Кочкин провел по липким блестящим волосам.

– Как-то это все преждевременно, Елена, – он повернулся к мужчинам в поисках поддержки. – Мне кажется, втроем в тоннеле будет не так тесно.

– Не сомневайтесь, нам вполне удобно будет даже впятером, – успокоила его Елена Николаевна. – Маше я доверяю.

– В таком случае, я мог бы позвать кого-то еще, – не унимался Кочкин.

– Не стоит себя утруждать, Григорий Ильич. – Чем больше людей знает о вашем беспутном плане, тем хуже для вас. Я делаю это исключительно из уважения к своим сотрудникам. И мне хотелось бы, чтоб с таким же уважением они довольствовались моим мнением.

На этом разговор был окончен. Кочкин бросил неодобрительный взгляд на девочку и сунул руки в карманы. Отступать было некуда. Впереди всех ждал проход в неизвестность. И на лицах мужчин читалось крайняя обеспокоенность за то, куда они идут, будто каждый из них понимал насколько права Гейкина и насколько безумен Кочкин.

– С Машей мы будем связываться каждые десять минут. Я буду говорить куда мы идем, чтобы в экстренном случае она могла объяснить другим людям, как нас найти.

– Господи ты боже мой! – Кочкин подпрыгнул. – Елена Николаевна, не запугивайте экипаж! Еще ничего не случилось.

– Если связь оборвется, Маша будет ждать тридцать минут. После чего…

– Я иду в комнату охраны, – ответила девушка. – И докладываю им.

От ее слов Кочкин сжал кулаки. Его волосы слегка приподнялись, и общий вид говорил о том, что он едва держит себя в руках.

– Все ваши речи доведут меня до белого коленья.

– Если вы не согласны, Григорий Ильич, мы можем…

– Я согласен, – прорычал Кочкин.

Руки его опустились, и он стал смирно, как армейский офицер.

– Все понятно, – ключник вытащил из кармана сигарету и, оценив реакцию Елены Николаевны и Кочкина, сунул ее не в рот, а за ухо. – Все понятно.

Под шлемом сигарета согнулась, и Леонид Розгин определил ее обратно в карман.

– Что ж тут непонятного, – проворчал Кочкин. – А вы не волнуетесь за то, что наши частые переговоры сделают много ненужного шума?

– Первое, за что я волнуюсь – это за наши жизни. Все остальное – мелочи.

Кочкин закусил губу. Когда Елена Николаевна повернулась к двери, он показал гримасу, которая на его лице смотрелась так тщедушно, что от смеха не удержалась даже Маша.

– Вы хотите пойти первым? – не оборачиваясь, спросила Елена Николаевна.

– Нет уж. Женщины вперед.

Кочкин включил свой фонарь и последовал за Гейкиной. За ними в тоннель зашли Розгин и Попов. Свод над дверью был довольно низким, но наклоняться пришлось только ключнику. Леонид закряхтел, его шлем процарапал линию на зеленоватом мхе, он согнулся, прихватываясь то за спину, то за больные колени. Маша помахала всем ручкой и села рядом с пюпитром. Чуть позже группа скрылась в сумраке, в тоннеле воцарилась тишина, и девушка, поставив рацию напротив себя, стала ждать.

Елена Николаевна шла так медленно, будто под ее ногами вместо твердого каменного настила находился старый бревенчатый мост. За стонами и кряхтением группы она почти не слышала звук своих шагов. Это ее настораживало, потому что шум придавал огласку их действиям, а она не хотела, чтобы тот, кого они могли здесь обнаружить, заранее узнал об их присутствии. Она не верила в то, что в тоннелях завелся вор, но история Эвы Кордовы показалась ей достойной внимания.

Низкий арочный тоннель продолжался недолго и уперся в винтовую лестницу, ведущую вниз. Здесь группа остановилась. Ключник выпрямился. Его поясница хрустнула, как сухая ветка, и Леонид заругался. Когда его чертыханья закончились, Елена Николаевна обернулась и «разжала уши». Леонид выглядел так, будто недавно переплыл бурную реку. Он ловил ртом воздух, губы его были разодранными и белыми, а лицо словно впитало остатки ночного кошмара. Ключник увидел, куда им предстоит спускаться, зубы его сжались и заскрипели.

– Нам надо передохнуть, – сказал он. – Перекурить.

