Литмир - Электронная Библиотека

Беспамятство и смерть в огне? После того эха ярости Старшего, что воодушевило и его самого в разгар сражения, так уйти скверно — но безмерно лучше плена.

Внутри пришел холод, прикрыл боль и отстранил ее. Не время. Не сейчас.

Отвернувшись, он спрыгнул с крыльца, прошел между домами и встал над обрывом. В лицо ударил свежий ветер, показавшийся ледяным. Только теперь он заметил, какая жара стоит на последней улочке. Но этот же ветер гнал и гнал волны к берегу, и они с грохотом разбивались под обрывом. Местами из прибоя торчали изъеденные морем скалы, но между ними, казалось, была заметная глубина. Слева и внизу за краем стены боролся с волнами широкий рукав Сириона, защищавший город с востока, и на камнях в устье реки он различил приземистые фигуры, следившие неотрывно за обрывом. До ближайшей рощи за городом оставалось не меньше лиги.

От свежего ветра и от знания, что Старшему уже ничего не грозит, на душе стало немного легче. А ещё подземный ход такой длины и впрямь легко вместит всех оставшихся защитников города, отправлять бойцов на безнадежную битву ради отвлечения врага не придется.

Он с наслаждением вдохнул воздух, пахнущий морской водой, водорослями, ещё чем-то радостным, чему не находилось названия — и вернулся обратно на жаркую маленькую улицу, ещё сопротивлявшуюся огню.

Большинство воинов уже скрылись в бездонном погребе и исчезали в нем друг за другом все быстрее. Огонь тем временем подступал ближе, и среди женщин уже раздавались порой совершенно непритворные крики боли и ругательства. Жар стоял едва терпимый. Горел дом у самой стены по эту сторону улицы, от летящих углей тлела деревянная мостовая. Тем лучше.

Жестами Макалаурэ подозвал всех оставленных к себе.

— Подожгите соседние дома, — велел он воинам. — Не будем тянуть. И заднюю стену этого дома подожгите.

— Как только дома вспыхнут, — обратился он к женщинам, — кричите изо всех сил. Терпите сколько можно, шумите, потом скрывайтесь по одной в погребе. Начинайте сейчас.

Столпившиеся у входа в погреб женщины атани закивали, вытирая раскрасневшиеся лица. Дориатская лучница, та, что с короной кос, сделала шаг назад и вдруг запела, запрокинув голову.

Голос ее взвился, перекрывая треск пламени, высокий и ясный. Другие дориатрим подхватили, и Макалаурэ повел плечами, отгоняя озноб. Эти синдэ не старались петь ни глубоко, ни красиво. Они прощались с городом, перечисляя его улицы и башни, и лишь пели как можно громче, чтобы их услышало всё то, что ещё оставалось от Сириомбара.

Из глаз атанийских женщин брызнули непритворные слезы, раздались рыдания.

«Высоко поднимется

Дом над Ивовой улицей,

Ветер раздует

Ленты над окнами,

Золотит солнце поутру

Светлое дерево,

Пронижет насквозь

Воды речные

Доброго Сириона…»

Против своей воли он сквозь слова увидел день, когда сложили эту немудреную песню — пронизанный светом поздний весенний день, когда поднимались первые высокие дома, и беглецы из Дориата вместе с мастерами нандор и людей Хадора рубили и складывали бревна, впервые поверив, что у них будет новый дом…

Он стиснул кулаки, радуясь обжигающей жаре, иначе нестерпимый стыд залил бы его лицо алым по самые уши, как мальчишку. Хотела певунья этого или нет, песню она вонзила метко, как тонкий кинжал в щель доспеха.

Другие его верные стояли, опустив глаза.

Грохот рушащегося поблизости дома перекрыл было песню, и женщины вскрикнули от испуга непритворно, а потом, бросив взгляд вверх, закричали изо всех сил.

Дым появился над крышей дома Ольвен. Теперь спасительный ветер с моря лишь раздувал пожар.

«Драуговы уловки! Ни одна попытка обмануть темных ещё не заканчивалась хорошо! Валар, пусть хоть теперь получится! К драугам нас, но эти-то ни в чем не виноваты, особенно мальчишки!»

