Шульц старший зашел, захлопнув за собой дверь. Майкл повернулся к нему, не представляя, как вести себя дальше. Он никогда не видел своего отца таким прежде. Не то, чтобы выражение его лица или поведение были столь пугающими, но то, как его отец вошел, и энергетика, которую он источал, дали ему знать, с отцом определенно что-то не так. Дело в том, что он никогда не видел своего родителя в гневе. Случалось, как большинство отцов, он выходил из себя, но в этот раз он был совсем другой. Прежде чем Майкл успел собраться с мыслями, отец взорвался:

– А ну-ка, ответь мне! Что это за бред твоя мать несла о тебе и этой гое? Ты женишься на этой гое?! Ты умом тронулся? Я не позволю, чтобы твоя жизнь пошла насмарку. Ради чего? И кого?

Майкл посмотрел отцу прямо в глаза, не проронив ни слова, выражение его лица говорило в значительной степени больше, чем слова. Приключилась типичная сцена выяснения отношений между евреем-отцом и его сыном, когда мятежный сын считает нееврейскую девушку более привлекательной, чем одну из тех замечательных, умных и прекрасных еврейских принцесс, из своей общины.

– Тебе что, мало порядочных еврейских девушек, не из кого выбрать? Чем они тебя не устраивают? Ответь, сопляк! Сейчас же, – взревел он.

Майкл смог лишь растеряно ответить: – Но я люблю ее, папа.

Дэвид Шульц окончательно вышел из себя. Он ожидал услышать все что угодно, только не это.

– Любишь? – заорал он, – Да что, черт возьми, ты можешь знать о любви? Мне и Сэму пришлось покинуть родную страну, приехать сюда, подняться из грязи, и когда я женился на вашей матери, мы начали новую жизнь с нуля. Мы упорно трудились, и она всегда поддерживала меня. Пойми это, наконец! Именно так, шаг за шагом, мы вместе заработали все, что теперь имеем, вот это я называю любовью! Так или иначе, я пахал как каторжный не для того, чтобы ты связался с какой-то гоей! Как тебе такое в голову пришло? С чего ты решил, что будешь делать все, что тебе заблагорассудится? Не выйдет! Тут и говорить не о чем! Ты не женишься на этой девке, и точка! Понятно?

Дэвид Шульц произнес последние слова, шипя как змея. Теперь и Майкл начал закипать. И то, с каким пренебрежением его отец говорил о Вики, лишь подлило масла в огонь. Майкл не мог выслушивать, как оскорбляют Вики. Однако он пытался держать себя в руках.

– Папа, я уважаю тебя, зная, чего ты добился в жизни, – Майкл говорил тихо и медленно, – я тоже хочу добиться успеха. Но, тот факт, что мы любим друг друга ни ты, ни кто-либо другой не в состоянии изменить. Никогда! И мне не нравится, что ты называешь Вики гоей, она порядочная девушка. Я никогда не встречал таких девушек. У нее доброе сердце, и она чиста. Такая же иммигрантка, она упорно трудится, чтобы заработать на жизнь, точно, как вы с дядей, когда приехали в эту страну. Я знаю, она – та единственная, что мне нужна, и однажды я женюсь на ней. И ты не сможешь мне запретить и, пожалуйста, прекрати называть ее гоей.

Майкл пытался говорить, как можно более спокойным тоном, но это не помогло. Лицо его папы багровело с каждым мигом. В качестве окончательного аргумента Майкл добавил: – Папа, я лишь хочу, чтобы вы приняли ее.

Это было последней каплей. С этого момента отец начал орать так громко, что даже Чарли, который ждал на другой стороне улицы, сбежав от семейной передряги, не на шутку перепугался. По улице разносился шум, заслышав который, можно было решить, что на Трибека вспыхнули гангстерские войны.

– Никогда, слышишь меня? Гоя! Только через мой труп! Я никогда не приму ее в семью. Никогда! И не мечтай об этом! – Дэвид Шульц ударил кулаком по кухонному столу.

После припадка ярости его поведение удивительным образом изменилось. Возможно, он понял, что пришло время сменить тактику, чтобы его сын мог что-то усвоить. Он никогда прежде так себя не вел с сыном, и теперь невозможно было вести продуктивный разговор. Он попытался обыграть все более мягко и снизошел до неожиданной улыбки.

