В конце третьего спального вагона под ногами у неё что-то дёрнулось. Вагон закачался, будто какой-то великан обхватил его рукой и кончиками пальцев барабанил по дну. Флинн, пошатнувшись, вцепилась в дверную коробку одного из купе, в ужасе уставившись на ковёр – при свете мигающих лампочек он взбухал подобно морской пене. Его накрыла чёрная тень, вырастающая всё выше и выше, словно горб. Флинн попятилась – тень растягивалась, как тёмный силуэт из самого жуткого ночного кошмара. Флинн ойкнула. Эта тварь сейчас проглотит её, кто бы это ни был, сейчас проглотит со всеми потрохами, на свету и в темноте… свет… темнота… свет…

– Флинн?

Вскрикнув, Флинн обернулась. С грохотом захлопнулась вагонная дверь, а за спиной у неё стоял Фёдор. Фёдор! Фёдор, черноволосый, с бледным скуластым лицом, тёмная футболка запачкана машинным маслом, а лямки комбинезона, как всегда, болтаются у ног. При мигающем свете ночных светильников он выглядел ещё более измождённым, чем обычно.

– Фёдор, скорее… – прохрипела Флинн. Горло было забито пылью, страхом и темнотой. – Там кто-то… – Она бросила быстрый взгляд в коридор, на тень, чтобы выяснить, что это за существо. Но там уже ничего не было.

Ничего – только тишина, зияющая тьма и ощущение опасности, как эхо таящейся по углам. Как же так?!

Пока Флинн в панике озиралась в поисках исчезнувшего нечто, Фёдор, нахмурившись, молчал. Ей опять вспомнилось, что с тех пор, как она официально стала павлином, он не сказал ей и двух слов. Однако теперь он хриплым голосом спросил:

– Что случилось? – Голос его звучал скептически, словно ей больше нельзя было доверять.

Флинн молчала. Она ещё не забыла, как косо посмотрел на неё Фёдор на прошлой неделе, когда она услышала шёпот созвездий в вагоне, где проходят уроки героизма.

– Поезд остановился, – проговорила Флинн в тишину. Слова получились пустыми, и такую же опустошённость она ощущала в душе. Действительно, трудно выдумать что-то более банальное! – И… свет мигает, – без затей прибавила она.

Фёдор вскинул брови.

– И поэтому ты так перепугалась? – спросил он.

Кивнув, Флинн по его взгляду в ту же секунду поняла, что он распознал ложь.

– Где это мы? – поспешно спросила она, отводя взгляд за окно и закусив губу. Ей так хотелось поговорить с Фёдором, смеяться или хотя бы улыбаться! Он всё равно почти никогда не смеётся.

– На замене колеи, – ответил Фёдор. Встав рядом с ней, он отодвинул в сторону серую рулонную штору, чтобы лучше видеть огонь, дым и металл. – Точнее говоря – в Ягодине, в цехе, где у вагонов меняют колёсные пары. Сразу за польско-украинской границей, – глухо прибавил он. Мимо окна, отразившись в тёмных глазах Фёдора, пролетела искра.

Флинн вздохнула. Атмосфера между ними вдруг начала разряжаться. Напряжение всегда переносилось легче, когда оба они, как сейчас, пахли дымом и тьмой.

Фёдор скользнул взглядом по долговязой фигуре Флинн. Внезапно она слишком ясно осознала, что стоит в тоненьком халате, наброшенном на школьную пижаму. Инстинктивно запахнувшись поглубже в шёлковую ткань, она скрестила руки на груди.

Фёдор, кашлянув, отвернулся.

– Разумеется, замена колёсных пар происходит у Всемирного экспресса не так, как у обычного поезда, – энергично сказал он. – Иначе при чём же тут магия? Каждый раз, когда мы добираемся до России, Америки или Африки, центральное бюро присылает тинкеров. Они готовят экспресс к резкой перемене погоды или к переходу на другую ширину колеи. – Он пожал плечами. – Тут работает магия.

– Магическая технология, – поправила Флинн. Ей по-прежнему казалось, что она мало что в этом понимает, но всё-таки благодаря Пегс она знала, что создатель этого поезда Джордж Стефенсон был одним из последних владеющих магией людей. С помощью своего дара он и сконструировал Всемирный экспресс: поезд, где техника соседствует с магией. В общем, магическая технология.

