телеграфисту:
– Последние известия. На палубе «Акулы» миллиардер Хорлэй рассуждает о последнем рекорде боксера Кимлэя. Куда едет Хорлэй? Таинственная поездка! Капитан и его судно! Мраморные ванны на яхте миллиардера! Кто лучше обставил яхту: Хорлэй и Астор? Как проводят время миллиардеры на яхте во время таинственной морской прогулки? Читайте заметки нашего собственного корреспондента.
Со сдвинутой на затылок шляпой, с упоенным лицом Гарри Стоун работал во славу прессы в радиотелеграфной комнате яхты «Акула».
Глава 12. В трюме и над ним в салон-каюте
Осмотревшись внимательно вокруг, исследовав ящики и бочки с провиантом, Кэлли сказал:
– Хэллтон, едой мы обеспечены, но…
Они посмотрели друг на друга, Хеллтон махнул рукой, Кэлли улыбнулся.
– Ладно, – сказал он, – я пойду на разведку. Трюм велик, надо осмотреться.
Он поднялся с ящика и широкоплечий, коренастый, твердо шагая, исчез в полумраке.
Хеллтон остался один. Он что-то замурлыкал себе под нос, прислушался к мерному ходу корабля – быстроходной «Акулы», и открыл табакерку. Табаку было немного. Хеллтон набил трубку, с наслаждением затянулся и сказал вполголоса:
– Не догадался захватить табак. Скверно! Алло, Хорлэй, как бы у вас там, наверху, раздобыть немного кэпстена, а?
Он опять замурлыкал под нос любимую песенку:
Ай, дубль, ай, дубль, ай, дубль, ю,
Как бы наполнить мне трубку свою.
Алло, товарищ, мне кэпстона дай,
С кэпстоном легче…
Он оборвал, потому что из полумрака появился Кэлли и, широко улыбаясь, протянул коробку с табаком:
– Запаслись, черти, чем угодно! Конденсированного молока около десяти ящиков, шоколада – пять с половиной, я подозреваю, что этот самый репортер Стоун успел опорожнить пол-ящика.
Он сел и посмотрел, как обрадованно Хэллтон сунул табак в карман.
Потом сказал:
– Ладно. Здесь, на этой «Акуле», недурно все оборудовано. Гараж великолепный. Три машины.
Хэллтон встрепенулся:
– Какие?
– Один «роллс-ройс», шестиместный, и два «хорлэй-дэвидсона». Акула Хорлэй везет свои машины больше для рекламы, сам он ездит на «роллс-ройсе».
– Сколько шоферов?
– Два и два механика.
– Где они помещаются?
– Наверху. А что?
– Кэлли, мы ведь с тобой неплохо сами управляем машинами, а?
Кэлли ухмыльнулся и мотнул головой.
Хеллтон подумал и сказал:
– Ладно! Там подумаем. Надо все-таки было бы узнать, куда они направляются на этой самой «Акуле».
Кэлли пожал широкими крепкими плечами:
– Вечером узнаю. Я устроил себе небольшой проспект вверх, он, конечно, уже Бродвэя, но для меня достаточно. Прямо над нами…
– Ну…
– Салон самого Хорлэя. Вечером проберусь в гости к нему.
Они молчали. В этот момент тяжелая дверь, которой запирали трюм, заскрипела.
– Лезь в ящик, – быстро сказал Кэлли.
Через мгновение, когда в трюм вошел боцман с тремя матросами, там никого не было, только молчаливо чернели ящики с сухарями, конденсированным молоком, шоколадом и прочими припасами.
Боцман сплюнул:
– Что этому старому дьяволу все мерещатся безбилетные пассажиры? Жалко ему, что ли. Никого нет!
– И не было, боцман. Давай покурим.
Боцман посмотрел на матроса:
– Ты мне должен говорить «мистер боцман», я твое начальство.
– Ладно, мистер боцман, давай закурим.
Они закурили маленькие прокопченные трубки и уселись на ящиках.
– Уильстон, – сказал боцман, – куда мы, собственно, мчимся на этой дьявольской яхте?
– Говорят, что…
– Дураки те, кто говорят. Я кое-что знаю, но…
– Но что?
– Но ничего не скажу.
– Ладно. Боцман, здесь есть ящик с виски. И очень недурным виски. Закон о трезвости, «сухой билль», хе-хе, их не касается, этих дьяволов.
Боцман невольно прищелкнул языком, но спохватился и сказал:
– Мне нельзя пить с тобой, Уильстон, я твое начальство, тысяча чертей…
Уильстон прищурил правый глаз.
– Да ведь никто не видит, боцман. И чем больше мы здесь пробудем, тем лучше, значит, искали безбилетных пассажиров. Правда, ребята?
Два другие матроса подтвердили:
– Сущая правда, мистер боцман.
Боцман повернул к ним свое багровое лицо с фиолетовым носом:
– Это настоящая бестия, этот Уильстон, хо-хо. Не успеешь опомниться, а он уже уговорил. Тебе надо было бы быть адвокатом. Уильстон, хо-хо.
Уильстон сказал, подмигивая:
– Я и сам так думал. Да не пустили. Ты, говорят, Уильстон мало пьешь виски, а настоящие джентльмены из суда, те никогда не просыхают.
Матросы покатились со смеху. Боцман, багровея и задыхаясь, сказал:
– Настоящая бестия, будь я проклят!
Через минуту послышалось два звука: один от выскочившей пробки, другой шел из горла боцмана и не оставлял сомнения в том, что бутылка быстро опустела.
В этот момент послышался третий звук, боцман оторвался от бутылки и спросил:
– Это ты чихнул, Уильстон?
– Нет!
– Это вы, ребята?
– Нет!
– Сто дьяволов с одним прихвостнем… Кто здесь чихает?
На честный вопрос боцмана никто не ответил, и четыре бутылки снова забулькали, опрокидывая в четыре горла живительную влагу.
Эти четыре бутылки опорожнились и были заменены ее четырьмя. Вторые четыре опустели так, как будто никогда не были полными, и снова были заменены новыми. Осоловевшие глаз боцмана прищурились от удовольствия, нос стал еще более темным, жидкость громко булькала в почтенном боцманском горле.