Лучница все пела, срывая голос, начиная песню снова и снова, будто пытаясь заклять погибающий город, слезы появлялись на ее лице и высыхали от жара. Женщины кричали громче, хватая воздух пересохшими губами. А слух Макалаурэ ловил лязг и далёкие радостные возгласы орков за стеной…

Если все же полезут через стену, подумал он в ярости на себя и темную дрянь сразу — он их встретит здесь. До конца. Потому что не может вернуть ничего. Не может перенестись назад на Долмед и укротить полубезумного от ярости и клятвы Тьелкормо. Не восстановить Дориат, не вернуть сюда, в Белерианд из огражденного Валинора, погибших иатрим. Только рубить и рубить темную дрянь, пока хватает дыхания!

И со всей яростью того, кто побывал темной тварью дважды и едва не стал ею в третий раз.

Он потерял счёт времени, весь превратившись в слух. Была только песня, все более хриплая, только жар вокруг — и звуки за стеной. Даже рыдания и крики женщин рядом с собой он слышал словно издалека, они были для него шумом, как треск и гудение пламени.

Крики. Смех. Бряцание доспехов. Удары металла о металл, грубые и гулкие — это колотят оружием в щиты. Шума шагов нет. Нет деревянного стука и шороха — никто не тащит лестниц к стене, не карабкается на откос.

Стрелы ещё летят. Это развлечение. Ещё одно торжество победителей. Стреляют на голос и наугад, со смехом.

Не идут. Не лезут на стену.

Он очнулся от боли — уголёк клюнул Макалаурэ в щеку. Понял, что стиснул зубы и сжимает рукоять меча до боли в пальцах. Женщины жались к стене дома, некоторые уже исчезли в погребе.

Грохот. Обвалилась ещё одна крыша. Ещё несколько атанис затихли, перевели дух и убежали в темноту.

— Кано, — голос Фаньо был сухим и хриплым, лицо раскраснелось от жара, по лбу бежали струйки пота. — Пора уходить.

— Ещё немного.

Он указал на лучницу, сипло, через силу повторяющую вновь и вновь последние слова погребальной песни деревянного города, как завороженная. Остальные иатрим уже замолкли. Фаньо шагнул к ней и осторожно коснулся ее плеча. Лучница с ненавистью и слезами обернулась, готовая ударить — и остановилась. Выдохнула с трудом…

Раздался громкий треск. Дом возле них кренился, его крыша рушилась внутрь. Из последних сил женщины пронзительно закричали, отскочили к стене, кинулись внутрь погреба, тяжело дыша. Фаньо ухватил лучницу за локоть и втолкнул в двери, подхватил и запихнул туда двух других.

— Кано! — закричал ещё кто-то в испуге.

Тот, словно очнувшись, махнул рукой. Спасаясь от волны жара и от летящих углей, Феанарион с последними верными торопливо отступили в темноту.

— Уходим, — Макалаурэ без стука закрыл за собой внешние двери. Последним он спустился по лестнице, затворив неожиданно тяжёлые створы потайной крышки — снаружи к ним оказались прибиты доски пола. Лишняя защита от огня. Обнаружив на створах тяжёлый засов, он запер их изнутри, оставшись в холодной темноте.

Даже эльдар не могут видеть там, где вовсе нет источников света. Ведя рукой вдоль стены, Макалаурэ спускался все ниже за звуком шагов своих верных, нащупывая ступени в темноте. Лестница изгибалась вправо, словно следуя стене невидимого колодца. Затем впереди появились оранжевые отсветы и движущиеся тени. Следуя за воинами, Макалаурэ спустился — и вышел в широкий зал, заполненный до краев его людьми и эльдар, стоящими плечом к плечу.

Очень не хватало сейчас кристальных ламп, но Феанариони их берегли и почти не брали больше в дорогу, а сколько оставалось у других нолдор — кто знает?

Здесь обошлись огарками двух свечей. Эльдар более чем хватило, да и люди не жаловались.

На удивление ещё не было душно. Зал уходил вверх, сужаясь, и по форме был подобен колоколу. Сверху, на высоте больше трёх ростов эльдар, его перекрывал настил из мощных бревен. Должно быть, лестницу построили отдельно и позже. Из зала уходило несколько узких вырубленных ходов в две стороны, оттуда тоже выглядывали беглецы. Над одним из ходов повесили светлую атласную ленту, нелепую в этой сырой темноте.

Он ещё осматривался, когда из того прохода раздались тихие шаги, блеснул свет и среди чуть расступившихся воинов появились близнецы. Один из них нес совсем маленький кристальный светильник, размером не более голубиного яйца.

26
{"b":"694584","o":1}