Но когда до цели осталось меньше двух пендюрианских локтей, Бзюмбль застрял…

— Режь, режь! Кому сказал, режь! — повторял трёхлапый Бзюмбль, то срываясь на властный крик, то умоляюще рыдая.

— Но майстер Бзю… Это может стоить тебе жизни! — голос Хитромордого Фримбля был еле слышен. Его радость от прошлой удачной операции превратилась в замешательство.

— Сейчас же режь! Не то скину тебя в самый глубокий газовый терриум, где много голодных пирофилов. — Бзюмбль попытался оставшейся правой лапой ударить престарелого лекаря-переростка по морде, но не дотянулся и бросил эту затею, тяжело опустившись на колени. — Там осталось-то пролезть совсем чуть-чуть… и я у цели… Ведь мне уже нечего терять… Нечего! Режь… — из отёкших глаз, повреждённых стрекачами, брызнули слёзы.

— Слушаюсь, майстер Бзю, — ещё тише проговорил Хитромордый Фримбль.

Вторая операция заняла намного больше времени. Она началась с промывания глазных впадин и наложения нового компресса на кровоточащую рану от первого хирургического вмешательства. Ампутация правой лапы прошла ещё успешнее — практика есть лучший проводник в бесконечных тоннелях памяти. Напоследок Бзюмбль, опьянённый дорогим обезболивающим средством, приказал срезать с его брюха весь накопившийся жирок. Лекарь-переросток выполнил и эту задачу. В его чемоданчике не осталось инстумента, на который бы не попала кровь майстера Бзю.

Когда Бзюмбль, полностью облачённый в заживляющую плёнку, забылся сном, Хитромордый Фримбль сел у изголовья лежака, налил себе порцию спиры и погрузился в свои стариковские мысли. Иногда он, вздыхая, поглядывал на мусорную ёмкость, откуда торчали два внушительных свёртка, содержимое которых раньше часто соприкасалось с мордами переростков, оставляя вполне заслуженные синяки и гематомы.

«Будь я на месте майстера Бзю, я бы так не смог… Подумать только! Лишение обеих верхних конечностей — и возможность обладания миром… Возможность! Всего лишь возможность… Поэтому он достоин своего аврума, который, наверное, неслучайно появился в этом тоннеле миллиарды лет назад — он упорно ждал возможности улучшить кому-то жизнь. И этим счастливчиком стал обычный копатель, мой дорогой господин… А если бы тогда, на старом месте резервации, я не починил тряскомер, то вряд ли бы другой обладатель этих апартаментов решился бы на такое — и аврус продолжил бы своё томление в этом тоннеле, ещё долго ожидая новой возможности…»

Прошло два дня, именно столько времени хватило Бзюмблю на восстановление — по крайней мере, он так думал. Хитромордый Фримбль всё время проводил с господином и только изредка выходил на прогулку, всегда возвращаясь задумчивым.

Когда Бзюмбль попытался встать на лапы, его верный слуга был рядом. В этот раз было совсем по-другому. Боль была везде — и даже в тех частях тела, где её определённо быть не могло из-за отсутствия этих частей. Превозмогая страдания, Бзюмбль сел на лежак и посмотрел в зияющее напротив него отверстие. Оно снова оказывало манящее магнетическое воздействие на своего избранника. Оно словно чувствовало всю его нынешнюю слабость, ущербность, и сопротивляться этой силе было невозможно.

— Как я выгляжу? — в вопросе Бзюмбля почти не было вопросительной интонации.

— Паршивенько, майстер Бзю, — сказал Хитромордый Фримбль.

— Это ненадолго…

— Вот, выпей. Я заварил оживляющего чая из местной травки. Выпей, майстер Бзю, боль дожна отступить.

Бзюмбль хлебнул. Вкус аврума ему чуялся во всём. И это было действительно оживляюще.

— Ну что ж… Пора! — воскликнул он через некоторое время, подчиняясь непреодолимой силе тоннеля, которая — вместе с силой оживляющего напитка — вернула Бзюмблю былую проворность и стремление обладать миром. Боль притупилась.

— Да, тебе пора, майстер Бзю, — Хитромордый Фримбль услужливо суетился рядом.

— А это ещё на кой? — спросил Бзюмбль, когда слуга стал обматывать его толстую шею сетчатым мешком для промывки песка.

