Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Дедушка, мы привели к тебе Левочку из Рогачева!

– Неужели? – радостным, но слабым голосом воскликнул дедушка. – Подойди ко мне, внучек, дай-ка я посмотрю на тебя у окна, – позвал он меня.

Я подошел к нему. Стук молотка о жесть прекратился, и стало приятно тихо. Дедушка положил на мои плечи свои худые руки, повернул меня к единственному окошку и стал всматриваться в меня улыбчивыми глазами. Лицо у него почти все заросло рыжевато-седой бородой и все было испещрено тонкими морщинами. На голове у него был старый потертый картуз, а лацканы пиджака были запачканы жировыми пятнами.

– Смотри, Соня, – обратился он к своей жене, – он похож на Моисея, видишь?

Но тетя Соня безучастно стояла в стороне и смотрела на меня с каким-то безразличием, совершенно не разделяя радости деда. Дедушка отвел ее в сторону и стал о чем-то шептаться с ней. До меня только долетали отдельные слова: «одолжи», "он же ребенок", "сколько ему надо". Дедушка попросил меня выйти во двор погулять. Я вышел во двор и опять очутился, как будто в яме. Вокруг дворика – сарайчики, закрытые на замки, а улица, как будто на горе. Опять застучал жестянщик. Девочки, наверно, убежали домой, и я не знал, что мне делать. Было такое ощущение, что я напрасно сюда пришел, что я здесь лишний, что никто особенно мне не рад и никто не хочет уделить мне внимания. Я бы ушел назад к тете Сарре, но я боялся, что заплутаюсь в этих кривых улицах и узеньких переулках. Теперь придется ждать до вечера, когда за мной придут девочки.

Во двор вышел дедушка, маленький, худенький, но с очень доброй улыбкой. Он сказал, чтоб я погулял здесь, и что он скоро вернется. Удары молотка по жести разносились по всему двору и глушили все мои мысли. Как тут живет дедушка – было непонятно. Я здесь только полчаса, а уже не знаю, куда деваться от такой шумной работы жестянщика. Я не слышал, как ко мне подошел мальчик лет восьми, весь костюм которого был покрыт заплатами, а с картуза свисал надорванный козырек.

– Бабка сказала погулять с тобой, – сказал он с таким независимым видом, – тебя как зовут?

– Лева, – ответил я, радуясь, что нашелся человек, который готов помочь мне в моем одиночестве.

– А меня – Борис, – сказал он дружелюбно, – пошли за яблоками в церковный сад.

Удивительное явление: наверно, во всех городах мальчишки лезут в церковные сады за яблоками.

– А далеко? – спросил я, боясь все-таки затеряться в этом беспорядочном городке.

– Рядом, за углом нашего дома, – сказал он охотно, – пошли?

– Мне нельзя, – сказал я, думая о том, что испачкаю чистую матроску, но, увидев его грязный, заплатанный костюмчик, добавил, – я в гостях.

– Ладно, – сказал он, быстро соглашаясь, – раз тебе нельзя, то в сад залезу я, а ты постоишь на улице и свистнешь, если кто-то будет идти.

Мне ничего не оставалось, как согласиться. Церковь, действительно, оказалась рядом за углом дома, где жил дедушка. Удивительно то, что эта деревянная церковь была, как две капли воды, похожа на деревянную церковь в Рогачеве. Наверно, одни и те же люди строили. Даже ограды были одинаковые. Борис остановился у определенного места в ограде, где ему был известен лаз.

– Ты тут смотри и, в случае чего, дай мне знать, – сказал он мне, а сам подошел вплотную к ограде, сдвинул дощечку в заборе и пролез в сад.

Его долго не было. Хорошо, что в это время никто не прошел по улице, ибо я не знал, как предупредить его. Свистеть-то я еще не научился. Наконец, он вылез на улицу такой же спокойный, как и прежде, во дворе.

– Все в порядке, – сказал он и дал мне яблоко, – пошли теперь на речку.

Надкусил я яблоко и тут же выплюнул. Таких кислых яблок я еще не пробовал. В нашем церковном саду яблоки гораздо вкуснее. А Борис ест эти кислые яблоки и даже виду не показывает, что их есть невозможно. Привык он к ним, что ли? До речки было недалеко, но последние триста метров пришлось идти по сыпучему желтому песку. Ноги вязли в нем, как будто в грязи, в башмаки набился песок, и я их снял, но тут же опять их одел: песок обжигал ступни. А Борис шел босой и никаких неудобств не испытывал. С трудом я добрался до воды. Борис стал купаться, а я стоял и смотрел на него, на речку, на поле за рекой. Борис говорит, что это Днепр, а мне что-то не верится. Ничего похожего на Днепр у Рогачева. Нет высоких берегов, на которых расположен Рогачев, нет кустарников лозы вдоль берега, и сама река в два раза уже, чем у нас. В Рогачеве Днепр выглядит веселей, особенно у дамбы. А здесь какой-то пустынный, необжитой. Может этот желтый песок сузил его до крайности?