Елена Николаевна чувствовала к нему жалость. Она знала, что Леонид никогда не увиливал от грязной работы, и если кому-то требовалась его помощь, он всегда был рад ее оказать. Но сейчас она думала не только о нем. Она думала обо всей группе, и ее ответ был категоричен:

– Никаких передышек до конца пути, Леня. Все претензии к Григорию Ильичу.

– Ильич…

– Леня! – вступился Кочкин, которого вполне устраивало, как выглядит его подчиненный. – Будь мужиком, в конце концов. То ему покурить, то посидеть, то передохнуть. Тут идти осталось пять минут.

– Не могу я что-то, – пожаловался ключник. – Не дышится.

– Прислонись к стене, – посоветовал начальник ночной смены. – Сделай полный вдох и полный выдох. Главное, выпрями спину.

– Никто ничего делать не будет, – скомандовала Елена Николаевна. – Леня, если тебе плохо, возвращайся назад. Я не знаю, сколько еще идти. Думаю, лестница ведет под один из тоннелей, за ней будет либо подъем, либо развилка. Чтобы ты не потерялся, лучше возвращайся сейчас.

– Леня! – Кочкин выпятил грудь. – Соберись. Мы прошли всего двадцать метров.

Ключник почесал седую бороду и сказал:

– Со мной все в порядке. Идемте…

Елена Николаевна ступила на лестницу. Она заметила, что мох на стенах исчез, а свод покрывали плотные комки паутины. Зеленоватая дрянь теперь ползла по полу, где было влажно, а по бокам простиралась ровная каменная кладка. Лестница имела крутой уклон. Направляя луч света вниз, Елена Николаевна видела только несколько ступенек. Высота их превышала двадцать сантиметров.

– Эти тоннели строились для смотрителей, – прокомментировала она. – Князья здесь никогда не ходили. По высоте ступеньки можно оценить силу и телосложение людей. Такие лестницы явно не подходят для толстых зажиточных бояр и помещиков.

– Это точно, – прокряхтел Кочкин.

Его короткие ножки с трудом переступали со ступеньки на ступеньку. Кому-то могло показаться, что по лестнице скачет мяч.

– Леня, как ты?

Чтобы откликнуться, ключник остановился.

– Все норм, ребятки, – сквозь отдышку пробормотал он. – Все норм.

– Я видела много фотографий с подобными лестницами. Говорят, их строили короткими, но крутыми специально, чтобы вора можно было легко поймать. Я думаю, теперь Григорий Ильич понимает, насколько тяжело пришлось бы человеку тащить по такой лестнице ящик с бутылками. Максимум, на что бы его хватило – одна тара за ночь.

– Чтобы меня уволили с работы, – задыхаясь, прокричал Кочкин, – и того хватит.

– Как знать, – продолжила Елена Николаевна. – Может, вы и правы.

Лестница сделала еще один оборот, и группа вышла на ровный пол. Они оказались в просторном тоннеле, где ключник мог идти во весь рост, а Кочкин во всю ширь своего непропорционального тела. Здесь было необычно глухо. Потолок поддерживали деревянные опоры, связанные железными обручами. Стены, вытесанные грубыми руками, имели множество вкраплений и обвалов. Этот участок тоннеля напоминал старинную угольную шахту, по которой когда-то катились вагонетки.

Елена Николаевна указала на части прогнивших перекладин и предупредила беречь головы. После лестницы группа перемешалась, и теперь ее заключал Кочкин. Намотав на себя паутину, он был вынужден отстать. Елена Николаевна не стала его ждать, и пока Кочкин ворчал, ругался и рычал, идущий перед ним Попов успел так отдалиться, что луч рассеивающего света перестал его доставать.

Через пару минут Кочкин содрал с себя всю паутину и встретился с новой проблемой: как удалить липкую дрянь с пальцев рук. Испытывая отвращение ко всему мерзкому, Кочкин пошел на ожесточенный шаг. Он принялся тереть ладонями о стены. Вскоре паутина начала сворачиваться и отлипать. Избавившись от одной напасти, Кочкин осознал, что его никто не ждет, и в тоннеле он остался один. В этот момент он услышал странный гул со стороны лестницы, зовущий его так же сладостно, как когда-то звала жена.

– Кочкин, – тихонько летело сквозь темноту. – Ко-о-о-чкин…