– На самом деле я уже собирался уходить.
Не дождавшись приглашения, она села напротив и, подперев рукой голову, посмотрела на него.
– Ты все слышал, не так ли? И как тебе этот спектакль? Правда я была на высоте? – она говорила так, будто они давно знакомы, как заговорщики, подводящие итоги произошедшего. Но Элой не придал этому значения, ведь он только что заметил на шее женщины шрам, такой же, как и на портрете. Его пробила дрожь.
«Как?? Как это вышло?!»
– Ты же вроде не немой? Ответь же, ну! – в глазах, подведенных черным карандашом, вспыхнули огоньки.
«Воображение, остановись, умоляю»
Очевидно, эта женщина привыкла получать от жизни все, даже ответы у незнакомцев.
– Меня не касаются чужие скандалы. Ну да, я все слышал. Даже и то, чего не должен был. Простите за это.
– Ну-ну. Ты думаешь, я сержусь? Не переживай, я люблю делать это при свидетелях. И не только это.
Возникший рядом с Айелет официант слышал каждое слово. Он едва слышно усмехнулся, но, внезапно оступившись, едва не расплескал заказанный напиток янтарного цвета. К счастью, обошлось.
– Не нервничай, тебя в свидетели уж точно не возьму. Не в моем вкусе, – подмигнула она смущенному парню, который поспешил исчезнуть.
– Не думаю, что его бы это заинтересовало. Диего-то гей, – рассеяно проговорил Кальво, глядя ему вслед.
– А ты? – сделав грустные глаза, Айелет надула губки.
– А мне пора, – Элой схватил свою сумку и потянулся за блокнотом, мечтая унести с собой то, что так поразило и даже слегка напугало своего создателя.
– Постой! – она попыталась схватить его за руку, но промахнулась и, задев чашку кофе, разлила его на рисунки.
– Мои эскизы! – воскликнул Элой, спешно убирая блокнот со стола.
Ему повезло. Пострадала лишь обложка. Портрет был цел.
– Тебе не кажется, что вечер перестал быть интересным? – сказала Айелет, глядя, как Элой промокает разлитый кофе салфеткой.
– Он перестал им быть с момента вашего визита сюда, – одной салфетки было явно мало.
– Ну вот, еще один грубиян, – протянула она и взяла пострадавший блокнот, стряхнув с него остатки бурых кофейных пятен.
– Рисунки, значит, можно взглянуть?
– Вас ведь это не остановит, – Элою захотелось поскорее закончить знакомство, и будь, что будет.
– Остановит, если рисунки – дрянь.
В блокноте Элоя, помимо портрета Айелет, были и другие работы, все они были неоригинальны и однообразны, как скучная незаконченная книга, полная ненужных деталей. Однако, эта женщина явно была не в состоянии отличить хороший рисунок от плохого. Такие люди видели лишь достоверно переданное изображение на бумаге и восхищались талантом автора. Элой ожидал, что ей наскучит просмотр тривиальных эскизов, и она не доберется до сути. Но он недооценивал ее упрямства. Айелет разглядывала наброски так, словно ничего интереснее в жизни не видела. Не комментируя, но взглядом давая понять, что удовлетворена. Настал черед незаконченного фонаря. Казалось бы, что может быть скучнее?
– Может, на сегодня хватит? – в нетерпении спросил Элой, протянув руку за своим блокнотом, но она уже переворачивала страницу.
Сердце Элоя споткнулось, а после – камнем рухнуло куда-то вниз. Какое-то мгновение Айелет разглядывала свое лицо на листе и, казалось, не узнавала его. Ни удивления, никакой реакции. Мгновения в жутком ракурсе. А рисунок и вправду светился. Он будто освещал ее лицо – бледное, уставшее, слегка тронутое морщинами. И Элой вдруг понял, что Айелет вовсе не одержимая хаосом стерва, как показалось на первый взгляд. С ней что-то случилось, и весь этот фарс, разыгранный недавно, служил щитом от внешнего мира. Она застыла, накрытая внезапным осознанием.
– Это же не я… – прошептала она, – Нет… я такой никогда не стану. После всего, через что пришлось пройти. После того, что я наделала. Но так похожа на маму. А вдруг это она? Это ведь она?! – Айелет подняла глаза, и внутри у Элоя вновь все сжалось. Безумие. Она сошла с ума.
