Нарастала сырость. Идущие последними снова остались без света, но временами впереди мелькали бледные отсветы пламени торопливо зажженной одинокой свечи. Тоннель был сработан очень просто и словно бы второпях, даже стены его выровнять как следует не потрудились. Лишь когда спустились совсем низко, появилась каменная облицовка на стенах. И то она не защитила их от обрастания склизью, подобной водорослям на камнях. Неприлично поспешная работа.

Они проходили теперь под рекой. Вода местами сочилась из стыков плит и тихо хлюпала под ногами, шаги множества ног сливались впереди в единый тихий шум, подобный шуму воды по камням. Здесь, под землей и водой, Макалаурэ к собственному удивлению перевел дух, напряжение совсем оставило его, сменившись привычной готовностью встретить неожиданности.

«Либо мы ушли на безопасное расстояние, Ирмо знает от чего».

Вот только именно ему идти оказалось изрядно неудобно из-за высокого роста. Будучи едва ли не выше всех, он не мог выпрямиться и вынужден был идти согнувшись, до боли в плечах и спине.

Начался подъем, постепенный, едва заметный. Вскоре Макалаурэ понял, что туннель тянется куда дальше, чем он решил, глядя с обрыва. Это радовало. Правда, что делали орки так далеко от города?

Движение впереди замедлилось, наконец, человек перед ним остановился. По цепочке прокатился тихий шум.

— Рингвэ передает тебе, князь, что сейчас путь будет свободен, — сказал человек, оборачиваясь. На мгновение Макалаурэ увидел очертания его носа и короткой бороды в отблеске свечи.

Ещё ожидание, ещё невыносимо долго брести, согнувшись, под каменным сырым сводом, готовясь к самому худшему — просто чтобы быть к нему готовым, если худшее придет.

Оказавшись на поверхности, в прохладном вечернем сумраке, где все же не было врагов прямо сейчас, и с изрядным трудом разогнувшись, обычно сдержанный Макалаурэ шепотом пожелал, чтобы проклятых орков и волков за его ноющую спину сожрали поочередно болотные мары, драконы и морские твари Оссэ, желательно каждый раз живьём. Люди поблизости прислушались с уважением, гондолиндрим удивились, иатрим посмотрели, как на ту болотную мару. Вокруг шелестели молодые берёзки, густой подлесок пока скрывал беглецов от любых злых глаз. С моря набегали тяжёлые дождевые тучи, и это радовало.

— Кано! — мелькнуло бледное лицо, к нему торопился Рингвэ. — Надо уходить. Мы убили троих орков и сбросили в море. Вряд ли их хватятся сразу, но надо спешить.

— Пусть мужчины возьмут детей, — велел Макалаурэ. — Ты и твой отряд — замыкающие. Женщин и стариков в середину.

Здесь было ещё достаточно троп. Быстро пройти вдоль берега, где ливень смывает следы, а рощи прячут их от глаз, насколько хватит сил. Это было бы удачей, но хватит ли на то удачи самого Макалаурэ?

Не хватило.

Ливень набежал, освежая и взбадривая, и они скорым шагом прошли уже почти полторы лиги через такие же светлые прибрежные рощи, когда с севера из дождя вынырнули несколько огромных варгов. Молча разошлись в стороны, словно оценивая, хватит ли их сил задержать беглецов.

Без приказа доспешные воины вышли вперёд, закрывая собой остальных. Макалаурэ во главе колонны с нарочито громким лязгом вытащил меч.

Вожак, огромный и иссиня-черный, нагло подошёл к нему поближе. Чужую волю в нем Феанарион учуял, точно мерзкий запах. Варг открыл пасть, свесил язык — и прокашлял невнятно, пасть волков для речи годится плохо:

— Кха… Кха-мень.

Камень прилетел немедленно — юный темноволосый беоринг запустил в него камнем из пращи и рассек волчий лоб. Зверь только головой тряхнул.

— Кха-мень.

Макалаурэ шагнул к нему, чувствуя, как вспыхивают внутри угасшие было угли боевого бешенства, что охватило его в горящей Гавани. Но варг драки не искал, коротко кашлянул, будто засмеялся, отбежал на несколько шагов, маня за собой…

Рухнул с дориатской стрелой в глазу, не успев даже взвыть. Чужая воля исчезла — ее сосуд разбили. Прочие варги шарахнулись и исчезли в сторону сожженного города. Ещё двоих догнали стрелы, но не свалили.

