«Тьма, очередной безумный фанатик… Только этого мне не хватало…»

– Как невежливо, – покачал головой блазень. – Но похвально, что не дрожишь от ужаса и не прикидываешь, как бы мне помешать.

«Очень ты мне нужен. Не дорос еще, чтобы я о тебе думал».

– Еще и огрызаешься. Никакого уважения к старшим, – притворно вздохнул Дима.

Но, на самом деле, его ни капли не волновало, что там думает себе некромаг. Его всецело поглотило то, чем он занимался.

Встав у головы Жанны, блазень вновь протянул руки к Шапке. Сила двумя широкими потоками хлынула к нему. Собрав ее в ладони, он перенаправил потоки к телу некромагини.

Аббатикова выгнулась дугой, когда магия вошла в ее тело точно в центр груди. Глеб видел, как лицо Жанны исказились от боли; принимать в себя божественную силу вряд ли было легко и приятно.

Дима запрокинул голову и крикнул:

– Приди же, Леля! Приди в этот мир!

Берегини неожиданно запели. Без слов, просто мелодичный вокализ, но настолько красивый, что даже Бейбарсов безмолвно восхитился. В этой песне было ожидание, радость от близящейся встречи, трепет от того, что должен был прийти кто-то очень ценимый…

Скосив глаза, бывший некромаг увидел, что навьи снова сбились в одну большую тень. Настя слилась с ними последней, и на ее лице он успел прочитать отчаяние и искреннее непонимание, как так получилось. «Надо же, все-таки и у тебя есть эмоции», – почти безучастно отметил Глеб.

– Леля! Я жду тебя! – снова выкрикнул блазень.

Сияние вокруг Шапки потускнело; очевидно, большая часть магии уже перешла в Жанну. Ее черты вдруг смазались, сквозь них вдруг словно бы проступило чужое лицо: с голубыми глазами, высокими скулами и румяными щеками. Вместо коротких рыжих волос разметалась пшеничная коса. Да и в росте некромагиня словно бы прибавила, раздалась немного в бедрах и груди.

Однако наваждение схлынуло так же быстро, как и возникло. Свет от Шапки потух вовсе, но сама она осталась висеть в воздухе, словно раздумывая, что же делать дальше.

– Леля… – прошептал Дима, опускаясь на колени рядом с… Той, кто занял тело Аббатиковой.

Та девушка распахнула глаза.

– Димитрий? – удивленно произнесла она. Голос бы тихим и мелодичным, как маленький серебряный колокольчик.

– Да, это я, возлюбленная, – блазень подал ей руку, помогая сесть.

– Но что ты… Где я? Почему?..

– Ты смогла вернуться из-за края, – прошептал Димитрий, с немым обожанием заглядывая в лицо Лели. – Я привел тебя в этот мир. Прошло уже много веков с нашей последней встречи…

«Начинаются сопли, – фыркнул про себя Бейбарсов. – Избавь меня тьма от выслушивания…»

Он потер лоб.

И тут до него дошло, что он уже может шевелиться. Очевидно, блазень настолько обрадовался возвращению своей богини, что перестал заботиться обо всем остальном.

Глеб перекатился в более удобную для рывка позу – на корточки, упираясь одной рукой в землю. У него не было особых шансов ни на что: кромешникам он был больше не нужен, и они бы его размазали ровным слоем по всему парку; берегини пели песне своей владычице; спасти Жанну… Как?

Лена так и не пришла до сих пор. Она уже должна была все знать, почему же остается в стороне? Улетела в Магфорд? Или Аббатикова ей запретила вмешиваться? Или она уже…

«Нет, она некромагиня, она не могла умереть, не передав дара», – напомнил себе Бейбарсов.

Но блазень мог сделать что-то и с ней. Подчинить, усыпить. И та странная фраза Жанны… Почему она решила, что он не верит Лене? Ее вообще не было рядом!

«Думай, Бейбарсов, думай!» – приказал Глеб себе.

Он кинул взгляд на милующихся голубков. Леля не выглядела радостной. На лице Жанны было почти то же самое выражение, что бывший некромаг частно наблюдал у Зализиной, только чуть более благородное. «Надо вытащить из нее это создание», – мысль была банальной и очень очевидной, но ничего лучше в голову не приходило. «Она уродует Аббатикову!»