Почти весь день мы просидели у реки. Приятно в жаркий день побыть у реки. А когда мы вернулись, бабушка сильно отругала Бориса за то, что увел меня со двора на целый день. Девочки уже ждали меня. Так как у дедушки негде было ночевать, мы сразу же пошли к моей тете Сарре.

Когда тетя Сарра узнала, что я целый день ничего не ел, она возмутилась поведением бабы Сони.

– Ты только подумай, – говорила она дяде Паше, – какая она скаредная женщина. Впервые в жизни вижу такую скупую еврейку. Ни разу за целый день не покормить ребенка! Подумать только!

– Ну, что ты волнуешься, – успокаивал ее дядя Павел, – может быть, у них самих нечего поесть. Чтобы обвинять их, надо сначала узнать, в чем дело. И потом, что ты раскричалась, лучше покорми детей ужином.

Тетя Сарра спохватывается:

– Ну что у меня за язык такой? Пойдемте, дети, ужинать…

Вот такая неудачная встреча произошла у меня с дедом Исааком в первый раз. Я гостил у тети Сарры еще два дня, а он почему-то не приходил. Тетя Сарра говорила, что ему некогда, что он целый день занят в синагоге, где он работает за какие-то копейки служкой и сторожем.

– А что делать, – говорит тетя Сарра, – у него пенсии нет, а жить как-то надо.

У дедушки, если не считать моего отца, осталось два сына и дочь. Но они, наверно, плохо ему помогают. Тетя Сарра сама призналась, что она редко помогает отцу. Муж запретил ей раздавать его заработок.

В воскресенье девочки повели меня к каким-то дальним родственникам. Если я не ошибаюсь, то это была семья двоюродного брата дедушки, тоже Липовские. У них было много молодых девчат, разговорчивых и веселых. Я им всем очень понравился. Они все меня целовали, надавали конфет и очень жалели, что мне еще нет двадцати лет. При этом все хохотали и шутили. Они жили рядом с кинотеатром. Вскоре сестры решили показать нам кино и повели меня, Раю и Олю в кинотеатр.

Кинотеатр был у них деревянный, покрашенный зеленой краской. Внутри стояли грубо сколоченные длинные скамьи, как в плохом клубе. Кино оказалось настолько скучным, что я задремал и чуть не свалился на пол. Когда мы вышли на улицу, сестры во весь голос смеялись надо мной, но я не обиделся. Мне нравилась их веселость. Когда я тете Сарре рассказал, как я гостил у этих Липовских, она сказала:

– Им хорошо. Все устроены. Все работают. Живут хорошо, помочь двоюродному дяде не считают нужным.

После этого я понял, что нашему дедушке живется плохо. А в понедельник тетя Сарра и девочки провожали меня домой в Рогачев. Тетя Сарра купила мне билет, а когда подошел поезд, посадила меня в вагон и попросила проводницу высадить меня в Рогачеве. А там я уже знал, куда идти. Улицы в Рогачеве прямые, и любой дом можно легко найти.

Когда я благополучно вернулся домой, мама, увидев меня, очень удивилась.

– Почему ты так быстро вернулся домой? Что там случилось? Не заболел ли ты? – забросала она меня вопросами.

Я ей сказал, что там очень скучно, что мне не с кем там играть. Но постепенно, в течение последующих дней, я рассказал ей про бедность дедушки, про жадность его жены Сони, про веселых девчат Липовских, про крученный, некрасивый город, про пустынную речку и про многое другое…

Вторая и последняя моя встреча с дедом Исааком произошла ровно через шесть лет и имела довольно неприятное для меня начало. Дело в том, что во время голодных годов на нашей улице развелось много нищих. Если раньше ходили две женщины, то теперь их стало больше дюжины. Причем, многие из них были еще молоды и, скорее всего, как утверждала мама, притворялись больными, а на самом деле, они – просто лодыри. Мама им не доверяла и наказывала нам, детям, ничего нищим не давать и неизменно отвечать, что дома никого нет, и что у нас ничего нет. Сама мама им что-нибудь всегда выносила, а нам запретила.

29
{"b":"694228","o":1}