Бзюмбль был очень доволен.

Оно и понятно. Сегодня он первым почувствовал подземные толчки и, самостоятельно добравшись до центральной рынды, растревожил долгим набатом спящих жителей резервации. Теперь у Бзюмбля была привилегия, право первого выбора нового жилища на будущем месте переселения.

Он суетился в своей небольшой пещере, домовито превращённой за полгода в достаточно уютное жилище. Рындозвон до сих пор отражался в его ушных воронках, призывая брать с собой только самое необходимое, но Бзюмбль делал всё по-своему. Стрелка тряскомера уже зашкаливала, древесные подпорки жилища испускали пыль, пол был горячим. Слуги-переростки во главе с Хитромордым Фримблем вытаскивали на улицу огромные тюки со скарбом.

«Скорей бы улететь отсюда на Фардулак! Там-то уж я конкретно развернусь, — в очередной раз подумал Бзюмбль, вздыхая. — Ох, как надоели эти постоянные миграции…»

Для осуществления своей мечты ему не хватало аврума, чтобы расплатиться с наглой таможней и приобрести на Фардулаке хоть какое-нибудь жильё. У Бзюмбля имелось несколько слитков этого драгоценного металла, бережно хранившихся в тайном месте, но их количество не могло изменить его серое существование.

Когда жилище опустело от создававших уют вещей и бестолковых неповоротливых слуг, Бзюмбль достал из-под потолка блестящую шкатулку и открыл её. Большие ноздри зашевелились, с наслаждением и свистом вдыхая сладкий запах аврума. Эхо непривычно облетело все уголки опустевшей пещеры. Слитки, как полагалось, были завёрнуты в жёлтые лепестки полидурии, бескорневого растения, цветущего раз в сто лет, но даже сквозь них аврум источал неповторимый аромат надежды. Насладившись им вдоволь, Бзюмбль убрал шкатулку за пазуху и покинул очередное пристанище. Его нижним лапам было тепло от нагревшейся обуви, а сердцу было тепло от большой надежды на перемены. Впрочем, так было всегда.

Директорат заранее определил место новой резервации общины копателей. Как уверял главный трясковед, подземной активности в этом каменистом регионе не предвидится в течение следующих двух лет. Это радовало Бзюмбля: теперь его бригада может тщательнее исследовать прилегающие к новой резервации пустынные терриумы, площадь которых теперь должна в разы увеличиться. Это также огорчало Бзюмбля: в новых землях может вообще не оказаться залежей аврума, и жизнь станет всего лишь долгим губительным простоем.

Но делать было нечего. Таковым было существование Бзюмбля и его многочисленных сородичей, таковым был мир, издавна разделившийся на две неравные части — мегамир искателей и микромир прожигателей счастья.

Новое многопещерное скопление, выбранное для резервации, было намного больше и удобнее прежнего. С южной стороны блестела ровная поверхность водоёма, где можно было промывать песок; с северной стороны скрипел сушняком выжженный лес, наверняка пригодный для строительства; на востоке простиралась великая песчаная пустошь — новые терриумы для поиска аврума. Каньоны улиц новой резервации пересекались под углом, близким к прямому, а скальные образования были внушительнее и имели множество тоннелей и проёмов. Никто не знал и не задавался вопросом, кем воздвиглись такие места — природой или разумными существами…

Бзюмбль в гордом одиночестве приобщался к своим новым апартаментам — пещере, которую он выбрал первым по праву. Она находилась на околице резервации, рядом с небольшим кратером, и была намного просторнее прежней — вместительнее, как охарактеризовал её счастливый новосёл. Всё движимое имущество как никогда лучше вписалось в антураж нового жилища, даже остались свободные пространства. Слуги, испорченные годами раболепия, во главе с Хитромордым Фримблем отправились к Северному лесу за подходящим материалом для опорных укреплений. Сородичи Бзюмбля уже распределили между собой все остальные пещеры и были заняты их обустройством. Но Бзюмбль из-за толстых стен не слышал соседской возни ни в одном из уголков своих апартаментов. Он наслаждался новым жилищем.

