Грохот.

Звук бьющегося стекла в коридоре нарушает наше молчание. Мы с Рейн замираем, наши взгляды встречаются, когда хор смешков и ругательств эхом разносится по дому.

– Видишь? Я же говорила, что они уехали.

– Черт. Я очень надеялась, что успею трахнуть Картера Реншоу перед смертью, – второй женский голос.

– Как и все мы, дорогая, – парень.

Их смех наполняет дом, когда краска отливает от лица Рейн.

– Ты их знаешь? – шепчу я.

Рейн просто кивает и прикрывает рот рукавом.

– Я не знаю, какого черта он тратил все свое время на Рейнбоу Уильямс, – то, как эта сука произносит ее имя, заставляет меня желать, чтобы она была парнем, и я мог пойти туда и разбить ей лицо.

– Ох... потому что она роскошная, – отвечает парень, слегка шепелявя.

Я и ему хочу врезать по физиономии.

– Наверное, если тебе нравятся такие пай-девочки, типа маленькой мисс Совершенство. Но Картер был капитаном баскетбольной команды. Он должен был встречаться с чирлидершей.

Глаза Рейн опускаются к полу, и я прихожу в ярость.

– О, с такой, как ты? – замечает другая девушка.

– Ну а как иначе?

Я слышу, как открываются и закрываются дверцы шкафов, а троица продолжает свои мерзкие разговоры на кухне. Дверь в спальню распахнута настежь. В доме нет других звуков, поэтому мы все равно слышим их отчетливо. Слишком отчетливо.

– Ну, я целовалась с ним в выпускном классе, так что, возможно, у него просто был пунктик на блондинках.

Широко раскрытые глаза Рейн на миг встретились с моими. В них шок.

– О боже, маленькая потаскушка! – чирлидерша заржала. – Не могу поверить, что ты никогда мне не говорила!

– Серьезно? К понедельнику ты бы рассказала об этом всей школе, а ко вторнику Рейнбоу, скорее всего, покончила бы с собой.

– Фу, ты совершенно права.

Я смотрю, как Рейн съеживается, исчезая в своей фланелевой рубашке, пока не остается только покрасневшее лицо.

– Без шуток. После того, как мы поцеловались, Картер на самом деле сказал мне, что хочет порвать с ней, но боялся, что это заставит ее переступить через край. Она всегда казалась такой подавленной, понимаешь?

– Оу, я знаю. А потом она покрасила волосы в черный цвет и стала носить эту ужасную толстовку. Я хотела сказать: «Девочка, я знаю, конец света и все такое, но ты встречаешься с Картером Реншоу. Сделай мелирование и встряхнись нахуй».

Мое раздражение усиливается при упоминании толстовки этого ублюдка, но уходит, как только я понимаю, что Рейн сегодня ее не надела. На самом деле она не надела ничего из его одежды, в которой была прошлой ночью.

– Не знаю, – подключается парень, – я думаю, что Картеру лучше было бы тайно встречаться с одной всем вам известной пушистой королевой из драмкружка. Разве это не было бы скандально?

Я протягиваю руку и сжимаю бедро Рейн.

– Ты хочешь, чтобы я их убил? – шепчу я, лишь отчасти шутя.

Уголок губ Рейн приподнимается в бестолковой улыбке, но выражение ее лица – сто процентов, как у побитого щенка.

Присев на корточки, я смотрю ей прямо в глаза и шепчу:

– Эй, какая у тебя задача?

Другой уголок ее рта тоже изгибается.

– Говорить: «Пошли они на хуй» и все равно выживать?

Я ухмыляюсь своей звездной ученице, чувствуя, как меня распирает от гордости.

– Очень хорошо, мисс Уильямс, – шепчу я. – Очень…

– О боже, ребята! Корн-доги!

– Ну вот и все. Эти ублюдки умрут.

Когда я вытаскиваю 9-миллиметровый пистолет из кобуры, по спине у меня пробегает холодок от желания пристрелить их там, где они стоят. Проверяю обойму и считаю количество оставшихся патронов – вернее, оставшегося.

– Твою мать, – шиплю я, вставляя обойму обратно.

Рейн шикает на меня и прикладывает палец к губам.

Я вздыхаю и шепчу плохие новости:

– У меня осталась только одна пуля. Тебе придется выбрать кого-то одного, которого ты ненавидишь больше всего.

Рейн хихикает в рукава, и от этого зрелища мое сердце колотится в груди, как кулак гребаной гориллы. Она совсем не похожа на ту девушку, которую описывали эти сучки. Она сильная, жизнерадостная, милая и, – к счастью для одного из них – всепрощающая.

