В доме музы, во «Фрагате» работала знакомая официантка Кристина, которая души в нем не чаяла. Ее замужество не помешало им провести пару ночей в элоевой спальне. И что с того? Пустому мольберту все равно, а Кристину совесть, похоже, совсем не мучила. Впоследствии они стали приятелями. После того, как Элой бросил работу в кафе, их отношения не перестали быть теплыми. Напротив. Она подсаживалась поболтать и посплетничать, а он молча ел свой десерт и «ненавидел» ее за наивность и прямодушие. Конечно, не по-настоящему, но в частые дни тотального творческого кризиса. Да простит его Господь.

Сегодня Кристины здесь не было. Оно и к лучшему. Достав блокнот и карандаш, Элой долго разглядывал фонарь за окном, глубоко вздохнул и принялся чертить набросок. Один лишь кофе, забытый, остывал на краю стола. Но ему, несчастному, ничего другого и не оставалось.

– Я же «гений». Что может быть красивее уличного фонаря? Только уличный фонарь на фоне моря. И, несомненно, лет через пятьдесят такую картину выставят как минимум в Прадо, нет, в Лувре, чего это я мелочусь, – произнес он, спустя пятнадцать минут, вертя карандаш в руке. Карандаш выскользнул и закатился за диванчик напротив.

– Проклятье, – пришлось встать и искать сбежавший предмет.

Уют внезапно покинул кафе. Слишком громкие голоса, колокольчик входной двери. Не смерч ли это вот-вот уничтожит хрупкий комфорт? Цокот приближающихся каблуков, сладковатый аромат парфюма и звякнувший мобильный телефон. Люди во «Фрагате» в основном каста туристов, сорящих деньгами и пафосом. Но вошедшие были явно из другого теста. Иные. Опасные. Совершенно неделикатные негодяи. Новые посетители, не особо заботясь о приличии, заняли место прямо позади Элоя, шумно обсуждая что-то. Кажется, они спорили или ругались, но не подслушать было сложно и Элой, найдя карандаш, вернулся к своему незаконченному фонарю.

– Прекрати, дорогой, в твоем-то возрасте и так нервничать? Ты же себя раньше срока в могилу загонишь, – мелодичный и немного низкий женский голос, заставил Элоя резко отложить свой набросок.

– Не нервничать?! Ты устраиваешь невесть что, плетешь интриги и рушишь судьбы, и хочешь, чтобы я был спокоен? Что стало с Айелет, которую я знал три месяца назад? Где она?! Ах да! Она никуда и не уходила, просто до этого все, что ты делала и как поступала, говорило о том, что это игра! Искусная, да, но все же игра. Но, оказалось, ты всегда была собой! А я тебя придумывал! – спутник женщины и, судя по голосу, не молодой, был явно зол и даже не пытался вести себя тише, – И почему нельзя было сменить это чертово платье? На нас постоянно пялятся, а, учитывая обстоятельства, добиваться внимания мы не вправе!

– Да, все верно, я была честна и теперь получаю по заслугам, – послышался щелчок зажигалки, – а мое платье тебя не касается, как и то, во что вляпалась. Я дала себе слово и держу его. Это расплата за все, что у меня отняли, а ты, дорогой друг, не герой. Всего лишь инструмент. Прости, но я снова не лгу.

– Я спас тебя… и так ты мне отплатила? Подлая и лживая натура. У вас это семейное похоже, – мужчина произнес это, понизив голос, но не на столько, чтобы Элой его не услышал.

– Грубо, неоригинально, в этом весь ты. Трогаешь мою семью? Ты и мизинца моей матери не стоишь. Всегда был и будешь проходимцем, который только и может, что судить по себе. Знаешь, а не свалить ли тебе, Луис, в закат, или на яхту, не помню, что ты там обещал устроить. Я устала от тебя. Очень устала, – безапелляционный тон звучал как немой удар.

– Устала от меня?! От того, кто спас тебя от клетки, сломал тебе жизнь, подарив свободу?! Хорошо, а как же человек, который полюбил тебя и доверился? А ведь я сейчас говорю не о себе!

– Она сумеет позаботиться о себе, и не моя вина, что ты приставил ее шпионить за мной.

– Вот как… Нужно было оставить тебя посреди каминного зала – напуганную, растерянную и жалкую. Хорошо, девочка, теперь ты будешь одна! Признайся, далеко тебя такой путь не заведет! А меня ты больше не увидишь. Обещаю!

