До сердечных стенаний – родное…
Дорогое – до плача души…
Окунулся не очень давно я
В невозвратных картин миражи.
Я был снова на краешке детства.
Там мой берег, как прежде, цветёт,
И манит островок по соседству,
Где знакомая плакса живёт.
С островка, посредине разлива,
Засмотрелась в зеркальную гладь
Постаревшая белая ива,
Продолжая слезинки ронять.
Ей в воде показалось былое:
В небесах разлилась синева,
И была она вновь молодою,
И слезилась от счастья листва.
Я вгляделся в прозрачную воду,
И увидел знакомый мирок,
Где незыблемой детской свободы
Разгорался лесной костерок.
Там пригрелись три путника рядом.
Теребя свой трофейный кисет,
Поплавку над речным перекатом
Предвкушающе щурился дед.
Вынимал из двустволки дробины,
Излагая охотничий сказ,
Средних лет чуть уставший мужчина,
На меня так похожий сейчас.
С волосами молочного цвета
Мальчуган заправлял костерком.
Сладко пахло махоркою деда
И далёким парным молоком…
Задрожали листочки на иве –
И очнулся я, прошлым согрет.
Утонуло виденье в разливе
Глубиной двадцати пяти лет.
Лишь разлив нашей памяти светлой
Дна не знает и очень широк.
Как забыть мне плакучую ветлу,
Как забыть мой наивный мирок?..
Если душу терзает желанье,
Чтоб гордились мной дед и отец,
Если в солнечных воспоминаньях
Снова слышу я стук их сердец…
Если ивушка в снах чудотворных
Утешает меня, будто мать…
И слезами размытые корни
Не дают островку засыхать…
Ты меня никогда не вернёшь
Из ночного промозглого плена,
Где опять закадычный мой дождь
Твой порог подложил под колена…
Из-за ветра кольцо застучит
В жуткой пасти чугунного зверя.
И потеряны в прошлом ключи,
Отворявшие раньше мне двери…
На груди моей выжжет мишень
Струйкой света замочная щёлка.
За спиною проявится тень
Одинокого чёрного волка…
Я тебя никогда не верну
Из былого рассветного рая,
Где ты вновь излучаешь весну,
Ожидая, страдая, сгорая…
Только ветер холодный разок
Постучится в колечко снаружи,
И покажет слезливый глазок
Чьи-то тени и чёрные лужи…
И за этой преградой дверной,
В неуместном, тяжёлом рассвете,
Ты услышишь ослабленный вой.
Это ветер, родная, лишь ветер…
Я тебя ни о чем не прошу…
Потому что и сам не уверен,
В том что именно я прихожу
Постоять возле запертой двери…
Надо что-то создать,
Чтобы в ложь обратилось пророчество,
И себе доказать,
Что вмерзаться нельзя в одиночество…
Нарисую январь,
Перламутровой ватой заснеженный.
И морозная хмарь
Будет с тёплым дыханием смешана.
Нарисую луну,
В янтаре изумрудном застывшую,
И небес глубину
Над единственной маленькой крышею.
Нарисую окно,
Серебром бархатистым расшитое,
И за этим панно
Комнатушку, любовью залитую.
Нарисую камин,
В нём трескучий огонь раззабавится.
Буду там не один:
За спиною две тени появятся.
Нарисую Её,
Дорогую, родную, желанную.
Этот вечер вдвоём
Мне подарит тепло долгожданное…
И когда на заре
Все возможные краски закончатся,
Мне в пустом декабре
Жить, как раньше, уже не захочется…
Я горю от нежного холода,
Мерзну от жестокого жара.
Падают расплавленным золотом
Части твоего пеньюара.
Таю от приветственных шорохов,
Млею от прощального туша.
Взглядов холодящие всполохи
Выжгли соблазнённую душу.
Без тебя – тоска мной питается,
Ты со мной – хочу тебя бросить.
Всё кругом тобой наполняется.
Я в тебе, искусница Осень…
Листопады разочарований
Осыпают тропинки сомнений…
Я не мог подобрать оправданий,
Не могла ты найти объяснений…
Мы с тобою давно попрощались,
Но мешало сегодня расстаться
Покаянье, с которым общались
Наши листья в безудержном танце.
Старый дворник с часами сверялся
И листву разжигал неустанно.
Дым холодной вины растворялся
В равнодушной завесе туманной.
Сгустки чёрного смога меняли
Терракотовый цвет ковролина.
Навсегда мы друг друга теряли
В листопадах постылой рутины.
Ожидаемым парком прощанья
Завершилась дорожка прощенья…
Превратили мы зал ожиданья
В окончательный пункт назначенья…
