Литмир - Электронная Библиотека

Я просто надеюсь, что это было правильно.

Глубоко вздохнув, открываю ей глаза.

– Окей. Теперь ты можешь посмотреть.

Несмотря на то, что я потратил на это всю ночь и большую часть дня, работа вышла неприглядной. Могилы неглубокие, холмики грязные, а кресты сделаны из палок, скрепленных травой, но, по крайней мере, я вытащил эту мерзость из ее дома и закопал в землю, где ей самое место.

Я прикусываю нижнюю губу и смотрю, как Рейн открывает глаза. После всего что девочке пришлось пережить, мне меньше всего хочется причинить ей еще боли, но, когда она закрывает рот и нос руками и смотрит на меня, я вижу в ее больших голубых глазах не слезы боли. Это слезы благодарности.

Я притягиваю ее к себе, чувствуя абсолютно то же самое – она здесь, и с ней все в порядке. Даже если она будет со мной еще несколько часов или даже минут, каждая секунда кажется мне ответом на молитву – первую за всю мою жизнь.

Молитва. Это напоминает мне…

– Ты хочешь что-нибудь сказать? – спрашиваю я, целуя ее в макушку.

Она кивает, прильнув к моей груди и поднимает на меня остекленевшие глаза.

– Спасибо, – говорит она, и искренность в ее голосе режет меня на куски. – Не... Я не могу поверить, что ты все это сделал. Для меня.

Улыбаюсь и большим пальцем смахиваю слезу с ее щеки.

– Начинаю понимать, что есть мало чего, что я бы не сделал для тебя.

Это заставляет Рейн тоже улыбнутся.

– Например?

– Чего бы я не сделал для тебя?

Она кивает, и озорной огонек возвращается в ее грустные красные глаза.

– Даже не знаю... не стал бы мочиться на Тома Хэнкса, если он был бы в огне?

Из Рейн вылетает смешок с влажным звуком, и она прикрывает сопливый носик локтем, хихикая. Это самая милая вещь, которую я когда-либо видел.

Наблюдая за ней, стараюсь запомнить каждый звук, каждую веснушку, каждую ресничку. Знаю, что это глупо. Знаю, что не могу взять с собой эти воспоминания так же, как не могу взять ее, но я все равно держусь.

Если она нужна всадникам, им придется вырвать ее из моих холодных, мертвых рук.

Когда ее смех затихает, я указываю подбородком на могилы.

– Я имел в виду, есть ли что-нибудь, что ты хочешь сказать им?

– О, – лицо Рейн мрачнеет, когда она поворачивается, чтобы снова взглянуть на два холмика земли, – нет, – говорит она с разбитым сердцем, но все еще с надеждой на лице. – Я скажу им лично, когда увижу их снова.

Я киваю, надеясь, что это случится позже, а не раньше.

– Итак, что же нам теперь делать? – Рейн шмыгает носом, оглядываясь по сторонам. – Каков новый план?

– Мой единственный план – сидеть в том домике на дереве, – я указываю в сторону деревянной коробки в нескольких ярдах от меня, – смотреть, как садится солнце с этой супер-горячей девушкой, которую я похитил несколько дней назад, а затем, возможно, приготовить ей ужин. Я видел, что в этом месте есть спагетти и блинный сироп.

Рейн сдвигает свои тонкие темные брови:

– Ты хочешь сказать, что ты просто... сдаешься?

– Нет, – говорю я, беря ее за руку и ведя к нашему домику, подальше от этого гребаного дома ужасов. – У меня просто поменялись приоритеты, вот и все.

– Что ты можешь предпочесть выживанию? – спросила Рейн, оказавшись на одном уровне со мной, когда поднялась на первую ступеньку лестницы в домик на дереве.

– Жить, – улыбаюсь.

Затем я наклоняюсь вперед и целую свою девушку, пока еще могу.

ГЛАВА

XXV

Рейн

«Жить».

В тот момент, когда губы Уэса касаются моих, я понимаю, что он имеет в виду. Все эти смерти – прошлые и будущие – исчезают, и остается только он – мое живое, дышащее настоящее.

Меня переполняет любовь к нему. Я люблю его за то, что он вернулся за мной. Я люблю его за то, что он спас мне жизнь, хотя у меня осталось всего несколько часов. Я люблю его за то, что он сделал для моих родителей, я же была слишком слаба для этого.