– Убирайся! – вскричала женщина. Похоже, слова мужчины все-таки задели грубиянку за живое, – Я сильнее, чем ты думаешь! Сильнее! Слышишь?! Теперь я знаю правду! И мне не страшно! Понял меня?! Ты… не нужна мне твоя свобода и яхта, полная надежд! Проваливай…

Постаравшись абстрагироваться, Элой перевернул страницу с незаконченным фонарем и начал рисовать. Наваждение на фоне урагана. И когда скандал позади набрал силу, он, казалось, слился с ним воедино. Но слышал Элой только ее. Этот злой, пропитанный ненавистью и презрением голос вел его, вводил в состояние гипноза. Странное чувство, словно на автопилоте, рука сама выводила плавные линии лица молодой женщины. Ее глаза: большие карие, подведенные темным карандашом, ее нос с легкой горбинкой, пожалуй, слегка хищный; придающий пикантности маленький рот, с полной нижней губой, кучерявые черные волосы до плеч и едва заметный шрам на шее, как от пореза. Голос позади диктовал, как будет выглядеть то, что создавалось рукой художника, лишенного воли, лишенного фантазии. Еще немного и Элою почудилось бы, что рисунок вот-вот оживет. Такими его работы не получались никогда. Непередаваемая естественность во всем своем великолепии. Захотелось плакать. Ему показалось, что в глубине рисунка, словно через замочную скважину, он видит душу героини, которую только что придумал. Подобно обжигающей сфере, она освещала портрет изнутри.

В чувство художника привел резкий звук, словно в стену позади него что-то бросили, и это что-то, отскочив, скатилось на диванчик Элоя. Мобильный телефон не пострадал, в отличие от самолюбия того, в кого его швырнули. Спустя пару мгновений, мужчина встал из-за стола и быстрым шагом пошел к выходу, и вскоре все стихло. Наступила тишина, в течение которой лишь остывший кофе ждал развязки.

– Прощай, дорогой рыцарь. Ох. Быстро же ты сдался, – пробормотала женщина по имени Айелет.

Она встала и, перегнувшись через диванчик Элоя, схватила свой телефон. Сладкий, даже приторный аромат духов, окончательно вернул Кальво к реальности. Он обернулся, ожидая извинений, однако напрасно. Бесшумным шагом, Айелет подошла к окну кафе и задумчиво провела пальцем по стеклу. А затем, словно заметив кого-то, медленно покачала головой, продолжая пристально глядеть куда-то вперед. Окончательно стемнело, и ее силуэт выделялся на фоне недорисованного фонаря.

– Уже уходите, сеньора? Или желаете все-таки сделать заказ? – возникший рядом с ней официант, казалось, дождался звездного часа, чтобы выпроводить проблемную посетительницу, а может и правда проявлял внимание. Элой же поднял взгляд и принялся с интересом разглядывать ее спину. И было чем полюбоваться. В полумраке заведения он различал длинное красное платье и глубокий вырез на спине. В такой одежде редко посещают места вроде этого, скорее фуршеты на круизных лайнерах или, чего уж скромничать, бордели в конце концов.

– Бокал Barbadillo, и я буду где-то в этом зале, – она отвернулась от окна и направилась назад. Круг света от лампы, подобно прожектору на сцене, осветил ее лицо. И Элой внезапно осознал, что узнает его. Айелет. Кудрявые волосы до плеч, острый взгляд и поджатые в презрении губы. Она была копией, а портрет, нарисованный несколько минут назад – оригиналом. Именно так, набросок словно кричал о своей подлинности, завораживал, женщина же перед ним была отражением, подобно Алисе по ту сторону зеркала. Ее шею украшало ожерелье из крупного белого жемчуга. Оно красиво контрастировало с антуражем вокруг, в отличие от хозяйки, чей образ был несколько агрессивным и вульгарным.

Айелет остановилась возле Элоя, и он, подняв голову, посмотрел ей в глаза.

– Не возражаешь, если присяду? – спросила она, положив руку на краешек стола.

– Зачем? – он спрятал ее портрет за чашкой с нетронутым кофе.

– Вечер, скандалы, желание напиться одним бокалом хереса и такой симпатичный ты, да и я недурна, – она улыбнулась и внезапно стала приобретать сходство с рисунком, но лишь самую малость. Пародия.