— Остынем, — вперёд вышел Линдэлас. — Князь Маглор дело говорит. Не стой он с нами за Гавани Сириона, я бы промолчал, но теперь — нет.
И тут Макалаурэ очень удивился, потому что следующей подала голос дориатская лучница с венцом волос.
— Я против поспешности, — у нее тоже был хриплый голос, пенье в жаре и в дыму даром не прошло. — В тебе говорит боль, я знаю, — фалатрим вскинул голову под ее взглядом. — Но сейчас ей бы лучше помолчать.
Второй близнец только рот открыл, а Макалаурэ уже приготовился к любой неожиданности. Эти скажут.
— Князь Маглор, почему ты им просто не скажешь, что испугался за нас?
Эти скажут, повторил себе Макалаурэ — и засмеялся. Слишком внимательный мальчишка смотрел снизу вверх. Он взъерошил ему волосы — злость вдруг отпустила его.
— Ну представь себе, — сказал Макалаурэ негромко, — выйду я сейчас перед всеми и объявлю — я тут испугался, быстро прячем детей и женщин в крепости, и вас я по морю не отпускаю, мне на эти корабли смотреть страшно. Плохой довод в споре, я думаю!
«И закрываться надо лучше».
Первыми захохотали атани. Кто-то крикнул:
— Всем бы так бояться, как ты, князь!
Гондолиндрим подхватили. Верные ухмылялись нахально.
Кое-кто из иатрим не выдержали и зафыркали тоже.
Мореход так и сверлил Феанариона взглядом.
— Я не хочу прятаться на Баларе! — звонко сказал первый мальчишка. — Я хочу на север и драться!
— Элрос, тебя в сражения все равно ещё не возьмут, придется подождать лет семь, не меньше — наконец, подала голос Ольвен. — Я тоже за то, чтобы идти в Амон Эреб.
«Значит, внимательный здесь Элронд…»
— Я хотел бы драться под твоим началом, князь Маглор, — это вышел парень с пращой, тот упрямец, что нашел вчера силы стоять в дозоре вместе с его верными. — Не знаю, ждёт ли меня кто на Баларе. Дед мой прямо здесь остался. А вот орки на севере меня точно ждут.
Другие атани подхватили, загомонили.
— Лучшее, что мы можем сделать, — а это лучник, убивший волка, и на него с уважением смотрят многие иатрим, — сейчас пойти вместе на север и дальше охранять детей нашей госпожи Эльвинг до возвращения их отца… или родителей. Охранять от всего, что может случиться.
«И от тебя, если нужно», — дополнил его взгляд.
«Уговорились», — кивнул ему Макалаурэ.
Задерживаться и испытывать удачу дальше было нельзя. Запасливые поделили между всеми немного хлеба и дорожных лепёшек из жемчужного зерна. Люди нашли грибы, уверили что это годится в пищу и что их достаточно в лесах в этом месяце. Для раненых сделали носилки, обмотав плащами древки копий.
Рингвэ и Фаньо возглавят отряд, решил Макалаурэ, гондолинца вновь поставить замыкающим. А он сам надеялся немного помолчать. Но оказалось рано. К нему подошёл Линдэлас.
— Тиннахаль очень сожалеет о своих резких словах, князь, — гондолинец оказался и сам смущён. — Он увидел твое беспокойство за детей и поверил тебе.
— Мне кажется, ты сожалеешь больше, — ответил он очень тихо.
— Нет, но это я велел ему помолчать и пришел говорить с тобой сам. Я хочу спросить — вдруг твое предложение помощи и инструментов все ещё в силе.
Феанарион отвернулся.
— Пусть убирается.
— Кано Макалаурэ! — Линдэлас перешёл на квенья. — Я прошу прощения за него. Он… потерял близких в Дориате. В нем тоже говорил страх. Кано Макалаурэ, ты начал строить мост через сделанное прежде, положи в него и эту доску. Я готов принести тебе клятву верности…
— Никаких драуговых клятв! — шепотом рявкнул Макалаурэ. Помолчал.
Очень хотелось послать их всех на север и в горы. Но помочь — и вправду был ещё один небольшой шаг. А если думать как Морьо, то и полезный шаг. Волки сожри упрямых мореходов, неловко будет всем, и это очень мягко говоря. Но главное, ему нужен Линдэлас.
— Хорошо. Это не от сердца, а только от головы. Ты сам вызвался. Будь посредником между нами. И держи своего друга подальше от меня. Моя вспышка всем очень дорого обойдется. А я ещё слишком хочу оторвать ему не язык, так уши.