Это было странно, потому что Леля олицетворяла молодость, красоту и жизненную силу, то есть отрицательного воздействия ее сила не должна была причинять. Возможно, дело было в конфликте божественной сущности и бесконечно черной силы старухи-некромагини. Или в том, что она была чужой, лишней в этом теле, которое принадлежало его старой верной соратнице.

Блазень самодовольно заявил, что Громовник подействовал только потому, что он питал его силой. Но кто сказал, что только ему было по силам провернуть такой фокус?

– Настя, – тихим шепотом, на грани слуха, позвал Бейбарсов.

И она услышала. Маленькое черное облачко, совсем крохотное и почти незаметное на фоне общего ажиотажа, отделилось от смоляной массы кромешников и поплыло к бывшему некромагу.

«Поможешь мне – помогу тебе», – отчетливо подумал он. Дёмина должна была читать его мысли ничуть не хуже блазня.

Облачко замерло рядом. Сочтя это согласием, Глеб мазанул пальцем по крови, успевшей впитаться в землю. У него был только один шанс – и если он ошибется хоть в черточке, никому из троих воспитанников старой ведьмы не выжить.

Одним прыжком Бейбарсов сбил с ног Лелю и отшвырнул от нее блазня. Краем глаза увидел, как черное облачко атакует оглушенного противника. Рванул кофту на груди некромагини и тремя быстрыми росчерками нарисовал на обнажившейся коже Ладинец.

– Нет! – страшно закричал Димитрий, но было уже поздно.

Леля (или Жанна?) захрипела, будто что-то мешало ей дышать. Ее лицо снова подернулось рябью – сквозь голубые глаза проступили черные, волосы никак не могли определиться, какого же они цвета, мелькнули и пропали искусанные губы, опять сменившись пухлыми… Девушка заметалась, словно в агонии, и если бы бывший некромаг не удерживал ее на месте, наверняка бы забилась в эпилептическом припадке.

– Давай, Жанна, ты сможешь, – пробормотал Глеб. – Ты победишь эту тварь!

Некромагиня дернулась еще несколько раз, но уже ощутимо слабее, и наконец затихла.

И перестала дышать.

Настоящие некромаги – одиночки. Настоящие некромаги не знают, что такое отчаяние. Настоящие некромаги никогда не меняют свои планы.

Что ж, Глеб Бейбарсов уже год как не был некромагом.

«Ты не можешь умереть! Ты не передала дара!»

Однако Аббатикова не подавала признаки жизни, несмотря на все некромажьи кодексы. Ее лицо разгладилось, с него исчезло всякое выражение, губы побледнели. Веки не подрагивали, как это бывает у спящих; грудная клетка не вздымалась. Нарисованный кровью и грязью знак Лады медленно исчезал, словно впитывался в кожу.

– Жанна, очнись, открой глаза, – бестолково пробормотал Глеб. Он понимал тщетность подобных воззваний, но ничего не мог с собой поделать.

Бесстрашный, сильный, высокомерный Бейбарсов стоял на коленях перед телом той, к кому привык относиться как к данности, и совершенно не знал, что ему делать. Весь мир перестал существовать, ни кромешники, ни берегини, ни Шапка его не волновали. В голове осталась одна мысль: «Убить!», и направлена она была исключительно на блазня.

Бывший некромаг поднялся на ноги, осмотрелся. Дима-Димитрий, однако, был слишком занят, чтобы заметить намерения Глеба: стоя на четвереньках, он пустым взглядом смотрел куда-то сквозь тело Жанны. Облачко в нерешительности замерло над его головой, словно считало, что бесчестно атаковать того, кто и так не представляет опасности.

Раздался хлопок телепортации.

Лена выглядела не очень хорошо: волосы растрепались, под глазами залегли глубокие тени, в уголке губ запеклась кровь. На ногах она стояла не очень уверенно, чуть покачиваясь, и когда она сделала два шага в сторону тела подруги, стало заметно, что она идет с большой осторожностью, как больной, вставший с постели после многомесячной неподвижности.

– Где ты была? – требовательным тоном спросил Бейбарсов.

– Сдавала книжки в библиотеку, – огрызнулась Свеколт. – Не хотела абонемент просрочить, понимаешь ли.

Она пощупала пульс Аббатиковой, провела раскрытыми ладонями над головой, корпусом; прикоснулась двумя пальцами к вискам рыжей некромагини и что-то начала бормотать вполголоса.