Тарлан вспомнил, как несколько лет назад ходил к ней, писать учился. И еще многие подростки. И что у нее писать и читать учился его отец. И откуда она родом, тоже вспомнил. И что потерянный дом у нее как бы не четвертый…

«В задницу», пробормотал он еще раз. Сил на другие слова, поумнее, пока тоже не было.

*

На площади Сириомбара они лежали рядом — синдар, гондолиндрим и его верные в темных одеждах со звездой Феанаро. Трое охотников Амбаруссар упали с такими же красноперыми стрелами в груди, как те, что рассыпались из их колчанов. Моррамэ зарубили на крыльце дворца. Синко убили в тронном зале — он заслонял собой каких-то синдэ. Ещё двое полегли перед дверью в Каминный зал.

…Фаньо! Фаньяран… Он закрывал своим изрубленным щитом Эльвинг до последнего, как раньше закрывал своего кано. Их проткнули двоих разом одним копьём.

Большим длиннолезвийным копьём работы мастеров Амон Эреб.

И сорвали ожерелье с шеи еще живой внучки Лутиэн, разодрав кожу до крови.

…Очнувшись, Макалаурэ несколько мгновений жадно дышал, вырываясь из несбывшегося и стряхивая его с себя. Уже опустились сумерки.

Атани почти все спали мертвым сном. Эльдар уже приходили в себя, иные тихо плакали на берегу у воды.

Полтора десятка тел, укрытых плащами, сложили в стороне на траве. И там же над ними стоял энт, обвиснув руками-ветвями.

Он поискал взглядом сперва своих — верные спали вокруг в обнимку с оружием, трое сторожили. Потом детей Эльвинг. Близнецы у воды с наставницей, все в порядке.

Фаньо приподнял каштановую голову с травы, с трудом стряхивая сон. Живой. Макалаурэ отмахнулся, пусть спит дальше.

Нагнулся над источником, плеснул в лицо водой, напился снова, медленно, растягивая удовольствие. Тело его словно одеревенело.

Вода вдруг взбурлила, источник переполнился, вода перелилась через край ямки и маленькой волной, шумя, побежала к озерцу.

Близнецы разом обернулись — сперва к воде, затем к Феанариону. Встали, подошли, настороженно и внимательно на него глядя. У них были красные и усталые глаза.

— Что ты хочешь делать дальше, князь Маглор? — тихо спросил один.

— Идти на север в свою крепость Амон Эреб. — Шепотом говорить было не так больно. — Звать с собой всех, кто хочет сражаться с Врагом дальше.

— А если кто-то не хочет?

— То не пойдет.

— А мы?

— Я заберу вас и Ольвен в Амон Эреб. Вы мои самые младшие родичи. Позже поймём, где ваши родные и что делать.

— А что скажут твои братья, князь Маглор?

Он устало прикрыл глаза.

— Три моих брата погибли в Сириомбаре. Остался лишь один младший. Я решаю.

Упала тишина.

У одного из близнецов медленно, без всхлипов, снова покатились слезы.

— Почему ты не плачешь о них? — прошептал сын Эльвинг.

— Может быть, позже.

— Разве они… не заслужили твоих слёз?

У Макалаурэ вдох застрял в саднящем горле.

— Не все могут плакать, когда хотят, — только и сказал он с трудом.

«А что им ответить? Что братья мне были дороже всего Сириомбара? Что я потому и пошел с ними умирать за него? Что я глупец, до сих пор способный лишь идти за Старшим убивать как врагов, так и сородичей, неспособный сказать ему «нет»?»

Он посмотрел в покрасневшие глаза своих новых младших родичей из дома Финвэ, вспомнил свой кошмар — и, не удержавшись, сгреб их в охапку, прижал к себе.

Слёзы у одного так и хлынули на черный нагрудник, где пятна грязи и сажи почти скрыли Звезду Феанаро.

— Мы не должны… Мы не маленькие! — второй стиснул зубы, пытаясь не плакать. Но руку не сбросил.

Чьи-то едва слышные всхлипы донеслись от озерца — и второй сын Эльвинг тоже не удержался.

От них шло живое открытое горе и живое тепло, словно от огня, а сам Макалаурэ был пуст и гулок, как пересохший колодец, и мог думать лишь об одном.

«Не мы пришли к ним… Всё-таки не мы».

Второй раз видение было таким же осязаемым. И устрашающе близким. В одном шаге от него. В одном повороте дороги. Оно все ещё было где-то совсем рядом, и от того настолько ясным.