— Хорошая мысль, кано. Благодарю. — Гондолинец вздохнул с облегчением и добавил задумчиво:
— Я думаю, тебе пригодятся посредники из самих иатрим, кроме меня.
— Те, кто поднял за меня голос.
Линдэлас улыбнулся.
— Он родич Белега, его называют просто Бронвэ. Она — Хитуиаль. Я передам им.
— Откуда ты?
Во время драки много узнаешь о случайных товарищах, но спасибо, если успеваешь спросить имя.
— Дом Золотого цветка. Но это уже неважно. Нас и до этого было совсем мало в Сириомбаре.
— Тебя слушают, этого достаточно.
С другой стороны подошёл немолодой атани с проседью в коротко стриженной каштановой бороде. Помнится, дрался он славно. Раненую руку ему перевязали и подвесили на полосу синей ткани от плаща.
— Мы готовы, князь Маглор. Каждого старика поведет кто-то молодой и сильный, чтобы присматривать за ним по дороге.
— Выдержат дневной переход? Нужно уйти как можно глубже в большой лес. И без того едва верю, что нас ещё не нашли.
— Выдержат. Им помогут. Я сам удивляюсь, но они все же пришли в себя после нашего похода. Тяжелее всего было одну-две первые свечи, потом стало отпускать.
— Твое имя?
— Дирхавель. Я побуду за старшего у нас, аданов, пока выходит так.
— Слышал это имя, — Макалаурэ удивлённо поднял брови.
— Я рад, — адан криво усмехнулся, лист подорожника отклеился от его разбитой губы и упал в траву. — Может быть, списки с моих летописей остались на Баларе. Обидно будет, если все сгорело. У тебя в крепости найдется для меня бумага или пергамент? Я бы записал… случившееся в Сириомбаре.
— Найдется. Но половина знаний бежала на Балар, даже о Диоре и Эльвинг мы ничего не знаем.
— Знаем, — хмуро сказал Дирхавель. — Диора балрог оттеснил в сторону гавани и после долгого сражения убил. Дориатские стрелки видели со стены не то с крыш. И близнецы подтвердили, что он умер.
«А я не спросил их».
— Эльвинг?
— Неизвестно. Я не стал мучить их расспросами дальше, а сами они промолчали, и в том нет ничего хорошего. Пока идём, я поговорю со всеми в отряде, сложим, что знаем. Твои братья, князь?.. — спросил Дирхавель — и осекся.
«Летописец до мозга костей. Но они тоже теперь только летопись».
— Карантир погиб, защитив гавань. Маэдрос одолел своего балрога, я помню его радость. Но остался в один против орков, прорвавшихся в верхний город. Там сгорело все. Амрас застрелен ещё за воротами города. Амрода унесли с первыми ранеными на корабли, — Макалаурэ отвернулся.
— Выходим, — велел он. И ушел в голову отряда, не оглядываясь.
*
Пастух берёз так и стоял все время возле могильного холма, лишь вошёл в озерную воду на пару человечьих шагов.
— Спасибо тебе, Березень, — сказал Тарлан, укладывая узел с подберезовиками в заплечный мешок. — И от деда спасибо. Ему тут хорошо будет лежать.
— Идите, торопыги, — пастух качнул ветвистой головой. — Я почти не помог.
— Это тоже сделали орки? — Тарлан рукой обозначил шрамы на энтовой березной шкуре.
— Да. На севере. Мы бродили там у Синих гор. Тех берёз больше нет.
— Я иду туда, где ещё будут драться с ними. Пусть твои березы вырастут большими…
Энт прикрыл светлые глазищи и отвернулся.
— Найди, где пустить свои корни, торопыга, — сказал он грустно.
Тарлан шмыгнул носом ещё раз и побежал догонять остальных.
*
Десять дней они шли только по лесу. Осень богатое время, голодать им не пришлось, и потому мало кто из эльдар соглашался есть грибы. Правда, верные Феанариони ели, их не смущало. В годы после Бессчетных слез, когда пробирались по Оссирианду и обживали гору Долмед, собирая туда всех беглецов и выживших, они привыкли не воротить носа ни от какой еды.
Ещё не раз на пути они встретили древесных пастухов и огорчали их новостями. Даже эти тугодумы хорошо знали, чем может обернуться для них новая победа Севера.
Надо сказать, темные и впрямь пытались их догнать, и ведь едва не догнали. Разведчики из иатрим, которых Рингвэ разослал и вперёд и назад, рассказали, что видели волков и всадников в полях у опушки Лесу-между-рек, недалеко от тех мест, где беглецы вошли в него. Везение или нечто большее? Ответа все равно не было.