– Хорошо, хорошо, – вздохнула Руби. – Я уже скучаю по тебе, поэтому мне тяжело признать, что ты, пожалуй, права: может, это и в самом деле пойдет тебе на пользу.

– Приезжай в гости в любое время, – сказала Уиллоу, подходя к ступеням, ведущим на пляж.

– Ловлю тебя на слове: приеду!

– Я буду очень рада.

Уиллоу улыбнулась, представив себе Руби, чьих ярких нарядов как раз и не хватало деревне Счастья для оживления обстановки.

– Как у вас там насчет привлекательных мужчин?

Уиллоу подумала об Эндрю. Он показался ей симпатичным, и плечи у него были широченные – как она любит. Глаза средиземноморского голубого цвета все время весело поблескивали. Рядом с ним ей тоже стало весело. Она улыбнулась и покачала головой:

– Для меня никак. Думаю, мне какое-то время лучше поискать счастья в одиночку. Не прыгать в постель к первому же незнакомцу с красивой улыбкой.

– А, так, значит, кто-то все-таки есть?

Уиллоу рассмеялась. Она знала: Руби не успокоится, если унюхает хоть малейший намек на роман.

– Ты куда-то пропадаешь!

– Не вздумай бросить трубку!

– Связь действительно плохая, я тебе перезвоню.

Изобразив горлом помехи на линии, Уиллоу нажала отбой. Протестующий вопль Руби оборвался. Сунув телефон в задний карман, Уиллоу несколько секунд полюбовалась видом: шел отлив, и внизу обнажилась длинная, изогнутая, как подкова, полоса пляжа. Лестница, которая к нему вела, казалась бесконечной. День стоял солнечный и теплый, но никто не купался и не загорал. Видимо, местным жителям лень было преодолевать сначала долгий спуск, а потом долгий подъем. Уиллоу тоже решила отложить исследование пляжа до следующего дня и зашагала по тропинке вверх, обратно к деревне.

По пути ей встретилось еще несколько домов, от которых остались одни только обветшалые каменные стены, сложенные, вероятно, несколько веков назад. Уиллоу понадеялась, что другие деревенские постройки окажутся в лучшем состоянии. Вскоре она пришла в конец главной улицы, вымощенной булыжником. По обеим сторонам стояли домики, некоторые были заколочены, но даже те, в которых кто-то жил, выглядели ветхими: краска облезла, черепичные крыши требовали починки, покосившиеся заборы тоже.

Уиллоу снова почувствовала разочарование. Ведь она надеялась, что Счастье решит все ее проблемы. Она собиралась начать здесь новую жизнь, и теперь эта новая жизнь казалась ей бледной и унылой. Красивая картинка обманула ее – из-за этого, конечно, нельзя было не злиться. Хотя реклама есть реклама и существует именно для того, чтобы представлять вещи в выгодном свете. Кто захочет приехать на развалины деревни при руинах замка? На самом-то деле Уиллоу больше сердилась на саму себя. Какая же она дура! Надо же было приехать, не узнав, куда едешь! Надо же было так легко купиться на рекламное объявление! Сможет ли она остаться здесь и строить новую жизнь на этих старых камнях? Видимо, придется. Задний ход уже не дашь. Не возвращаться же в Сент-Октавию, поджав хвост! Чтобы у тамошних сплетников появилась новая неисчерпаемая тема!

Уиллоу шла вверх по главной улице, и в домах, мимо которых она проходила, приподнимались занавески. Она приветственно махала людям рукой. Других признаков жизни заметно не было. Улица словно вымерла – в половине седьмого! Неужели все так рано улеглись спать?

Рядком выстроились магазинчики, в которых, очевидно, уже много лет ничего не продавалось. В одной витрине кто-то забыл плюшевого мишку, и он, совсем одинокий, грустно смотрел из-за пыльного стекла.

Единственным пятном цвета на этом сером полотне было почтовое отделение. Над ярко-красной дверью висела табличка, тоже красная, с витиеватой золотой надписью: «Почта». Эта контора явно была предметом гордости того, кто в ней работал. Три действующих магазинчика выглядели хотя бы чистенькими: их товары, от сыров до картин, бодро красовались в витринах, даже если краска снаружи кое-где и облупилась. Нет, не все здесь было безнадежно: надежда слабо, но теплилась.