И ещё казалось ему, что Карнистиро, Амбарусса и Майтимо теперь хотя бы в безопасности от проклятой Клятвы.

А он сам — как-нибудь справится. И Амбарто удержит.

За уши и хвост.

Чьи-то злые взгляды скользнули по нему, но плевать на них. Пусть мальчишки плачут, пока могут и умеют.

Успеют ещё разучиться.

Когда-то он сидел так в совсем другом лесу с другими близнецами, ясно вспомнил Макалаурэ, и очень захотел взвыть куда-то на первые звёзды.

Вздохнул, и крепче обнял этих, ещё светлых и ясных даже в горе.

*

Наутро тех, кто здесь остался насовсем, засыпали землёй и обложили насыпь травой и дёрном. Вытерли последние слезы. И наконец, спросили себя, что делать дальше.

Рингвэ говорил перед всеми вместо своего кано, который решил, что ему по-любому стоит помолчать. Позвал всех в Амон Эреб, обещая защиту и предлагая вместе сражаться, отстаивая Оссирианд и берега Гэлиона. Пока он говорил, Макалаурэ видел, что многие согласны и явно готовы идти. Но потом подали голос фалатрим.

Их всего-то оказалось двое — плечистый воин с топором, непривычным оружием для родни тэлери, и второй, не такой мощный, но в шрамах, полученных, должно быть, при разгроме городов Фаласа. Но говорили они горячо и уверенно.

Что они шагу не сделают к крепости Феанариони. Что готовы построить свой корабль ещё до холодов, если будет помощь, и зовут отправиться на остров Балар к Кирдану, который будет по-настоящему безопасен и неприступен для любых врагов. И, наконец — что наследники Тингола будут в безопасности только там, и никак иначе.

Наследники Тингола стояли прямо здесь, поэтому от прямых нападок фалатрим ещё удержались. Но смотрели так, словно готовы были хватать их и бежать, спасая уже от злобных опасных Феанариони. И иатрим заколебались…

Макалаурэ только невесело пожалел, что здесь нету по-настоящему злых и опасных Феанариони. Карнистиро хотя бы. А, нет, лучше не надо.

Голос, значит, ещё позже вернётся.

— Ты хочешь сказать, — ближние иатрим даже вздрогнули, когда он заговорил, такой хриплый и скрежещущий вышел у Макалаурэ голос, — оставить наследников Тургона жить в лесу до холодов — лучшая забота об их безопасности, чем отправить их под защиту наших стен? И ты так уверен, что построишь корабль до того, как вас отыщут волки и орки? Собой распоряжайтесь как хотите. Я верю, что фалатрим и верхом на бревне доплывут до Балара, когда захотят. Но я по праву старшего родича не оставлю детей рода Финвэ прятаться в лесу и не позволю им плыть по морю в наспех построенной лодке!

Голос его не срывался только потому, что срывать этот скрежет было просто некуда. Он мысленно попрощался с голосом и песнями до середины зимы.

— В мастерских Амон Эреб возьмёте любые инструменты, — сказал он тише.

Фалатрим прищурился, и Макалаурэ подумал, не этот ли взгляд он чувствовал в сумерках.

— Ты нашу работу решил очернить? Нам не нужно ничего, кроме топоров, чтобы построить отличный корабль.

— И скорая зима. С волками за спиной.

— Лесные пастухи не дадут им разгуляться в Лесу-между-рек.

— Надеяться можно, рассчитывать нельзя. Ненадежно.

— Ты что, решил оставить их при себе? Уж не в заложники ли взять решил?

Макалаурэ выдохнул дважды, отбросил два ответа, один словами Морьо, другой в духе беорингов перед дракой.

— И любая беда, что случится с ними, ляжет на меня! — прохрипел он, с трудом сдерживаясь. — Не будет этого!

Верные качнулись к нему, едва заметно.

«Стоять!»

Потому что ближние иатрим тут же потянулись к оружию, а было их много больше.

Макалаурэ только скрестил руки на груди.

— Вы что? С ума посходили? — спросил звонко один из близнецов. Тот, что вчера так старался не заплакать. В ответ несколько иатрим залились краской, а иные, наоборот, побледнели.

Самые растерянные тут были атани. Вот уж кто ни разу не видел раздора среди эльдар, так это атани Сириомбара. Кое-кто и испугаться успел.