Феанарион бросил взгляд на первого стрелка. Не Белег Куталион, увы, но тоже плечист, и с луком, который не всякий эльда натянет. Кажется, он видел его в Дориате, мельком. Из колчана у того торчали ещё три стрелы — своя и две орочьи.

Но тут сутулый хадоринг, старый и седой до выбеленности, шагнул к Макалаурэ, уверенно раздвигая воинов.

— Уводи воинов, князь Маглор, и уноси детей, — и надтреснутый голос его был таким, словно он уже решил за всех и даже за него, Феанариона. — Мы останемся. Задержим не вас, а их. Все равно не поспеем за тобой, да и срок наш на исходе. И благодарю тебя, что не пришлось заживо гореть. Защити детей и княжичей, Феанарион.

«А не лучше ли было сгореть, чем дождаться волчьей пасти?»

Они уверенно отступали от колонны беглецов — старики и старухи, хадоринги, беоринги, халадины, даже хромой старый вастак со знаками племени Бора на одежде. Их вышло десятка три. Хмурились, храбрились, проверяли ножи на поясах. Толстая, нестарая ещё женщина, всхлипнув и посмотрев на ребенка в руках гондолиндрим, тоже попятилась к ним.

А за ними мрачно отходили раненые. Люди, шатаясь и отталкивая протянутые руки. И двое эльдар, изрубленных и обожженных. Нет, уже трое. Синко, белый как сириомбарская новая стена и наскоро перевязанный в подземелье, посмотрел на атани, улыбнулся криво, шагнул за ними, опираясь на меч в ножнах.

Почти все, кто не выдержал бы долгого бега или скорого хода день и ночь.

Старый хадоринг смотрел спокойно и прямо — и кровь бросилась Макалаурэ в лицо, а в груди глухо стукнуло о ребра и сжалось.

— Никогда мне ещё не приходилось оставлять беспомощных на съедение волкам, — сказал он хрипло.

— Не совсем беспомощных, князь… — начал выбеленный, погладив нож на поясе.

— Я не стану начинать сейчас! — выкрикнул Феанарион яростно.

Не в городе. Не в огне. Не при виде волков. Не на смерть верных даже. А при виде этих чужих старых аданов, которые ему никто, и которые приготовились умереть, чтобы не задержать их — здоровых и быстрых.

Боль вспыхнула и снова превратилась в ярость, накрывшую его волной, уносящую разом и осторожность, и расчёт.

В прошлый раз было то же. И получилось.

— Вернитесь в отряд! — голос Макалаурэ набирал силу и зазвенел как два удара гонга. — Пусть в дороге выживут не все, но волкам я не оставлю ни одного!

Рингвэ и Фаньо переглянулись, догадываясь.

Старики медлили, и воины вернулись к ним сами, окружив их. Макалаурэ видел надежду на их лицах. И лицах эльдар тоже…

Вскинув лицо навстречу дождю, Макалаурэ низко запел, обходя свой сгрудившийся отряд выживших. Охватывая их шагами, отмеряя слова и такты самой простой и ритмичной из песен.

Просто идите за мной, говорил он им всем.

Земля сама подтолкнет вас вперёд — идите за мной.

Вода смоет усталость и боль — идите за мной.

Трава укроет наши следы — идите за мной.

Ветер вдохнет новые силы — идите за мной.

Не думайте о дальнем пути — идите за мной.

Так говорил он каждому из них и всем сразу, замыкая круг.

Потом сделал шаг вперёд во главе своих — и на плечи упала тяжесть, словно он тащил их всех за собой, и более всех тащил стариков атани и их годы, тянущие к земле. Такого не было, когда он отыскал братьев и запел им среди Битвы Слез. Ничего подобного не было. Стиснув зубы, Макалаурэ шагнул ещё раз, едва удержав песню. И ещё. Тяжесть сдвинулась, медленно набирая ход, как тяжело гружёный корабль.

Ливень, набегающий с моря, хлынул еще сильнее.

Он повернул немного севернее, уходя от береговой линии, где их будут искать точно. Он звал за собой, и все, даже самые старые атани, шли за ним быстрее и быстрее, не отставая и не сбиваясь с шага. Дикие поля и небольшие рощи вдоль ручьев и озёр плыли им навстречу, и отряд шел плавно, как корабль, рассекая высокие травы ранней осени. И смыкались эти травы за ними без следа, словно вода за кораблем.