Большой и широкий, от глубокой раны, шрам тянулся вдоль талии, исполосованный мелкими и грубыми рубцами. Маленькие полоски-царапины украшали голень.

— Из моего тёмного прошлого, — уклончиво ответила Стелла, отводя взгляд. — Вот она я. Неужели нравится?

Она стеснялась своего тела, которое во имя работы должно было оставаться идеальным. Но прочим клиентам было плевать на это, они лишь жаловались на плохое качество и просили в следующий раз замазывать следы пудрой. Но следующих разов не было. И среди них Нил был единственным, кто поинтересовался, откуда взялись эти шрамы. Было ли это тревожным знаком? А ещё, всё же, слова других проституток не выходили у Стеллы из головы. Они поколебали её уверенность.

— Нравится, — непреклонно ответил Нил. — А теперь взгляните и Вы на меня, не отворачивайтесь, ведь я смотрю сейчас лишь на Вас одну.

— Я не хочу вызывать жалость, — сказала Стелла. — Я не хочу, чтобы кого-то, кроме меня самой, заботили мои шрамы.

— Ваши шрамы мне не безразличны лишь потому, что мне плохо от того, что Вам было очень больно.

— Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

Эти слова зазубрены, заучены до дыр в её подсознании. И она даже сама не знает, правда ли это или очередная реплика для соблазнения мужчины. Стелла проводит по волосам Нила, которые на солнце будто золото, а в тени — бронза. Они словно меняют цвет в зависимости от ситуации, и этим так напоминают Стелле саму себя. Вернее, не эту, падшую и распутную, а ту себя, которую она всегда пытается забыть, притворившись кем-то другим. Так ведь проще и интереснее. Но иногда её истинное «я» всё же вырывается наружу, и она спрашивает:

— Почему я на этот раз?

Это странный вопрос с её стороны, а клиент не обязан отвечать. Но Нил всё же, вздыхая, говорит:

— Раньше я не мог осмелиться. Я не считал себя достойным Вас.

— Так что же изменилось?

Скорбь отразилась на его лице. Та, которую он скрывал под личиной пьяного безразличия и о которой никому не говорил. Он не придавал значения смертям родных ранее и пытался не придавать и впредь, но порой это навязчивое чувство утраты настигало его, несмотря на то, что он был не столь близок с покойным братом. Он пытался казаться сильным и непоколебимым в своей манере, но отношение других к этому и к ему самому просто выбивало его из колеи. И он предпочитал возвратиться в свою зону комфорта. Где он не стеснялся и открыто отвечал на вопрос хозяйки:

— Просто я стал на шаг ближе к возвышению. Более достойным Вас.

Её изумляет этот парень, чьи нежные руки обнимают её тело, чьи губы целуют её грудь, ведь он действительно умеет красть сердца. Потому что находит ключи и открывает замки к самому потаённому, сам того не осознавая. И этой ночью, когда Стелле приснится кошмар, он просто обнимет её крепко, будто совсем не чужой, и страдания вмиг прекратятся. Но всё это лишь на короткое время, ведь утром он, как и все до него, покинет её, забыв все сказанные лестные слова. Верно же?

***

Сейле кажется, что она всё-таки спугнула Хезер своей непрекращающейся болтовнёй. Какое же, всё-таки, необычайное имя, а какая загадочная история со сгоревшим монастырём, которую она успела выведать. Хаз говорила об этом нехотя, но всё же говорила. И создалось такое впечатление, что эта информация лежала у неё на плечах тяжёлым грузом, который она наконец сбросила и смогла вздохнуть с некоторым облегчением. Но, закончив, Хаз поблагодарила принцессу за беседу, не сказав боле ни слова, оборвав на самом интересном. Сейла была слегка разочарована, но и удовлетворена: сегодня она подружилась с новым человеком и узнала много нового и необычного, ей непостижимого. А Сейла любила тайны, любила быть в курсе всех событий. Ведь она была ушами и глазами этого замка и, по сути, была здесь всем.