Потом он умер – и магическая сила вместе с ним. Флинн вдруг нестерпимо захотелось, чтобы всё было не так. Ей очень нравилось, что Джордж Стефенсон создавал поезд, используя магию. Ей представлялось, что он справился с этим одними заклинаниями и трудолюбием.

– Поверить не могу, что мы едем в Россию, – задумчиво пробормотал рядом с ней Фёдор.

Флинн отвлеклась от своих мыслей и украдкой взглянула на Фёдора. На секунду ей показалось, что сейчас всё как при их первой встрече в поезде, когда перед ней возникло освещённое лучом фонарика скуластое лицо Фёдора.

– Ты рад? – с любопытством спросила она. Лампочки ночного освещения, успокоившись, волшебным образом придавали лицу Фёдора тёплое свечение. До сих пор он мало рассказывал ей о своей родине, поэтому Флинн совершенно забыла, что она вообще у него есть.

– Рад? – Фёдор залился каким-то резким смехом, но вдруг прервался, разглядывая Флинн словно какое-то ценное открытие. – Возможно, – тихо сказал он. Его взгляд снова скользнул по эмблеме школы на её пижаме. Флинн опять скрестила руки.

– Ты бы сейчас так не волновался из-за России, – вырвалось у неё, – если бы использовал свой билет в экспресс.

Фёдор нахмурился. С морщинами на лбу он казался столетним стариком, и Флинн чувствовала себя по сравнению с ним маленькой и ужасно глупой.

– А что – если бы я стал павлином, Россия бы перестала быть моей родиной? – громко возразил он.

Закусив губу, Флинн передёрнула плечами. Для неё Германия перестала быть родиной. Родина была нигде конкретно – и повсюду, и прежде всего в пути. Родиной был этот поезд.

– У тебя был билет, – повторила она. – У тебя был шанс.

Эти слова, похоже, привели Фёдора в бешенство.

– Вот к чему всё сводится! – громко определил он. – К моему шансу!

Флинн вовсе не собиралась позволять кричать на себя, да ещё посреди ночи, стоя в пижаме в холодном коридоре.

– Ты думаешь, у меня был шанс, да? – хриплый голос Фёдора раздавался на весь коридор.

Флинн молчала, не зная, что ответить. В конце концов она коротко ответила:

– Да.

Слово упало в тишину как камень в колодец – на поверхности лишь пошли круги, но за жёстким взглядом Фёдора ей внезапно почудилось какое-то напряжённое ожидание.

– Понимаю, – сказал он, кивнув, словно ему было ниспослано великое откровение. – Понимаю. Теперь, став павлином, – он выплюнул это слово, как потерявшую вкус жвачку, – ты смотришь на меня как все остальные твои чокнутые дружки: Фёдор Куликов, чумазый кочегар, слишком тупой для того, чтобы не упустить свой шанс. Он захотел работать, а не дурью маяться.

– Эй! – вырвалось у Флинн. Она вспомнила о необычных уроках и времени для самостоятельных занятий по вечерам. Она знала, что жизнь у Фёдора трудная, но она знала и другое: – Мы дурью не маемся!

Фёдор поднял брови. Флинн впервые заметила у него надменную складочку у рта.

– Теперь я наконец понял, почему ты с четверга со мной не разговариваешь, – презрительно бросил он.

Это она с ним больше не разговаривает?! Ну, это уж слишком! Флинн ощущала себя как в детском саду. Обри Бейкер и Весна Новак из третьего класса наверняка пришли бы от этого спора в восторг.

– Заткнись, а! – наехала она на Фёдора, который собрался что-то добавить. От злости на него ей было физически больно. Не сказав ни слова, она оставила его и потопала по коридору – насколько возможно топать в толстых носках по мягкому ковролину. По пути к своему купе она хлопала каждой дверью, хотя Фёдор уже давно слышать этого не мог.

По Всемирному экспрессу эхом разносились удары по металлу, потрескивание магических инструментов и возгласы тинкеров в цехе, но в голове у Флинн стояла тишина, будто её набили ватой. Этой ночью она ворочалась во сне, словно билась в схватке с врагом. Вот только она не понимала, кто этот враг – Фёдор, её тоска по Йонте или она сама.