Закончив работу, он связал данталли и вновь усадил его на стул. За все время Жюскин даже не попытался оказать сопротивления.

С Бенедиктом Киллиан встретился уже затемно. Старший жрец Кардении стоял, привалившись к дереву и скрестив руки на груди.

— Бенедикт, — обратился Киллиан.

— Твоя походка стала заметно тише, — хмыкнул Бенедикт, не поворачиваясь. — Глаза пожелтели. И о твоей тяге к сырому мясу мне известно. — Только теперь он повернулся и постарался приглядеться к ученику. В условиях темноты, едва рассеивающейся за счет скудных огней деревни некроманта, ему сложно было что-то разглядеть. Киллиан же видел его превосходно. — Что еще в тебе изменилось после экспериментов Ланкарта?

Молодой жрец тяжело вздохнул.

— Стал лучше видеть в темноте. — Он пытался казаться уверенным, хотя каждое слово об изменениях, которые могли еще не закончиться, нагоняли на него почти животный ужас.

Бенедикт печально усмехнулся.

— Не Ланкарт сотворил это с тобой, — скорбно произнес он. — Это моя вина.

— Не говорите так, — покачал головой Киллиан. — Я был рожден со слабым здоровьем и должен был умереть еще в детстве. Вашей вины в этом нет.

— В Олсаде ты остался бы человеком.

— А теперь вы меня человеком не считаете? — спросил Киллиан, почувствовав, как этот вопрос обжигает его давно забытой болью. Последний раз он испытывал ее, когда понял, что братья, которых он всеми силами старался принимать, как равных, задумали убить его руками матери. — Что ж… в этом вас трудно упрекнуть, я и сам не знаю, много ли человеческого во мне останется к концу этих метаморфоз.

— Они еще происходят? — обеспокоенно спросил Бенедикт.

— Пока нет. Но мы не знаем, как действует это зелье. Даже Ланкарт этого не знает. — Киллиан вздохнул. — Я стал — или все еще становлюсь — похожим на хаффруба. Меня успокаивает лишь одно: хаффрубы разумны. И, что бы я ни потерял из всего набора человеческих характеристик, потеря разума мне не грозит. — Он решительно посмотрел на наставника желтыми глазами, по счастью, не сияющими в темноте. — А это значит, я все еще пригоден для нашего общего дела. Все еще гожусь для команды… если только вы не передумали.

Бенедикт страдальчески поморщился — Киллиан прекрасно видел это в ночной тьме. Он невесело усмехнулся и опустил голову.

— Передумали, стало быть?

— Нет, — решительно заявил Бенедикт. — Ты сгодишься для команды. И я хочу, чтобы ты стал ее полноценной частью, когда малагорская операция завершится.

Киллиан нахмурился.

— Когда операция завершится? — переспросил он.

— Ты верно расслышал, — кивнул Бенедикт. — Я не хочу, чтобы ты отправлялся со мной туда.

— Что?! — возмутился Киллиан. — Но вы не можете так поступить! Ради этого я прошел через все эти перевоплощения! Ради этого послушно исполнял все, что от меня требовалось…

— Ты преувеличиваешь собственное послушание, — хмыкнул Бенедикт.

— … я должен быть там! — не слушая его, воскликнул Киллиан.

— Нет. Не должен. — Слова Колера прозвучали резко, как удар меча. — И в этом есть резон, Киллиан. Сейчас со своими изменениями ты слишком непредсказуем. Я не могу так рисковать.

— Чушь! — возразил Киллиан. — Вы рискуете постоянно! Взять хотя бы эти проверки с Жюскином! Да у всей команды несколько раз чуть сердце не остановилось, когда вы заходили в склеп без защиты и требовали, чтобы данталли взял вас под контроль! Вы испытывали на себе зелья Ланкарта! Вы рисковали своей репутацией и репутацией Культа, предали огласке дело Мальстена Ормонта! Вы все время рискуете, Бенедикт! Я не верю, что риск моего присутствия на операции сравним хоть с одним из перечисленных! Если вы не хотите брать меня с собой в Малагорию, хотя бы объясните, почему!

Киллиан тяжело дышал, опасаясь, что может начаться новый приступ удушья, но этого не произошло.

— Потому что ты — разменная монета, Харт, — холодно сказал Бенедикт.

Глаза Киллиана изумленно округлились.

— Что?..

