Ты мне говорила о романтике,
Глядя на бездушных теледур.
Ты любовь обёртывала фантиком
С этой краткой надписью – «гламур».
Губки свои сахарные вспенила –
Стал опасным прежний поцелуй.
Лаковый паркет излабутенила –
Раньше был он ровным, хоть танцуй.
Из-за невозможности вальсировать
Мы читали Бродского в тиши –
Но переставал тогда пульсировать
Плотный силикон твоей души…
Боливара мучить непорядочно.
Лафонтен не нужен соловью.
К этим фразам, для тебя загадочным,
Я добавил краткое – «адью».
И теперь любовь-конфетка съедена,
Фантик улетел за горизонт.
Все твои паркетные отметины
Устранил внеплановый ремонт.
В прозе, наступившей после лирики,
Где-то ты – другая, не моя –
Лопаешь воздушные пузырики
На пустой обёртке бытия…
Зову Вас – но опять приходит солнце.
И жду Вас – но встречаю лишь луну.
Всё тщетно. И мне снова остаётся
Выдумывать возможную весну…
Представил шар… Он маленький, стеклянный.
Ему так нужен Ваш сердечный стук.
Ещё ему так трепетно желанны
Два мотылька горячих Ваших рук.
Здесь тяжелы подвешенные тучи,
Холодный капюшон небытия.
Снега непроходимы и зыбучи.
И в этом мире обитаю я.
Я здесь живу, в стеклянном этом шаре,
Вдыхая застоявшийся эфир.
И жду, чтоб Вы заботливо прижали
К своей груди мой выдуманный мир.
От Вашего сердечного биенья
В стационар застывшей тишины
Ворвутся снегопадные явленья
И мир мой расположат для весны…
Весна придёт, горячая, я знаю,
Когда-нибудь настанет этот час…
Ну а пока я просто замерзаю
В стеклянном сне, выдумывая Вас…
Я не твой, озорная снежинка…
Не цепляйся к небритой щеке.
Покажи-ка мне лучше тропинку
До светлицы родной вдалеке.
Я не твой, ненасытная стужа…
Не целуй мне до боли лицо.
Отведи-ка – за милую душу –
На укрытое снегом крыльцо.
Я не твой, шаловливая вьюга…
Ты не лезь под одёжку ко мне.
Окажи-ка медвежью услугу –
Эту дверь отвори в тишине.
Я не твой, боевая чужбина…
Не хочу возвращаться назад.
…Обожгут меня руки любимой
И её полыхающий взгляд.
Пошучу: «Я ошибся светлицей
В этой снежной дороге домой».
А она мне: «Тебе бы побриться…»
И добавит, как раньше: «…ты мой!»
Когда с утра о небо трётся
Набухшая вехотка туч…
Когда на сердце остаётся
Заночья сонного сургуч…
Когда тенётится былое
Тяжёлым шлейфом позади…
Под непогашенной луною
К тебе взываю я… Приди…
На росстани глухих дорожек
Ко мне ты выйди из зари
И в лодочку своих ладошек
Росинки утра собери.
В зерцало росы превратятся
В твоих, кудесничьих, руках.
Там блики неба отразятся
Светлиной в редких облаках.
Там прямо к солнечной зенице
Взлетят две любящих души…
Позволь росою мне умыться.
И улыбнуться разреши.
Лицо прохладой мне осушит
Из ветра сотканный рушник.
И я почувствую, что сдюжу
Идти сегодня напрямик.
Оставив тяжести в заночье,
Простившись с призрачной тобой,
Я в день смурного наволочья
Войду с наивной чистотой…
В эпоху одинаковых растений
При школе живописно-прикладной
Для молодой Зимы влюблённый Гений
Впервые вёл экзамен выпускной.
Бесчисленных оттенков и отливов
Открыл он ей невиданный секрет.
Но ученица стала торопливо
Мир наряжать в любимый белый цвет.
Спецификой такого рисованья
Был Гений ослеплён и поражён:
Мир многоликий в белых одеяньях
Стал на холстах душевности лишён.
Остекленели реки и озёра,
Затих в анабиозе шумный лес,
И солнце потускневшее с укором
Стремилось прочь с опаловых небес.
И лишь берёзы в шёлковых косынках,
Как дошколята, тешились Зимой.
Они ловили ветками снежинки,
Чаруясь снегопадной кутерьмой.
А Гений тут же выразил сомненья
Касательно чудных её работ:
«Давай-ка обновляй свои творенья
И приходи на следующий год».
Обиженно расплакавшись капелью
И разбросав злосчастные холсты,
В свою родную северную келью
Зима ушла от школьной суеты.
Поклонник нестандартных проявлений,
Влюблённый Гений кисточкой махнул –
И вдруг в холстины брошенных творений
Стволы берёзок стройных обернул.
…И с той поры красавицы-берёзы
Цвета Зимы душевно берегут,
И соком из стволов сочатся слёзы,
И образы их гениев влекут.
И ежегодно на экзамен в школе
Зима спешит – но так и не поймёт,
Чем Гений после встречи с ней доволен,
И почему со сдачей не везёт…
