ПРОЛОГ.
Ангор стоял у окна и с задумчивостью глядел из окна на раскинувшийся внизу студенческий городок, полнящийся шумом и красками, будто картинка из детской книги сказок. Молодежь сновала туда-сюда, и ее радостные крики доносились даже до окон ректората. Теперь, когда он был новым эрусом этого маленького мира, входить в покои покойной Кунктии и ее супруга можно было беспрепятственно – более того, он уже успел навести здесь относительный порядок и сложить в полупустые шкафы весь тот магический хлам, что Пситтакус разбрасывал по углам грудами безликого мусора.
Свою лампу он хотел было поставить на стол или водрузить на одну из полок, однако не решился: вместе они проделали слишком длинный и тяжкий путь, чтобы впоследствии расставаться, а потому злосчастная, но столь близкая сердцу железяка по-прежнему блестела у него на поясе вечном напоминанием о тюрьме и победе, что Ангор некогда одержал над этим жестоким и несправедливым миром.
Он был не простым эвитианцем – его кожа, покрытая золотыми блестками, самую малость отливала синевой, а насыщенные желтые глаза смотрели с излишней внимательностью, подмечая каждую мелочь. Ничто, присходящее за окном, не ускользало от них: вон, например, хрупкая девушка-фамильяр в бежевом одеянии либрис-скриптурия, чьи волосы украшены множеством переливчатых шпилек, виснет на плече своего хозяина, который, задрав нос, беседует с однокурсником, будто тот – всего лишь жалкий слуга, нуждающийся в указаниях.
«Такие люди, как он, никогда не живут долго – а если и живут, то ценою чужого разума, ибо свой у них слишком занят самолюбованием, чтобы видеть дальше собственного припудренного носа».
Рядом с ними – двое друзей, один из которых, облаченный в зеленые одежды, слабо улыбается, стараясь сохранять самообладание.
«Один из терпил, что смеются над чужими обидными шутками, а затем глядят на других как на врагов, ибо те не тешат их невероятное самолюбие. Жаль, но даже телепат не станет лезть в чужие мысли, чтобы понять, понравилась ли человеку очередная острота. Неумение говорить, что ты чувствуешь, напрямик, приводит к ужасающим последствиям».
Наблюдать за юными душами было интересно и забавно – интересно потому, что они лежали перед ним как на ладони, а забавно… что ж, все эти мелкие житейские проблемы перестанут интересовать их, когда закончится Первый Маскарад. Ведь во время шикарного празднества, что поселит в души юных аристократов надежду на счастливое будущее, неведомые силы нанесут свой удар, а их лидер, дочь Конкордии, предпримет отчаянную попытку стать новой верховной богиней надменного языческого пантеона. Война была близко, и она несла в своих окровавленных руках раннюю зрелость и черствость сердец.
«Она и Корвус наверняка хотят, чтобы декурсии согнали людей в стада, заперли в огромных домах и стали разводить, подобно скоту. В конце концов, разве может эгрегиус, не убивший в себе изначальную кровожадность, любить человека за что-либо, кроме пьянящего вкуса его души?»
Ангор сглотнул, отвернулся от окна и медленно опустился за стол, где еще совсем недавно восседала дайра Кунктия, доверчивость и мягкосердечие которой свели ее в могилу. Однако Ангор был не таков: в отличие от старухи, он доверял исключительно самому себе, а в собственных союзниках видел лишь полезные для достижения цели инструменты, которые, тем не менее, однажды могут быть использованы против него же самого.
Разложенные перед ним книги Аминия – древние рукописи, изданные под твердыми обложками – заставляли его скрежетать зубами от бессилия. Написанные на всех древних языках Двенадцати Держав, давно забытых и отвергнутых за ненадобностью, они повествовали о преступлениях и клятвах, об исторических событиях и чьих-то случайных мыслях, о снах и реальности, об ужасах и счастье… Это были древние романы, исторические хроники и многочисленные автобиографии канувших в лету знаменитых людей.
«Почему же он дал мне именно эти книги? Где здесь смысл, в чем заключается шифр?»
