Звезда научила меня правильно относиться к деньгам. Она снисходительно относилась к моей прижимистости. Не выпросив у меня очередную сумму на какую-нибудь безделушку, она говорила – Эх, Ты. А еще называешься близким по духу человеком. Как ты не понимаешь, что это такой дар. Ты даешь людям какие-то бумажки, а они тебе взамен хорошее настроение или красивые вещи. Мне нечего было возразить ей. Я понимал, что она, в сущности, права. Мне становилось стыдно, что у меня недостаточно этих «бумажек» и я неловко оправдывался перед ней. – Эти скупые люди, жители Большого Города, научили меня платить им той же монетой прижимистости. Того и гляди к шестидесяти годам стану таким скупердяем, коего до сели свет не видывал. А про себя говорил: – Да нет же. Я не скупой. Просто пытаюсь увернуться от нищеты. Играет она со мной постоянно в догонялки. Словно прочитав мои мысли, Звезда, глубоко вздохнув, промолвила: – Побыстрее бы мы потратили все наши сбережения и успокоились. Ведь как прекрасно, когда деньги подобно птицам улетают от тебя. Я не знал, смеяться ли или плакать, так глубока была ее мысль.
В ту ночь мне приснился сон. Я оказался в каком-то райском городе. Его жители очень любили играть в карты. Это была необычная игра, поскольку вместо карт они использовали бабочек. Они поштучно выпускали бабочек и наблюдали за их полетом. Выигрывал тот, у которого бабочка совершала нечто необычное. Тех бабочек оплачивал бюджет города. Это ни в коем случае нельзя было назвать банальным распилом муниципальных средств. Ведь деньги шли на организацию досуга горожан в общественных парках. Во сне я вспомнил сравнение денег с белыми птицами. В сущности, как всегда, Звезда была права.
При всей блаженности Звезды, меня не раз поражала ее практичность. Она хорошо знала, в каких банках наиболее выгодный обменный курс валюты. Звезда не раз говорила мне, что она – Ангел. Но я не совсем верил ей. Со временем мне стало казаться, что она права. Особенно это чувство усилилось после того как мне попался на глаза ее дневник. Это был сборник ее стихов. Странные то были стихи. Действительно, написанные Ангелом. «И что тут глупость? Что насилие? Такое видела одна лишь Я. Я побывала в облаках Олимпа, и Город-Град пред мною расстилался, Песней своею звеня». Прочитав эти строки, я понял, что никогда не видел и вряд ли когда-либо увижу тот Город-Град. Только что во сне. А Звезда была родом из того самого Небесного Града. В этом было ее отличие от меня. В ее словах высвечивались неведомые мне миры. Мне было совестно говорить Звезде о своих сомнениях. Слишком приземистыми они были.
Пролистывая дневник, я все больше осознавал, что совсем ее не знаю. Ее недосказанность извергалась в ее стихах. Словно в затхлом суденышке тебя носило по волнам ее мыслей. Судя по всему, она была очень одинока. «Почему одиночество такое постылое. Такое грустное… Скажи? Это есть эгоизм, наверное, когда думаешь лишь о себе. Как хочется Друга близкого душою Тебе. Как хочется обновления мыслей, чувств и любви к себе».
Мне нужно встать, уйти отсюда. Пока не занялась заря. Покинуть этот город смутный, чтоб не вернуться никогда. Уйду, покину грусть былую, где среди нищих и калек томилось сердце, так тоскуя, в мечте увидеть светлый брег. Читая эти строки, мне не хотелось осознавать, что Звезда согласилась быть со мной лишь потому, что ей нужно было обмануть свое одиночество.
« За радости наказывать нельзя. Нельзя у Человека отбирать Надежду». У меня защемило сердце. Несмотря на все мои старания, я не смог избавить Звезду от одиночества. Меня не было в ее стихах. Правда Звезда уделяла мне несколько ничего не стоящих строк. Одна из ее записей начиналась словами. « Не обижайте стариков. Не говорите «нет» старухам. Не ты ли тот старик, смахнувший невзначай слезинку». Эти строки имели ко мне самое непосредственное отношение, поскольку накануне, прогуливаясь со Звездой, я не подал какому-то алкашу. Звезда, видимо была оскорблена этим поступком. После этого я решил всем кому не попадя подавать подаяния, даже если это были явные аферисты. Я проецировал на себя другие записи Звезды, хотя, возможно, ко мне они не имели никакого отношения. «Друг, Человечище. Как хорошо с тобой по планете шагать», «Ну вот он и пришел, достоинство свое в карман вложив». Очевидно, она имела в виду мою прижимистость. «Еще совсем твой Разум не остыл. В глазах есть блеск и радость». Сколько снисходительности. Впрочем, именно так, наверное, и должны небожители относиться к простым смертным.