Уиллоу решила зайти в паб, если он еще не закрылся. Она проголодалась, а там, надо полагать, подавали какую-нибудь еду. Тогда ей не пришлось бы готовить. А еще, если повезет, она могла поговорить с кем-нибудь из жителей этого маленького призрачного городка.

Открыв дверь, она услышала тишину, как в библиотеке, и потому в первую секунду подумала, что паб закрыт. Но внутри были люди – правда, человек десять, не больше. В основном все сидели по одному, и только некоторые вполголоса переговаривались небольшими группками. Значит, жизнь здесь все-таки была. Только очень тихая.

Все разговоры, и без того не слишком оживленные, в момент оборвались, как только посетители заметили Уиллоу и вылупились на нее, как на редкий музейный экспонат. На несколько секунд она застыла, смущенно разглядывая новых соседей. Казалось, почти всем им перевалило за девяносто.

– Что вам предложить, дорогуша? – произнес голос из-за барной стойки.

Обернувшись, Уиллоу увидела барменшу – по местным меркам молодую, лет сорока с чем-то. На ней было красное платье в горошек, по цвету идеально совпадавшее с волосами.

Уиллоу прокашлялась и с напускной уверенностью медленно подошла к стойке. Прерванные разговоры возобновились.

– Не обращайте внимания на этих парней. Они совершенно безобидные, им просто любопытно. Меня зовут Табита, а моего мужа (он где-то тут, рядом) – Коннор. Мы в деревне тоже новенькие. Приехали с месяц назад.

– Я Уиллоу. И как вам здесь?

Табита шумно выдохнула.

– Ну… Тихо, спокойно, народ сдержанный.

Уиллоу улыбнулась попытке Табиты представить ситуацию с позитивной стороны.

– Для бизнеса это не очень хорошо.

– У нас дела идут неплохо. В первую очередь потому, что Коннор – потрясающий повар, и многие местные предпочитают обедать или ужинать здесь, а не готовить самим. Но мы надеялись, что у нас тут будет центр общественной жизни, а этого пока не получается.

– Понимаю. Деревня выглядит какой-то изможденной. Я ожидала, что у Счастья вид будет более… счастливый.

– А чем вы собираетесь здесь заниматься? – спросила Табита, протягивая Уиллоу меню.

– Открою магазинчик. Я делаю свечи.

– Интересно, – сказала барменша не совсем уверенно.

Сама Уиллоу тоже сомневалась в успехе своего предприятия. Людям, конечно, нравились ее свечки – ароматные фигурки, которые она делала из воска. Но вряд ли они могли принести деревне очень уж большую пользу.

Уиллоу посмотрела в меню.

– Возьмите карри, – посоветовала Табита.

– Хорошо, пусть будет карри. И полпинты сидра.

Табита налила, Уиллоу заплатила и, взяв кружку, направилась к столику у окна, чтобы смотреть на улицу. Не успела она сесть, как прямо напротив нее плюхнулась женщина лет семидесяти. Вероятно, Уиллоу слегка погорячилась, решив, что всем местным жителям уже за девяносто.

– Меня зовут Дороти, – представилась пожилая леди, сияя от радости. – Я художница. У меня здесь мастерская.

Уиллоу назвала свое имя и пожала протянутую руку.

– Вы, случайно, не пекарь? – спросила Дороти с воодушевлением.

– К сожалению, нет. Я делаю свечи.

Дороти сдулась прямо на глазах.

– А какой деревне от этого толк?

– Извините, – промолвила Уиллоу.

– Когда я была маленькой, у нас здесь был чудесный пекарь-кондитер. Его звали Сэм. Каждое утро он пек вкуснейшие пирожные с кремом. На витрину выставлялись только идеальные, а если что-то ломалось, в конце дня он отдавал это ребятишкам. Каждый вечер в пять часов к нему выстраивалась целая очередь из детворы. Иногда, мне кажется, он нарочно ломал пирожные, чтобы перед закрытием угостить ими нас. Яблочный пирог у него тоже был превосходный, продавался здоровенными кусками. У нас дома этот пирог ели каждое воскресенье все лето и всю осень.

– Вы жили здесь всегда? – спросила Уиллоу, стараясь отвлечь Дороти от темы бесполезности свечного производства.