— А без этого никак, майстер Бзю. Когда ты достигнешь аврума, тебе придётся работать ротовым отверстием, — рассудительно проговорил Фримбль. — Сюда будешь складывать своё сокровище. Не туго?

— А ты молодец, старик! Об этом я не подумал… — морда копателя приобрела одобрительный оскал.

Огромные лапы Фримбля подстраховывали его, когда он медленно подходил к отверстию — нелепое, искалеченное создание, похожее на обожжённое дерево без ветвей, способное сломаться от самого незначительного порыва ветра. Заживляющую плёнку было решено не снимать, она может защитить раны от стрекачей.

— А лучевик? — спохватился Хитромордый Фримбль, помогая господину забраться в отверстие. — Стисни его в зубах, майстер Бзю.

— Если хочешь, сам стисни его в зубах. Обойдусь. И надеюсь, не заблужусь! — ответил Бзюмбль и, довольный остроумным ответом, скрылся в отверстии.

Землелазка двухвостая обыкновенная не имеет лапок. Она движется в толще породы посредством сокращательных движений свого мерзкого удлиннённого тела. Небольшими щупальцами-тентакулами, обрамляющими пищепоглотительный орган, она обнюхивает породу, идентифицируя её состав, и выбирает нужное направление движения, свободное от атомитовых залежей и других неподвластных ей препятствий.

Двигаясь в кромешной тьме по тоннелю, Бзюмбль не мог не вспомнить эту ужасную тварь, описанную в приложении к правилам копателя. Он был похож на землелазку — способом передвижения, строением тела, зависимостью от нюхательных функций. И эта схожесть усиливалась по мере преодоления тоннельного чрева.

На этот раз таможенников счастья, как назвал Бзюмбль надоедливых стрекачей, на его пути не оказалось. «Наверное, эти гады облепили мой аврум», — гневно рассудил он, уже мысленно подготавливая себя к опасной встрече с ними.

Продвигаться было достаточно легко, даже удобно — ничто не мешало сокращательным и волнообразным движениям тела. По его подсчётам общая длина лаза составляла около десяти пендюрианских локтей. Жёлтый свет в конце тоннеля воссиял для Бзюмбля после преодоления им половины пути. И опять губы копателя пересохли, самопроизвольно зашевелились. «Я снова здесь. Я иду к тебе! Иду!..» Боли он совсем не ощущал, всеми его чувствами владела лишь жажда — безразмерная жажда обладания аврумом, превратившаяся в зависимость, подчинившая его тело и разум, поглотившая весь мир. Туда, к жёлтому сиянию, тянулось всё его существо, каждая щетинка-волосинка, каждая клетка его изменённого организма.

«Иду!..»

Когда девять пендюрианских локтей осталось позади, слёзы счастья наполнили глаза Бзюмбля, размывая контуры увиденного, и заструились вдоль ноздрей.

«Я дошёл…»

Это был большой жёлтый лепесток полидурии, так похожий своей формой на какое-то фантастическое существо — с короткими конечностями и приплюснутой головой. Он сиял. Точнее, сияние шло сквозь него, поглощаясь сетчатками глаз Бзюмбля.

Всё произошло мгновенно.

Продолжая ползти, Бзюмбль коснулся ноздрями тончайшей волокнистой мембраны лепестка и со свистом вдохнул бесподобный аромат. Лепесток растения прилип к морде счастливого копателя. Сквозь желтизну Бзюмбль увидел пустое, безоблачное небо и небольшую воронку кратера, обрамлённую цепью скал. Всё было жёлтым. Выдох, последовавший за вдохом, отлепил лепесток от ноздрей, оторвал от стебля и поднял его в воздух. Этот выдох стал для мечтательного копателя последним в жизни.

Тело Бзюмбля всё ещё двигалось вперёд. Движение не было инерционным, Бзюмбль просто забыл остановиться. Его разум был занят другим — не принимая увиденное, он силился отыскать связующее звено между мечтой обладания миром и пропастью кратера, разинувшего свою пасть и покусившегося на самое святое, что было у Бзюмбля. Недавний счастливый владелец новых апартаментов, выбранных им по праву, сорвался с внешней стены своего жилища и полетел в бездну — мимо божественно пахнущих скал, покрытых цветущей бескорневой полидурией.