– Только подумай, отец и сын схлестнулись не на жизнь, а на смерть, и все из-за какой-то девчонки. Это безумие! Она милая, пусть так, и еще симпатичная мордашка заставила тебя потерять голову. Сын, на свете полно хорошеньких девушек.

Шульц старший нервно усмехнулся, чем в очередной раз озадачил Майкла. После криков и угроз отец перешел к другому типу аргументации.

– Я твой отец. Ты – мой сын. И это не вопрос выбора!

Майкл знал доводы своего отца, и теперь, когда он ретировался, Майкл понимал, что ситуацию это не исправит. Все становилось лишь хуже, отец перешел к сути дела и начал говорить в таком же ключе, как если бы заключал финансовую сделку. Чутье подсказывало, отец изо всех сил стремился сломить его. Именно так. Для него это была очередная расчетливая сделка, которую он заключал. Дэвид Шульц прощупывал почву, проверял, приведет ли смена стратегии к положительному результату и начал умасливание.

– Ты молод, Майкл, слишком молод и неопытен. Сам подумай. Тебе совсем рано думать о браке. Ты едва знаешь эту девушку. Или ты хочешь сказать, твоя первая девушка должна непременно стать твоей женой? Это нелепо, Майкл. Будь благоразумен. Взвесь все как следует и брось ее. Вот увидишь, сынок, твой отец лучше знает жизнь. Она наскучит тебе рано или поздно, и ты захочешь быть с другой. Твой брат, Адам, он такой же. Он помешался на какой-то вертихвостке. И что в результате? Ты хочешь того же для себя, ты что не понимаешь?

Отец подошел к Майклу, как видно, в намерении заключить его в объятья, но наперед добавил, – Она просто не та девушка, что тебе нужна.

Майкл отпрянул. Терпение его было на исходе. Разговор казался ему беспочвенным. Отец попросту принялся забрасывать его замечаниями, словно режиссер дешевого телевизионного мыльного сериала из пятидесятых. Майкл возразил:

– Папа, она именно та, что мне нужна. Я люблю ее, и собираюсь жениться после того, как получу высшее образование. Именно так, папа. Мне жаль, если ты не в состоянии этого понять. Тебе пришло время усвоить, что я больше не ребенок.

– Как ты смеешь со мной так разговаривать? Я твой отец. Что, черт побери, сотворила с тобой эта шлюха, ты потерял рассудок? Почему ты помешался на ней? Секс? Трахается лучше всех в округе? Такие девки все одинаковые. Так было и так будет!

Майкл сделал шаг вперед, смотря отцу прямо в глаза. От неистовства он побелел, все же, его голос оставался спокойным:

– Она не шлюха, и не смей называть ее так, и уж тем более не здесь, при мне, в моем доме. Уже поздно, и я прошу тебя уехать.

Его отец был ошеломлен. И это был его сын, обращавшийся с ним как со слугой, указывая на дверь. Он было открыл рот, но тут же закрыл, поскольку просто не мог ничего сказать. На мгновенье Майклу показалось, что его отца хватил удар, когда лицо его приобрело пунцовый оттенок.

– Твой дом? Я плачу за него. Даже рубашка, что на тебе, принадлежит мне! Как ты посмел так со мной говорить? Я твой отец! Ты вовсе не испытываешь уважения ко мне? Я прекрасно вижу, эта мерзкая шлюшка, гори она в аду, уже успела настроить тебя против твоей семьи. Я запрещаю тебе ее видеть, завтра же ты возвращаешься домой. Ты больше здесь не живешь, уяснил? Я слишком избаловал тебя. Уму непостижимо. Многие из твоих друзей живут в лофте, как этот? Какого черта, спрашивается, я снабжаю тебя всем самым лучшим? Чтобы ты с дерьмом меня ровнял впоследствии? Я ушам своим не верю; ты, мелкий испорченный паршивец!

Слюна запенилась у его рта, что сделало его похожим на бешеную собаку. Майкл все еще прилагал все усилия, чтобы сохранить самообладание, хотя дела обстояли хуже некуда.

– Я не вернусь домой и не оставлю ее. Как ты это не понимаешь? Заставь себя это понять, папа!

Без предупреждения Дэвид Шульц ударил сына в лицо, прежде чем Майкл успел увернуться. Майкл не ожидал, что все зайдет так далеко. Он давно уже не был ни ребенком, ни подростком. Стерпеть удар от кого бы то ни было он не намеревался. Его отец поднял другую руку, но, на этот раз, Майкл предвидел удар.