– Ясно, кому-то надоело быть душкой, – девушка вновь была спокойна и этим снова разожгла желание в стареющем герое-мошеннике.
– Ты уверена, что искать нужно именно там? – Луис подергал ручку двери, но она, разумеется, не поддалась.
– Абсолютно, но даже, если он и найдет ключ, едва ли я стану показывать тайник с картиной при нем.
– Айелет, мы не будем ждать этого идиота. У нас есть теперь необходимое время на старый добрый взлом.
– Ты шутишь? Моей шпилькой для волос или изогнутой проволокой из твоего ремня? – она закатила глаза.
– Проще, отмычкой из моего кармана, – Луис достал небольшой комплект отмычек в кожаном футляре.
– Ты меня удивил, – сказала Айелет, разглядывая инструменты вора.
Потратив на взлом пару минут, Луис Гальярдо с триумфом распахнул заветные двери, и вот настал момент, которого они так долго ждали.
Это и вправду был большой и темный кабинет с массивным столом в углу и многочисленными стеллажами на стенах. Тяжелые портьеры были задернуты, а еще здесь пахло пылью, которая словно снег оседала повсюду, потревоженная порывом воздуха из коридора.
– Он проводил здесь львиную доли своего свободного времени, – сказала Айелет, подойдя к столу, – это и кабинет, и библиотека. А вот здесь, – она указала рукой на середину комнаты, – вот здесь мы с мамой раздавили стеклянный столик, украсивший меня.
– Мне жаль, – только и смог сказать Луис, понимая, что того требует ситуация.
– Спасибо. Вот видишь картины? Все это подлинники, купленные моим отцом. Не такие дорогие, но весьма приличные.
Помпезные картинные рамы с различными пейзажами оживляли это помещение, создавая рабочий уют. Гальярдо и сам любил подобные дорогие картинки, однако в его доме не было замкóв, которые возможно открыть простой отмычкой, а здесь же понятия безопасности ограничивались классикой средних веков.
– Давай поскорее закончим с этим. Наш приятель может вот-вот вернуться, – сказал Луис, оглядываясь назад.
Айелет подошла к столу и хлопнула ладонью по краю. Раздался щелчок, и один из стеллажей поехал чуть назад и вверх.
– Мило, тайник на все времена, – равнодушно проговорил Гальярдо.
– А я думала, что тебя впечатлит этот фокус, но это еще не все, – Айелет прошла в открывшуюся нишу, и Луис, следующий следом, увидел большую сейфовою дверь серого цвета. На ней был кодовый замок – электроника посреди готических мотивов.
– Смею надеяться, что код ты знаешь? – сейчас Луис действительно был удивлен, ведь он предполагал, что первой потайной дверью все и ограничится.
– Знаю. Но… погоди. Дай мне минуту, – Айелет закрыла глаза, будто погрузившись в себя.
Через мгновения она взяла себя в руки и быстро нажала несколько клавиш, отчего дверь с легким шипением отъехала в сторону.
Говорят, строить планы – смешить бога. Через пару шагов возможно все, и любой толчок способен перечеркнуть вашу жизнь, а цели потеряют смысл. Однако сейчас, в момент, когда Луис был так близок к мечте, правда не к той, что ждала его впереди, но к единственной, что сопровождала его все это время, случилось такое, чего просчитывающий каждый шаг Гальярдо никак не ожидал.
Проход в сокровищницу был открыт, но из темноты донесся страшный запах. Так пахнет плоть. Разлагающаяся гримаса смерти на балу у сатаны во всей своей красе. Айелет отпрянула, и у нее начались рвотные позывы, а Луис, зажав рукой нос, продолжил двигаться вперед.
В помещении зажегся яркий свет, скорее всего сработал датчик движения, и перед героями предстало кошмарное зрелище.
Хранилищем была небольшая, размером с контейнер комната, ярко освещенная. Повсюду разбросанные бумаги, разбитая посуда, а вдоль стен шкафчики с различными предметами искусства: картины, вазы, кубки и даже статуи. Но в дальнем конце, прислонившись к стене, лежал мужчина, вернее то, что от него осталось. Судя по всему, он пробыл здесь очень долгое время, запертый узник, погибший голодной смертью.
Луис обернулся на Айелет и прочитал нескрываемый ужас на ее лице.