— Для Ланкарта. Я должен предложить ему что-то в обмен на Жюскина. Увы, но без демонстрации люди Совета не сплотятся под моим знаменем. Я должен показать им, что Мальстен Ормонт не станет для них угрозой, а для этого нужна наглядность. Когда я отправлюсь в Леддер, Жюскин должен поехать со мной.

Киллиан не верил своим ушам.

— Я… я думал, вы убьете его… точнее, позволите Ланкарту убить его и воскресить для своих экспериментов. Разве не таков был уговор?

— Это было бы крайне недальновидно, — покачал головой Бенедикт. — Жюскин мне нужен. А его сломленная воля сыграет мне на руку. Он станет моей марионеткой, если хочешь.

— А я взамен стану подопытным Ланкарта? Вы это хотите сказать?

— Именно так.

— Ублюдок! — выкрикнул Киллиан. Никогда прежде он не испытывал такой злобы. Это было предательство. Бенедикт дал ему надежду на великое будущее, заставил пройти через страшные мучения, даже поспособствовал его обращению в чудовище, а теперь так просто отказывается от него?!

Киллиан зарычал и двинулся на своего наставника.

Бенедикт оказался быстрее. Как бы реакции Киллиана ни изменились после превращения, в бою он был куда менее опытным, чем Бенедикт Колер. Он толком и не понял, как его рука оказалась перехвачена и болезненно выкручена за спиной.

— Все еще позволяешь агрессии владеть тобой, — снисходительно произнес Бенедикт.

— Будьте вы прокляты богами и людьми, Колер! — застонал Киллиан. — Вы лжец и предатель! Вы кого угодно подставите ради своих выгод!

Бенедикт выслушал его спокойно, не поддавшись ни злости, ни обиде.

— Когда ты сможешь мыслить здраво, то, возможно, рассмотришь мои действия с другого угла, жрец Харт, — спокойно произнес он, продолжая удерживать его выкрученную за спиной руку. — В нашем деле у каждого есть задача. У каждого, Киллиан. И далеко не всегда эта задача — сражаться на передовой.

— Но мне вы это обещали!

— Пока ты не заболел и не превратился в неизвестное существо.

— Вы пару минут назад сказали, что это ваша вина!

— А ты пару минут назад сказал, что винить меня не в чем.

Киллиан болезненно выдохнул.

— Подонок! Лицемер!

— Харт, ты вспыльчивый, неопытный в бою юноша, слабый здоровьем и превращающийся в боги весть что, — хмыкнул Бенедикт. — Здесь, в деревне Ланкарта ты представляешь большую ценность, чем в бою с малагорскими кхалагари. Они опасные противники и убьют тебя раньше, чем ты успеешь обнажить меч. Здесь ты будешь в безопасности.

Киллиан прерывисто задышал, кривясь от боли в плече.

— Только не надо прикрываться желанием сохранить мне жизнь! Вы не настолько мною дорожите, раз готовы выбросить меня, как мусор!

— Поверь, если бы у меня была возможность поменяться с тобой местами, я бы это сделал, но не все мы получаем то, что хотим. С этим приходится мириться, Харт.

Киллиан почувствовал, как его злость начинает утихать под давлением вопросов.

— Поменялись местами? — переспросил он. — Почему?

— Потому что боюсь умирать.

Несколько мгновений прошло в молчании. Затем Бенедикт невесело усмехнулся.

— Ты не будешь делать глупостей, если я тебя отпущу?

Харт лишь покачал головой, и Бенедикт отпустил его. Киллиан отошел от него на несколько шагов, потирая ноющее плечо.

— А теперь послушай меня и хорошенько подумай, — кивнул Бенедикт. — Если я возьму тебя на передовую, мне придется оставить Жюскина Ланкарту, как мы с ним и договаривались. У меня не будет данталли, с помощью которого я смогу продемонстрировать эффективность зелья армии Совета Восемнадцати.

— Поймаем еще одного!

Бенедикт тяжело вздохнул.

— Да, мы можем поймать другого. Теоретически. Но давай мыслить трезво: поймать данталли в условиях ограниченного времени не так просто, а сломить его волю — и того сложнее. Поэтому если я возьму тебя с собой и оставлю Жюскина здесь, скорее всего, данталли у меня не будет.

Киллиан отвел взгляд и промолчал. Бенедикт кивнул и продолжил: