Тишина.

– Ваш поход. Ни одна крупная экспедиция не обходится без болезней… Даже здесь, в округе, в синевато-пыльной пустоши, наши рабочие от раза к разу подхватывают инфекцию. Наверное, людям недостает солнца. Так что… – разведчик не шелохнулся, – В любом случае, вас ждет медицинское обследование.

Офицеры переглянулись. До разговора с руководством, где разведчикам придется доказывать пригодность изученной территории, оставалось меньше часа. И тот, что принес чистую одежду, теперь вышел из помещения.

– Вы готовы? Если прямо сейчас нужны лекарства или другая помощь…

Звук застегнутой молнии на куртке, вспыхнувшая искра в темной комнате. Он оделся и закурил, и вместе со смотрителем вышел на улицу. Та была освещена мачтами вдоль главной дороги. За ней бесформенное поблекшее синее пятно смотрело на разведчика, вышедшего из корпуса. Горы южного округа. Он вновь ощутил холод, а потом вернулись чувства…

Таким же поблекшим и бесформенным потоком. Злоба и горе, и ужас, разбивший их жизни. Застучали мачты под усилившимся ветром. Пустошь накрыло тяжелым громом. А в эту минуту другой, его напарник, оставался в одиночестве в заполненной мраком комнате штаба.

. . . . . . . . . . . . . .

Разведчики спускались вниз по равнине, погружаясь в окутанное дымкой тусклое облако. Слепящая пустошь…

Научно-исследовательская группа, прибывшая на озеро, осваивала пустыню. Безликую котловину, полную развалин машин и судов. Строила лагеря и электростанции, катила водоканалы с берега и отправляла экспедиции, одна из которых вышла в 2004-ом к южной гряде холмов.

Отвесные железные стены из обломков кораблей прорывали толщу тумана, внезапно появляясь перед человеком и также внезапно исчезая у него за спиной.

Сквозь шум ветра разведчики слышали отдаленный голос диктора. Он сообщил о прибывшем в центр сбора отряде исследователей, об успехах в изучении кряжа южного округа и об оставшихся в том лагере разведчиках. Потом диктор сообщил о начале первого, утреннего потока и ожидаемой пасмурной погоде. Когда голос пропал, из радиопередатчика снова донесся шум.

И сливаясь с шумом ветра, подобно волне, сходящей с южных гор, накрыл бы это местечко, срезав какие-либо отпечатки жизни… И это не только про одиноких разведчиков в синевато-пыльной пустыне, идущих через железные развалины, но и о прошлой жизни, о самих развалинах кораблей, сохранивших в себе призраков былого времени, когда здесь шумел не ветер в пустыне, а шторм на воде.

Поток воздуха, вырывающийся из южных скал, накрывал равнину, шурша редкой серо-зеленой травой. Ветер не стихал, а ученым уже виднелись горы вдали. Разведчики шли по пустыне в поисках капли жизни.

Теперь в белой и необозримой котловине сквозь поглотившее ее марево показалась станция. Ламмерт выключил радиопередатчик, когда они дошли до нее. Рядом с одноэтажным зданием высилась сигнальная мачта, а на бетонной площадке стояли ящики с найденными металлами. Ученые зашли во флигель, плотно закрыв дверь и приглушив завывания снаружи.

Условия в пустыне меняются непредсказуемо, думал Ламмерт, и никто не знает, чем это закончится.

Тусклый свет падал на желтые прогнившие стены и старомодную мебель вокруг. Разведчики, не снимая верхней одежды, вошли в комнату, включили печь и рухнули на диван. Ламмерт почувствовал, как медленно слабеют его мышцы и зрение. Он проваливался сознанием в темный тлеющий призрак.

«На дне высохшего озера ничто не остается прежним. Все меняется… Это может произойти сегодня, или в любой другой день. Но может уже произошло».

Нарастающая головная боль. Темная тлеющая масса теперь перед ним, она в комнате и, кажется, во всей пустыне. Это общее чувство приближающихся изменений. Страх упущения.

Вой ветра, исчерпанный и слабый, еще доносился до ученых. Ламмерт взялся за радиопередатчик, в нем искривленно прозвучали координаты станции. После чего прибор стих, не воспроизведя больше ни звука. Разведчики просидели так долго, усталые и молчащие, не глядя друг на друга.

…Ламмерт проснулся, чувствуя озноб и жар, медленно различая очертания комнаты. Он вдруг понял, что находится здесь один. Вспоминая потом эти минуты болезни, он не раз замечал, как его окружение впадало в безмолвие. Немой ветер, стучащий за тонкой стеной. Разведчик, бесшумно чинящий сигнальную вышку.

Ламмерт поднялся, подошел к столу, на котором ему понадобились две таблетки и стакан воды. Он принял лекарство и отпил из стакана. Теряющий сон первый разведчик. Он не спит уже больше месяца и страдает от истощения.

«Немного естественного освещения не помешает. Сегодня днем облачно…»

Он отдернул штору, и его ослепила белоснежная пустыня. Ламмерт остановился взглядом на сигнальной башне. Возле нее стоял Руди в своем потертом зеленом пальто и копался во внутренностях мачты.

Вот уже больше часа, пока Ламмерт спал, он возился с передатчиком. Цепь таких мачт пролегала по всему южному округу, которые разведчики устанавливали для связи с центром сбора. Руди почти закончил, располагая лишь инструментами со станции, и готовился возобновить передачу. Их единственную связь с внешним миром через километры седой тлеющей массы, нависшей над дном озера.

К этому времени само движение ветра умерло. Комната станции залилась тишиной. Ламмерт вернулся на диван и слепо уставился на мерцающее мутное облако за окном, вдруг услышав громкий металлический скрежет.

И снова тишина… а после – шаги во флигели. Руди вошел в комнату.

– А! Ламмерт… Ты в порядке?..

– Ты починил вышку?

– Да. Пришлось поменять температурные датчики, – Руди сел, закрыл нижнюю часть лица воротником пальто и обхватил себя руками. Воздух медленно остывал вокруг него. Он посмотрел прямо на Ламмерта и добавил, – Но главное, теперь он выровнен по каналу И-лиен, и мы знаем, что центр сбора направит сюда второй поток.

– Значит, руководство дало добро, – помолчав, сказал первый разведчик.

Руди покачал головой, все еще укрываясь воротником и ощущая холод с пустыни. На мгновение его глаза возбужденно засияли, подобно неону внутри стекла, или искусственному пламени. Почти истлевшая надежда. Капля жизни в пустыне сознания… И только Ламмерт смотрел на эту тягу к жизни с отвращением.

Сколько раз он уже вел эту беседу, сколько раз смотрел на пустую надежду в глазах молодого разведчика. Всех их окутывал страх…

– Нам остается неделя, так? Исследовательская группа. Она будет здесь через неделю?

– Может больше, – ответил Ламмерт, – …Ты сам видишь, какая здесь погода. Наша сигнальная башня не выдержала холода. А теперь представь себе десятки огромных машин, с дорогой техникой, с хрупкими фильтрами для проб, и толпу трясущихся за эти приборы инженеров.

Ламмерт указал пальцем на слепящее окно, в котором белая и немая пустошь заглядывала им в глаза. Безликий и холодный труп озера. Сейчас там тихо, но Руди хорошо понимал, о чем говорит командир.

Стихия, опустошающая разум вместе с его последним пристанищем. Она накрывает пустыню в те ужасные дни, когда разведчики и начинают терять сон, когда они находятся в глубоком отчаянии, или уже не выносят тишины, потому что в этой тишине их разум рождает безумие. «Mors Ontologica». Боясь остаться наедине с самим собой, они цепляются за радиопередатчик, в котором в такие дни обычно звучит «Немного естественного освещения не помешает. Сегодня днем облачно…»

– Не сомневайся, они не будут торопиться, если дело касается их техники. А пока ты встанешь на полувахту смотрителем, – говорил Ламмерт, прерываясь на кашель.

– Торбен?

Первый разведчик приподнялся и расстегнул пальто, он оставался в нем все это время. Еще прокашлявшись, Ламмерт продолжил:

– Торбен в разведке. Он должен спуститься дальше, за южные хребты.

Руди не ответил, спустя несколько минут Ламмерт включил радиопередатчик.