– Это… это он, мой отец, – прошептала она, осев на пол, и слезы побежали по ее щекам. Гальярдо опустился рядом и прижал ее к себе.
– Все будет хорошо, мы его нашли… мы о нем позаботимся, – приговаривал Луис.
Что еще он мог сказать ей в утешение? Какие слова могли вернуть Айелет трезвость ума сейчас, когда они стояли посреди запретной комнаты с трупом родного ей человека, пропавшего совсем недавно.
– Боже мой. И как я ей скажу… маме! Она никогда меня не простит… не поймет. Я была не готова, Луис. Я была не готова, – прошептала женщина Гальярдо на ухо, указывая дрожащей рукой на тело.
Гальярдо повернул голову и только тогда заметил, что погибший Адам Скаат сжимает в руке жемчужное ожерелье – порванное и рассыпанное частично по всему полу хранилища. Эта проклятая семейная ценность заставила дочь потерять отца в последний раз.
Глава V
Стремление стать кем-то великим, пожалуй, самый главный враг многих из нас. Желание достигнуть недосягаемого «как в кино», заставляет людей неумело подражать друг другу, теряя крохи жизненных побед на бесконечных ошибках. Мы мечтаем о лучшей судьбе, а иногда сожалеем о том, что не родились в другой, сказочной обстановке, лишенные права это изменить. Людям сложно утолить природную алчность и невозможно усмирить внутренних демонов, которые дремлют, но просыпаясь, доводят их до черты. За рубежом дозволенного постепенно исчезает человечность.
Мы смеем называться героями, в то время как тьма с каждым днем все соблазнительней, а добро не что иное, как миф, красивая легенда и воодушевляющая библейская сказка о людях с чистой совестью. Но они все-таки существуют. Однако никто не знает, где их найти. Да и не ищет, скорее всего. Реальны же сейчас лишь перешедшие черту пожиратели душ. Они верят, что станут другими, изменят свою жизнь и этот мир, искоренят собственную природу и забудут все о происхождении самих себя.
Мальчик, так рано потерявший мать и слишком неуверенный в себе, всегда побаивался отца – сурового и молчаливого человека, лишенного отеческого тепла и излучавшего ауру уныния. Он заставлял сына безукоризненно следовать правилам во избежание наказаний, которых ребенок не заслуживал. Но отнюдь не физическая расправа пугала мальчика. Его страшил упрек, разочарование в глазах последнего близкого человека. Этот мальчик заслуживал поцелуя на ночь, подарка без повода и самое главное – любви, явной и сильной. Но отец был строг, а семейные правила являлись единственной заботой в доме, где совсем недавно протекала нормальная жизнь, когда ничто человеческое было не чуждо.
Иногда, по ночам, маленький страдалец лежал на кровати и мечтал о великом будущем, которое его ожидает, представлял себя лидером, возвышающимся над людьми и командующим ими. Он мог бы исполнять их желания, а они тянулись бы к нему и нуждались, как ни в ком другом, делясь любовью, которой всегда так не хватало жаркому миру.
Ему часто снилась другая, полноценная семья, для которой он был важным звеном и центром вселенной, и, просыпаясь, со стоном сознавал, что всего увиденного никогда не случится. Этому мальчику, по имени Элой, приходилось нелегко. Всегда и везде.
Он жалел отца, старался его понять, но ненавидел при этом за слабость и нежелание вырваться из плена собственного горя, которое изменило и сломило его дух. Долгое время они жили словно на необитаемом острове, в вакууме, в безликой пустоте, лишенной смысла. Их связывало столь многое и до бесконечности ничего. А через много лет Элой покинул родной дом, став художником – творцом прекрасных миров, ничего не значащих ни для кого, кроме самого автора. Но будущее, о котором он мечтал в детстве, наступило быстрее, чем мог мечтать некогда слабый и потерянный ребенок, вознеся его так высоко, как только возможно. Он рисовал души, вырывая их из тел, являя миру обнаженный и правдивый образ человека, каким его никто не смог бы увидеть самостоятельно. Такое опасное ремесло, совершенствующееся от портрета к портрету, загоняло во тьму былые рассуждения Элоя о белом холсте, которому больше не было места в доме полного мрачного вдохновения.