Звезда была немного не от мира сего. Помнится, как то я сильно простыл и у меня был жар. Я попросил ее купить лекарств. Лекарства она купила, но на последние деньги приобрела так же три тома произведений философа Кондильяка. Она хотела сделать мне приятное. Я не знал смеяться или плакать. Какой, к черту Кондильяк? Но, странное дело, после того случая я быстро пошел на поправку. Ей были открыты какие то неведомые измерения, доступ в которые мне был заказан. Она плохо разбиралась в бытовых вопросах, но в то же время была на короткой ноге с божествами. Это ее роднило с Патриархом, с которым свела меня судьба. У того тоже было иное измерение. Никто не мог сравниться с ним в размере ни помыслов, ни дерзаний.
Жить с богами трудно. Вечно ощущаешь свой размерчик. Остается надеяться лишь на их снисходительность. Как то Звезда загрустила. Чтобы как то приободрить ее, я пообещал свозить ее в Прагу. – Прагу? Удивленно спросила она. – Это морской курорт? Я подумал, что Звезда подтрунивает, но взглянув на нее, понял, что она это всерьез. Она действительно не знала, что такое Прага. Не потому, что была дебилкой, а потому, что жила в иномирье. – Нет, Прага это не курорт. Это очень красивый город и живут там очень красивые люди. Такие же славяне, как и ты. Странно, но в тот год Прагу затопило потопом. Может Звезда предвидела тот катаклизм? Поэтому и называла Прагу морским курортом.
Звезда очень любила елочные игрушки. Она всегда выбирала самые хрупкие из них, которые наверняка разобьются. Эти игрушки напоминали ей ее хрупкую душу, которая может легко поломаться. Как то я спросил Звезду, почему она не издаст свои стихи. – Ты тогда загремишь, понимаешь, – уговаривал ее Я . Звезда посмотрела на меня, словно на неразумное дитя, и промолвила. – Да уж точно. Загремлю куда-нибудь. Это был ответ не легкокрылой бабочки, но человека, вместившего в себя всю горечь Мира. При этом, сохранившего свою чистоту и невинно-девственное восприятие. Звезда после этого случая стала представляться Поэтессой. Она оценила мой жест.
Некоторые записи в дневнике Звезды были обрывочны и скорее напоминали пророчества Кумской Сивиллы. Они касались моих взаимоотношений с Патриархом. «Тот самый мудрый из всех Посланник на Земле Мудрецов». «На чистых Водах даже Змей становится добрей». « Не играйте, мальчики, в игры сатанинские» и т.д. Все это окончательно убедило меня, что Звезда действительно являлась Ангелом. Она была Божественной Невинностью Большого Города, и была послана мне, дабы я не пропал. Это девственное мировосприятие выручало меня не раз. Незадолго перед расставанием Звезда, предчувствуя нашу разлуку, словно завет произнесла – Когда тебе будет особенно тяжко, возьми хлебушка. Покроши птичкам. Полегчает. То же самое мне советовала Птица-Сирин. Я прибегал к этому совету не раз. Невинность в Большом Городе была запрятана где то очень глубоко.
СТРАННЫЙ ЮНОША С ПОКРОВКИ. ВВЕДЕНИЕ ВО МРАК
Гадание по китайской Книге Перемен: «Не я ищу юношей. Юноши ищут меня. По первому гаданию – возвещу. Второе и третье – смутит. Благоприятна стойкость. (Гексограмма Мын)».
Впервые я встретил этого молодого человека где-то у границы Словении и Италии. На одном из горных перевалов в рейсовый автобус сел Он. Это был инспектор ведомства контроля общественного транспорта. Пожилой водитель, несмотря на молодость парня, услужливо заискивал перед ним. Молодой человек невозмутимо проверил у пассажиров билеты и так же неожиданно сошел в проливной ливень в чистом поле. Картина тогда показалась несколько сюрреалистично-постановочной. Неизвестно откуда взявшийся инспектор, легитимность которого вызывала сомнения, и неизвестно куда затем испарившийся. Появившийся из небытия в небытие и ушедший.
