И только к шестнадцати годам, я мне впервые закралась в голову мысль, что я до сих пор сплю в одной кровати с отцом. Со стороны это казалось диким, но в моём понимании ничего из ряда вон выходящего я не замечал. К тому времени я значительно прибавил в ширине и в высоте. Нам было тесно в одной кровати, но мы продолжали перетягивать друг у друга одеяло, толкаться по ночам и разражаться неистовым храпом. Во сне, будучи ребёнком, я часто матерился и отец, устав от моей брани, как-то раз, толкнул меня в спину и сказал: «Будешь материться, на пол пойдёшь спать». Но главной претензией, как моей, так и моего отца, были острые колени, которыми отец врезался мне прямо в поясницу и мешал спать. По несколько раз за ночь я отодвигал от себя волосатую ногу, или пинал его в ответ. Но стоит добавить, что и я не редко запрокидывал на отца свои ноги и получал в свой адрес уйму жалоб. И даже сейчас мне неловко говорить вам об этом.
***
Обыденность
Я стал свидетелем того, как жизнь моих родителей превращается в повседневную рутину. И каждый день становился зеркальным отражением предыдущего. С утра они шли на работу, кто, куда… Мать в школу, отец на завод, строить корабли и вечером они возвращались домой, уставшие и голодный. Прожитые дни тянулись сплошной вереницей, а седых волос на голове становилось всё больше и больше. Я не успевал застать момент, когда мой отец уходил на работу. Он вставал на заре, хватал со стола термос, контейнер с обедом, прогревал машину и трогался с места. Но так было не всегда…. Совсем недавно, несколько лет тому назад, отцу довелось иметь своё личное дело по продаже автозапчастей и машинных масел. Но кризис в те годы не щадил, ни женщин, ни стариков, и безжалостным катком он прошёлся по моему отцу, оставив его без гроша в кассе. Дела обстояли хуже некуда, деньги в кассе растворялись, точно сахар в кружке и была принято решение прикрыть лавочку. Финансовый кризис обул моего отца до последней ниточки и магазину «Автозапчасти и машинные масла» пришёл полный конец.
Вести собственное дело в те годы было не выгодно, и отец подался в рабочие. Он, будучи дипломированным специалистом, утроился на машиностроительный завод и имел честь работать техником среднего звена. Отец мой не сильно горевал о былых днях, где он в роли важного дельца крутил нулями в отчётной ведомости и только успевал, что пополнять кассу. И теперь он вынужден изо дня в день посещать машиностроительный завод, или же бывать в частых командировках. Вернувшись с работы, отец первым делом усаживался за компьютер. Отец возвращался с работы и первым делом садился за компьютер. Он часами мог сидеть перед монитором и долбить по клавиатуре, похлеще заядлого пианиста. Танки, словно отдушина для гнева, отец вымещал на них всю свою злобу и ненависть. Он не играл в танки, как в них играют подростки, он скорее давал волю эмоциям. И бранных слов отец в таком случае не жалел, матерился только в путь! Сколько же новых скверных слов мне пришлось узнать в минуты, когда отцу не везло в игре!? На пальцах руки не пересчитать и в двух словах не описать. Я в этом плане был тише отца и если играл за компьютером, то делал это тихо и без лишнего мата. Я обходился без криков, что не скажешь о моём чересчур эмоциональном отце. На этой почве у них с матерью частенько случались бытовые ссоры. И они мало чем отличались, друг от друга. Я же говорил, абсолютная повседневность.
–Да, как ты можешь кричать матом при детях!?– негодовала мать.
–Я же тихо!– пытался выкрутиться отец, но удавалось ему это очень редко, лишь по праздникам.
–Весь дом на ушах стоит!?– продолжала возмущаться мать.– Ты это называешь… Тихо!
–На себя посмотри.– парировал атаки отец.– Когда с детьми уроки делаешь от тебя только один мат и слышен.
На этом их ссора обычно подходила к концу. Лишь напоследок мать обзывала отца: «Полным дибилом!», и запиралась в соседней комнате. И отец не в силах был контролировать свой гнев и продолжал ругаться матом, пока я в это время смотрел телевизор, или же сидел за телефоном.
Спасть мы укладывались в разное время суток… Мать с братом в девять часов вечера, отец в этом плане повторялся редко, то в телевизоре на интересный фильм наткнётся, то его сон в семь вечера сморит. Но позже всех под одеяло нырял именно я. Ведь только по ночам я ощущал себя поистине свободным человеком. Все спят, никто не суетится и я волен делать то, что мне заблагорассудится, главное не шуметь, иначе мать возмущаться станет.