– Я не хочу, чтобы ты их убивал, – признается она, глядя на меня из-под естественно черных ресниц, и робкая улыбка растягивается на ее лице.

– Почему нет?

– Потому что они только что заставили меня чувствовать себя намного лучше.

Либо та таблетка подействовала быстрее, чем я ожидал, либо она наконец пришла в себя.

– Ты чувствуешь себя лучше? После того, как услышала это? Я указываю пистолетом в сторону пустого коридора.

Рейн кивает, поглощая меня целиком своими расширяющимися зрачками.

– Если Картер обманул меня, значит, я больше не должна ощущать себя виноватой. Из-за… – ее глаза опускаются в пол, когда она пожимает плечами, но, когда они снова находят мои – в них решительность, – нас.

Нас. Убейте меня.

У меня не существует «нас»! Я хочу съязвить в ответ, но слова замирают у меня во рту, когда понимаю, что они больше не верны. Когда смотрю в это прекрасное, полное надежды, испуганное лицо – вижу в нем то, чего всегда хотел.

Нас.

Из кухни мы слышим, как хлопает дверца микроволновки, и тарелка с глухим стуком опускается на столешницу.

– Черт возьми! Я забыла, что электричество отключено!

Из Рейн вырывается фырканье, прежде чем закрываю ей рот ладонью, в то же время смех душит меня самого. Мы падаем на ковер, и я протягиваю руку, чтобы прикрыть дверь, надеясь, что это заглушит некоторые звуки, которые мы издаем.

– Похоже, этим придуркам все-таки не удастся съесть твоих кукурузных собачек, – шепчу я, задевая губами ее ушко.

– Ш-ш-ш-ш, – хихикает Рейн, хотя именно она производит весь этот чертов шум. Ее тело сотрясается подо мной от сдерживаемого смеха, когда я прижимаюсь губами к ее шепчущему рту.

Смутно улавливаю звуки криков, визга и топота на кухне, но я так занят, наслаждаясь пиршеством на радуге, что не обращаю на них внимание.

Рейн сегодня пахнет по-другому, как фруктовый шампунь вместо сахарного печенья, но ощущения от ее запаха те же. Ее мягкие, округлые формы послушно ложатся в мои ладони, и выравниваются под моими твердыми плоскостями, но ее маленький язычок – дразнит и распаляет. Он манит меня глубже, чтобы совсем утонуть в поцелуе, когда ее губы скользят туда-сюда по моему языку.

Слабые стоны с придыханием, которые она издает, когда ее бедра поднимаются, чтобы встретиться с моими, – самые сексуальные звуки, которые я когда-либо слышал, и ее вид подо мной – глаза закрыты, спина выгнута, губы приоткрыты – мог бы быть лучше только, если бы она была обнажена.

– Уэс…

Одно это слово, произнесенное шепотом – и я готов сорвать пуговицы с ее гребаной рубашки. Приподнимаюсь на локтях, чтобы сделать это, когда ее глаза широко распахиваются в испуге.

– Уэс, ты чувствуешь дым?

Я сажусь и вдыхаю, тут же начинаю кашлять, поскольку мои легкие отвергают смог, ползущий из коридора.

– Черт возьми!

Я хватаю Рейн за руки и рывком поднимаю ее на ноги, но мы оба начинаем кашлять, как только выпрямляемся. Дым здесь намного плотнее и воздух горячее. Он режет мне глаза и жжет ноздри, когда я пытаюсь вдохнуть кислород.

– Вниз! – приказываю я. Тяну Рейн к полу и падаю на колени. Подползая к двери, я смотрю в коридор и прислушиваюсь – нет ли там признаков жизни, но все, что слышу, – это звуки разрушения, доносящиеся из кухни.

Рейн следует за мной, когда мы направляемся в гостиную, которая выглядит так, будто в ней поселилась вращающаяся черная грозовая туча. Такой сильный грохот рассекает сгустившийся воздух, что кажется, будто гора посуды падает с кузова пикапа. Я игнорирую его, когда мы выходим из коридора – мой взгляд направлен к ближайшему выходу. Поворачиваю налево и направляюсь к входной двери, стараясь избегать битого стекла, которое эти маленькие говнюки оставили за собой повсюду. Когда я дотягиваюсь до ручки и открываю дверь, то делаю два глотка влажного воздуха, прежде чем повернуться и помочь Рейн обойти стекло.