Здесь всё было по-иному. Иным был свет, просачивающийся сквозь проёмы и мягко отражаемый причудливыми сталактитами. Иным был звук от дыхания, полный чистоты и умиротворения. Иным был воздух, в котором можно было даже почуять едва уловимый и ни с чем не сравнимый запах аврума.

Жаль только, что ни один из проёмов пещеры не выходил к кратеру, расположенному вблизи, и насладиться его видами было невозможно.

— Какой славный проёмчик! Сюда так и просится что-то особенное, — проговорил Бзюмбль вслух, под определением «особенное» имея в виду свой портрет авторства одного неисправного дроида, изгнанного с Фардулака.

Он стоял возле небольшой ниши, обнаруженной во время поиска нового тайника для своей шкатулки с аврумом. Центральную часть проёма занимала старая выцветшая холстина, на которой было изображено что-то непонятное — осы'павшаяся краска не позволила получить эстетическое удовольствие от испорченного временем творения. Но кое-какие нюансы — синева в верхней части, жалкое подобие скал, несколько невзрачных цветков — указывали на то, что некогда оно являло собой обычный пейзаж. Острые когти Бзюмбля вцепились в холст и сорвали его с гладкой стены без особого труда и сожаления.

Но стена оказалась совсем не гладкой. Сорванная холстина открыла круглое отверстие диаметром в один пендюрианский пень, зияющее непроглядной тьмой. Однако не увиденное поразило Бзюмбля, а учуянное. Из отверстия исходил бесподобный аромат — тот самый, который, по его мнению, является самым уникальным из всех запахов мира. Бзюмбль хрюкнул и мгновенно остолбенел, шевелились только его ноздри, втягивающие благовонный воздух.

Это был запах аврума…

Некоторое время спустя, Бзюмбль спохватился и взглянул на случившееся более трезво. Он вспомнил третье правило копателей, которое гласило: если есть запах, то поблизости обязательно должен находиться его источник. И судя по силе запаха, этот источник был огромен. Давно Бзюмбль не испытывал такой безмерной радости, когда вглядывался в чёрное чрево отверстия.

Медлить было нельзя, и Бзюмбль, взяв заряженный солнечным светом лучевик, с лёгкостью влез в отверстие, манящее ароматом и пугающее тьмой. Благо, он не был клаустрофобом. Размеры тела Бзюмбля почти соответствовали габаритам тоннеля, но ползти было довольно неудобно из-за светоча, мешающего передвижению. Преодолев расстояние в три пендюрианских локтя, Бзюмбль огорчился не на шутку — тоннель стал сужаться. Широкие плечи упёрлись в своды, обросшее жирком брюхо сдавилось, и тело чуть было не застряло. Дальше ползти не было возможности, и, грубо выругавшись, Бзюмбль покинул непокорный ему тоннель.

Что делать, Бзюмбль не знал. На всякий случай он взял самый большой молот с киркой и ударил что есть силы по стене. Ничтожная надежда не оправдалась: скальные образования, в отличие от пустынных терриумов, по обыкновению состояли из атомита, самого прочного камня, справиться с которым могло только передовое оборудование далёкого Фардулака.

Волнующий запах аврума по-прежнему наполнял ноздри Бзюмбля, но радость медленно исчезала в чёрнеющем отверстии стены.

До возвращения слуг из Северного леса он предпринял ещё несколько попыток добраться до аврума и даже использовал телескопический щуп, но всё было тщетно. Бзюмбль находился в удручающем состоянии безысходности, когда тишину апартаментов нарушил тяжёлый топот услужливых переростков. Впервые за несколько лет им посчастливилось увидеть своего господина таким.

— Тебе нехорошо, майстер Бзю? — робко поинтересовался Хитромордый Фримбль, почёсывая старческую плешь на макушке.