Утро перед школой не предвещало между тем ничего нового. Мать будила меня в семь утра и честно скажу, что поднимался я с кровати путём немалых усилий. Мне было тяжело просыпаться ранним утром, ведь я спать укладывался в сумерках. А в каникулы так вовсе, я мог до утра сидеть за компьютером и по сети общаться с друзьями. Недосып преследовал меня отовсюду и чтобы прийти в себя я взял привычку спать днём. Один часок крепкого сна после учёбы, заряжает тебя энергией до самой ночи. И на утро вновь хронический недосып.
На столе меня ждала яичница, чай на травах и пятнадцать минут полной тишины. К тому времени отец был на пути к любимой работе, мать убегала в школу, брата отводили в детский сад и в доме я оставался совсем один. С включённым телевизором, я смаковал яичницу и дорожил каждой минутой проведённой за этим столом. Следом я одевался и шёл на учёбу.
Мать в отличие от отца имела красный диплом об окончании института социальных и гуманитарных знаний, но работала она далеко не по профессии… Учителем начальных классов. Работа непыльная платят хорошо, а главное рабочий день, неполный. Наставлять детей на ум, что может быть лучше. Моя мать довольно вспыльчивая женщина и заводилась она, словно двигатель комбайна. И действительно, временами проще танк, на ходу остановить голыми руками, нежели родную мать утихомирить. Из себя она выходила легко и просто, достаточно было принести домой звонок от классной руководительницы, как по голове тут же прилетали крепкие затрещины. Учёбы для матери было самым главным в её жизни. И плевать, что в юные годы я на первое место выдвигал именно хоккей. Приходилось успевать, как в школе, так и на тренировках, чтобы мать не суетилась понапрасну. Думается мне, в школе она была довольно строгим учителем и дети на её уроках вели себя послушно, что называется, ходили на цыпочках.
В целом их быт не отличался обилием страстных событий и любовью, как мне известно, они занимались исключительно по праздникам. Я их за это не осуждаю. Но ради чего они продали свою молодость!? Ради семьи, или же детей. Она могли путешествовать по миру, познавать новые страны, изучать неизученное и постигать непостигаемое. Но вместо бурной жизни в океане страстей, они мирно плыли по речушке и временами отдыхали на местных курортах. Отец в отличие от матери, часто пропадал в командировках и где только он ни успел побывать. Работа привносила в его жизнь новые ощущения, какие он испытывал в командировках. И время шло, а молодость не вернуть. Я презирал время, ибо оно силой отнимал у моих родителей юные годы, и не давало им дышать полной грудью. Были времени, когда мои родители тусили на вечеринках, отжигали на дискотеках и пили прямо из горла. Правда, и сейчас моя мать неплохо отжигает на дискотеках, но пьёт из бокалов и рюмок. А молодость не вернуть…. Сегодня ты мужчина в расцвете сил, тебе нет и тридцати лет, а завтра бац! Тебе стукнуло сорок лет, и вся жизнь неизменно катится в глухую старость. Словно фрукт, ты был сочным, спелым яблоком, но проходит время, срок годности истекает, и в один из солнечных ты становишься перезрелой грушей, и тебя продают по скидке, или же убирают на самое дно.
Я ненавидел повседневную обыденность и старался убежать от неё, пока это представлялось мне возможным. Мне было грустно, что люди тратят годы своей жизни на серое однообразие и даже не понимают, в какое русло реки впала их жизнь. Я переживал ни столько за незнакомцев, сколько за себя и боялся, что меня настигнет скука и повседневная рутина. Я наивно полагал, что обыденность и скуку легко миновать, но как же я тогда глубоко ошибался. В шестнадцать лет я погряз в рутине, в семнадцать я тщетно пытался из неё выбраться, и некоторые обязательства тянули меня вниз, на самое дно. В восемнадцать я принял решений покончить жизнь самоубийством и лишь один неловкие шаг отделяет меня от бесславной гибели. Мы живём по стандартному шаблону, дом, ясли, школа, институт, у пацанов армия, у девушек беременность, следом работа и будет чудом, если ты полюбишь её, как свою жену и детей, а затем пенсию и вечность. И лишь к старости люди понимают, что их жизнь навязанный обществом вечный шаблон, который мы разорвать может, но сделать этого боимся. Ведь большего нас пугает неизвестность перед будущим. Мы не знаем, что нас поджидает за ближайшим углом, быть может клад, или бандитская пуля, мы понятия не имеем, что прячется в недрах шкафа, или под кроватью ,именно это нас и пугает… Незивестность.