Он раз за разом читал выделенные библиотекарем слова на случайных страницах, вглядывался, вслушивался в собственную интуицию, даже активировал все чакры по очереди, надеясь, что это откроет ему нечто важное – но так и не смог понять скрытого смысла, так и остался в дураках. Буквы плясали перед его воспаленными глазами, руки подрагивали, чувство беспомощности и гнева выводило из себя.
Где-то вдалеке раздались тяжелые шаги, будто по коридору шагала монолитная статуя. Ангор закрыл глаза и выдохнул. Нужно было досчитать до десяти – тогда станет легче, и гнев пройдет. Главное, не показывать виду, что ты весь на нервах.
– Дайр ректор?
Дверь распахнулась, и внутрь без стука влетела Децедера, еще более суровая и недовольная, чем обычно. Ангор открыл глаза и обратил к женщине сияющий золотистым взор – он знал, что выглядит не менее раздраженным, но ничего не мог с собою поделать. Книги Аминия так и остались лежать перед ним, открывая взору преподавательницы выделенные слова. Та изобразила, что не обратила на них никакого внимания, однако Ангор видел ее насквозь: глаза у этой женщины были везде, а чакры, находившиеся в вечно напряженном состоянии, слабо пульсировали в теле, поддерживая практическую функциональность прозрачных астральных рук.
– Вы разглядываете меня так, словно я пришла к Вам голой, – рявкнула Децедера.
– В некотором смысле, это так и есть, – ответил Ангор. – Я чувствую, как от Вас исходит ужас, и знаю, что Вы напуганы. Случилось нечто ужасное. Нечто такое, что заставило даже Вас, прожженую войной и смертями, почувствовать себя беззащитной. Разве я неправ?
Децедера не выглядела впечатленной его проницательностью. Недовольно фыркнув, она осела в кресло по другую сторону ректорского стола и закрыла глаза. Ее веки слабо трепетали, все ее существо дышало ужасной усталостью.
– Студенты сходят с ума, – выдохнула она. – И это безумие не скрыть даже нарочито веселой подготовкой к Маскараду первокурсников.
– Ноги, как я понимаю, растут из убийства дайры Кунктии и ее заместителя? – осведомился Ангор. – Об этом по-прежнему много говорят; такого рода ужасов не происходило в стенах Университета с момента его создания Демиургами.
– Убийца все еще не найден, – вздохнула Децедера. – Когда я думала, что успокоила всех паникеров, появился треклятый Инсектум – его хозяйка была одной из тех знаменитых самоубийц, возглавляемых Долусом Малусом – и развел вокруг себя бурную деятельность. Никогда бы не подумала, что скажу такое, но вот бы Дайра Смерть поторопилась и поскорее обеспечила ему мирное воссоединение с хозяйкой в иных мирах, далеких от нашего.
– Этот Ваш Инсектум… Он что, пытается копать под кого-то? – прищурился Ангор. – Неужели пришел-таки к выводу, что виновница – Вы?
– Еще чего! – рявкнула Децедера, напрягаясь. – Если бы такое произошло… Погодите-ка, не считаете ли Вы…
– Нет-нет, что Вы! Разумеется, нет, Вы не имеете к случившемуся никакого отношения. – Ректор слабо улыбнулся, пытаясь казаться вежливым, но внутри у него все так и бурлило. – Я знаю, кто совершил все эти злодеяния, и знаю, что грядет.
Повисла короткая пауза.
– В таком случае, я очень жду подробностей.
– А я очень жду, когда же Вы, в конце-то концов, поймете, что пришли на собственный суд. Знаете, я действительно откладывал его до лучших времен, однако теперь, когда жертва сама изволила прийти в лапы зверя…
Женщина вскочила со своего места, активировав Манипуру: ее живот загорелся золотым, словно внутри него внезапно загорелся крохотный Златолик, а комнату наполнили жуткие двойники – клоны, что обступили Децедеру со всех сторон, готовясь к атаке.
Ангор наблюдал за этим, сдвинув брови.
– Не притворяйтесь, что играете на стороне людей. Может быть, Аминий и считает нормальным издеваться, наслаждаясь моей неосведомленностью в разгадывании дурацких ребусов – ему простительно. Но чтобы Вы, и так открыто сновать у меня перед самым носом, надеясь, что я ничего не замечу? Считая меня слепцом и глупцом?