Девочки, все принцессы, ютились в небольших комнатушках восточного крыла, потому что все остальные части замка отец им посещать запретил. Средненькие, лет семь-десять, нянчились с малюткой четырёх лет. Королеве было некогда и не до этого, служанки вообще сторонились восточного крыла. Девочкам, особенно подросткам, бывало скучно, и они могли поднять такой шум, что и весь замок пробудится. Сейла долгое время пыталась быть для них матерью, поскольку в свои девятнадцать была самой старшей. Пыталась воспитывать, указывать, ухаживать. Но потом её просто перестали слушать — «повзрослели». Больше ни во что не ставили, огрызались, перечили или попросту игнорировали. Ничего не помогало. Сначала Сейла ужасно переживала, а потом взяла и плюнула на них, как и Эдея. Иногда заботилась о самых младших, а старшие… Пусть сами себя воспитывают, решила она, раз такие взрослые. И стала жить, как ей хочется, и пытаться исполнить лишь свои собственные мечты. Всё равно на девушку здесь никто внимания не обращал. А потому иногда она всё брала в свои руки и привлекала к себе внимание, как умела.

Сейле отчасти нравилось быть занозой в заднице. Особенно в задницах принцев. С покойным братом она, кажется, и не общалась почти, поэтому его смерть совсем никак на ней не сказалась. Ладила она с одним лишь из живущих, а другие просто ужасно бесились при виде неё. Именно она была той, что так злостно нарушала покой и порядок, вторгаясь в обеденный зал, где принцы собирались по принуждению во имя поддержания хоть каких-то семейных отношений. Тех ещё, по правде.

— Здравствуйте, братья мои! — лучезарно улыбалась Сейла со злорадством, входя внутрь.

В помещении были лишь двое. Ни короля, ни Нила. Догадаться, где оба, было несложно. Но отсутствию отца Сейла была и рада, потому что иначе её бы незамедлительно отсюда вышвырнули. А так она могла безнаказанно действовать на нервы.

— Чего пришла? — устало вздохнул Шейн. Шаб лишь поскрипел зубами.

— Знаете, — она осмотрела их и хлопнула в ладоши, — не могла дождаться, чтобы увидеть вас.

Сейла знала, что Шаб сильнее всех ненавидит её. Потому что Сейла пыталась воспитывать не только сестёр, но и его тоже. А Шаб терпеть не мог, когда ему указывали, в особенности женщины. И Сейла знала об этом и просто обожала выводить мелкого засранца из себя. Что ж, она пришла вовремя, чтобы отвлечь его внимание: Шаб с Шейном как раз переглядывались так, будто вот-вот глотки друг другу порежут.

— Ты здесь лишняя, — усмехнулся ядовито Шаб, закидывая ноги на стол.

Шейн лишь лицо руками закрыл, сдерживая порыв этот стол опрокинуть. Он всё думал о том, как сослать этого мелкого куда-нибудь подальше, например, на юг, где война всё никак не прекращается, а делать с ней что-то нужно. А все прочие принцы умерли, как раз таки пытаясь хоть что-нибудь с этим поделать. И Шейн был абсолютно уверен, что Шаба на фронте та же судьба постигнет. Лишь бы не его самого.

Сейла приобняла Шейна за плечи, и он содрогнулся от неожиданности:

— Что ты делаешь? — немного нервно спросил он.

— Хочу, чтоб ты расслабился чуть-чуть, а то ты со своей работой, — Сейла перешла на шёпот, — в гроб себя загонишь.

— Тоже убить меня собралась? — восприняв всё слишком серьёзно, судорожно моргнул принц.

— Нет же, с такими масштабами работы ты сам себя убиваешь, дурачок.

Сейла всецело верила Шейну и знала, что он единственный, кто остался с ней и кто защитит её. Хотя иногда может прикрикнуть и прогнать прочь, особенно за подобные укоризненные фразочки, что она себе позволяет. У него и сейчас взгляд очень недовольный. Но ведь он не со зла. Потому что ему просто тяжело, на его плечах огромная ответственность, которую он возложил на себя сам. Сейла была готова поддержать его при любом раскладе, как он поддерживал её. Если всех младших воспитывала Сейла, то её саму воспитал именно Шейн. И посему она была его.

— А я сегодня с девчонкой познакомилась, — начала Сейла воодушевлённо. — Мать руку розой уколола, а она взяла и излечила быстро. Умелая. Авось и тебе поможет, Шейн.

— Не нужна мне ничья помощь. Со мной всё хорошо.

— Но…

— Не тронь меня. Я так решил. Ты не к месту здесь.