– Айелет, успокойтесь, вам нужно домой, я провожу вас. Где вы живете? – беспокойство сжало его, словно щипцами. Впервые Элой Кальво ощущал себя палачом, виновником несчастья.
– Нет. Не мама. И она не настолько чиста. Это я. Я! Но и я не чиста, я всего лишь тень этой женщины. Кто же это? Айелет до или Айелет после? – она залпом допила свой херес и встала.
– Мне… пора, – глаза полные боли и слез.
– Куда вы? Давайте я провожу вас…
– Нет! Мне недалеко. А это, я возьму его, можно? – она прижала рисунок к груди и выглядела очень несчастной. Слабой.
– Конечно, только будьте осторожны, в такой одежде вечером…
– Я справлюсь, – вырвав рисунок из блокнота, она сложила его в свой клатч и пошла к выходу.
И вот уже растворилась, будто и не было.
Никогда прежде Элою не доводилось видеть подобную реакцию людей на собственные работы.
«Должно быть, она была пьяна, хотя от одного бокала чего бы то ни было сложно опьянеть вот так»
Художники не сводят с ума своих наблюдателей, они будоражат их внутренний мир, удивляют, даже пугают, но не вредят. А ей портрет навредил. Этот странный магический рисунок, надиктованный ее же голосом, являлся шедевром, оружием, сводящим с ума.
Собрав свои вещи и расплатившись, Элой покинул дом музы. Он устал за день. Хотелось спать, но тревога не покидала его. Вот бы все исправить и поговорить с ней. Но куда она пошла? Он не знал, в каком отеле проживала Айелет, не знал номера ее телефона, не знал о ней ничего.
В смятении, он побрел в сторону пляжа. Прогуливаясь вдоль берега, Элой вглядывался в темные воды моря и представлял страшных чудовищ, затаившихся в глубокой бездне. Было ветрено, и море нагнетало эту атмосферу выдуманного ужаса, демонстрируя высокие волны, спешащие на встречу берегу.
– Пора домой, все будет хорошо, – подумал Элой. Но кто сказал, что подобные истории заканчиваются так просто? Красное платье, темный клатч и жемчужное ожерелье лежали на песке перед ним.
– О, Господи, – прошептал Элой и, оглядевшись, заметил ее, плывущую вперед навстречу страшным волнам. Она плыла, нагая, подобно нереиде, все дальше отдаляясь от берега.
– Айелет! Вернитесь! – напрасно он звал ее, она и не слышала, а ветер заглушил его крики.
Хозяйка жемчуга вдруг обернулась, вскинула руки к небу, будто бы прощаясь с кем-то, и ушла под воду. И Элой, забывший, что не умеет плавать, бросился в море, спеша на помощь женщине с портрета, Алисе, решившей разбить зеркала. Бездна поглотила и его. Демоны глубин смеялись над ним, сковавший страх пророчил смерть. Он знал, что, минуя буйки, уже ни за что не выплывет. Так и случилось. В погоне за нереидой, Элой провалился в яму, в пропасть и утонул. Бешеные волны несли его куда-то вниз или вверх. Бессмысленно сопротивляться. Никто не найдет его. Их обоих. Соленая смерть в теплых водах родного города.
– Я никогда не увижу свой холст, не создам еще одной Айелет, оно и к лучшему, ее гибель отомщена, я сам себя наказал, – подумал художник и внезапно ощутил твердую почву. Не дно, но берег. Жизнь порой преподносит сюрпризы. И Элой своего дождался.
Он выполз на песок и отключился. Ему снилась женщина в красном порванном платье. Лицо в морщинах, в глазах слезы, и только жемчуг ярко белел на ее дряхлой шее. Седые волосы развевались на ветру. Мать Айелет. Элой был уверен. Она гуляла по воде и махала ему рукой, приглашая пройтись с ней. Он отказался. За это его вернули в мир живых.
Было еще темно, но где-то вдалеке, на горизонте светлел рассвет. Элой вдруг понял, что ему зверски холодно, болит голова и зубы. Его отнесло в сторону, и, чтобы найти вещи Айелет, пришлось идти назад вдоль берега.
Красное платье, намокшее и грязное, было на том же самом месте. Айелет не было. Подняв ее клатч, он раскрыл его, и взял рисунок. Элой был очень рад ему и, возможно, не обрадовался бы сильнее, будь она жива. Идя в сторону спящего Сиджеса, он держал в руке портрет, а в кармане джинсов жемчуг. Напоминание о том, как он родился заново.