– Я люблю тебя, – шепчу ему в губы, нуждаясь в том, чтобы сказать это вслух. Нуждаясь, чтобы он услышал меня.

Уэс сначала не отвечает. Он просто закрывает глаза и прижимается своим лбом к моему. Все, что он собирается сказать, кажется мне важным, поэтому я задерживаю дыхание, когда он делает один глубокий вдох, достаточный для двоих.

– В тот момент, когда я увидел тебя – понял, что мне конец, – его голос хриплый и низкий. – Я знал это, когда использовал свою последнюю пулю, чтобы вытащить тебя из «Бургер-Пэлас», вместо того чтобы сохранить ее. Я знал это, когда проделал тот дурацкий трюк с собаками, вместо того чтобы оставить тебя в «Хаккаби Фудз». Я знал это, когда в меня стреляли из-за тебя, когда у меня спустило колесо по твоей вине, и когда вернулся в горящее здание, чтобы найти твою задницу. Все это время я думал, что ты отвлекаешь меня от моей миссии, но только когда ты ушла, я понял, что ты была моей миссией.

Уэс открывает глаза, и его зрачки впиваются в меня.

– Мне кажется, я оказался здесь, чтобы найти тебя, Рейн. Просто жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы понять это.

– Не извиняйся, – шепчу я сквозь комок в горле. – Прости. Похоже, я была настоящей занозой в заднице.

Уэс смеется и эта картина настолько прекрасна, что мне кажется, будто я смотрю на солнце. Мысленно фотографирую его таким, каким он выглядит сейчас, – подсвечиваемый сзади оранжевым небом, с улыбкой полумесяцем и белыми сверкающими зубами, и прядью каштановых волос, задевающей его идеальную скулу. Я хочу запомнить этот момент навсегда.

Даже если вечность – это только до конца дня.

– Я чертовски люблю тебя, – говорит он с идеальной улыбкой, перед тем как она сталкивается с моей.

Я отпустила лестницу и обвила руками шею Уэса, зная, без тени сомнения, что он не позволит мне упасть. Чего я не ожидаю, так это того, что он схватит меня сзади за бедра и обернет мои ноги вокруг своей талии. Вполне естественно, что я больше не цепляюсь за землю, потому что именно так я чувствую себя, когда бы не целовала Уэса – поддерживаемая, защищенная, отвлеченная от своих проблем.

Его язык и зубы не нежны, когда они берут то, что хотят, и его тело тоже, когда оно прижимает меня к лестнице. Отчаяние подпитывает нас, когда мы кусаемся и сосемся, толкаемся и тянемся друг к другу. Мы так много потратили времени, чтобы наверстать упущенное, и так мало его осталось в запасе. 23 апреля подходит к концу и каждый удар сердца – это еще одна секунда, которую я потратила впустую, не занимаясь любовью с этим мужчиной.

Я сцепляю лодыжки за спиной Уэса, когда он хватается за лестницу. Зажмурившись, крепко держусь за него, в то время как он начинает подниматься, не прерывая наш поцелуй. Как только Уэс оказывается внутри, мы превращаемся в расплывчатое пятно из рук, молний, рубашек и кожи.

Я поднимаю свою задницу с фанерного пола, пока Уэс стягивает с меня штаны и трусики. Затем раздвигаю колени для него, пока он сбрасывает джинсы. Когда парень перелезает через меня, тянусь к нему, отчаянно желая, чтобы он заполнил меня – чтобы я снова стала целой, но Уэс замирает и внимательно смотрит на меня.

– Что? – спрашиваю, протягивая руку, чтобы погладить его заросшую щетиной щеку.

Две глубокие морщины пролегли между его темными бровями. Я чувствую, что мой лоб тоже морщится подобным образом.

– Ничего. Я просто... хотел посмотреть на тебя...

«В последний раз», – сказала мне его грустная улыбка.

Я не хочу видеть этот взгляд и целую его, чтобы прогнать грусть; поднимаю бедра, чтобы впустить его.

Но что-то происходит, как только мы с Уэсом соединяемся. Все то время, которое, казалось, ускользает… оно не просто замедляется, оно – останавливается? Мы вдыхаем. Мы выдыхаем. Мы целуемся. Мы сливаемся воедино. И когда мы наконец начинаем двигаться снова, это происходит со скоростью тающего мороженого.

37
{"b":"694789","o":1}