Испуг заставил ее встать и кинуться бегом, но смех не отставал, преследовал ее, гнал. Жанна попробовала закричать, но голосовые связки не слушались; или же туман просто глотал все лишние звуки.

– Ты поклялась! – громом прозвучал ее окрик, идущий откуда-то извне, но со всех сторон одновременно. – Ты принадлежишь одному!

Ноги подломились. Аббатикова попробовала выставить вперед руки, чтобы остановить падение, но что-то пошло не так, она упала грудью на нечто твердое и холодное. Едва не задохнулась от сильнейшей боли – как будто у нее разом оказались сломаны все ребра.

– Клятва!

– Я… Буду принадлежать Глебу… Или никому! – выдавила Жанна, и на этот раз услышала свой ответ.

Напряжение вызвало новый приступ боли, некромагиня надсадно закашлялась, почувствовала во рту железный привкус. Предшествующие появлению белого тумана события напрочь стерлись из ее памяти, она совершенно не понимала, почему ее спрашивают… Почему она сама себя спрашивает про клятву.

Холод обволакивал, укутывал ледяным одеялом, призывал закрыть глаза и отдаться ему навсегда. Жанна повернулась на бок, положила ладонь под щеку, подтянула колени к груди. Вокруг была лишь белизна, яркий-яркий режущий глаза свет, пустота наоборот, пустота со знаком плюс, нет, со знаком бесконечность…

Слабо подул ветерок; некромагиня почувствовала, как он подхватил ее и поднял наверх. Что-то смешное осталось лежать внизу, скрюченное, бледное, некрасивое, с огненно-рыжим пятном. Она посмотрела вперед, туда, где туман понемногу начал расходиться. Ей показалось, что она заметила какое-то движение, кто-то шел к ней, переваливаясь с одной ноги на другую, медленно, словно бы ступал по льду. Жанна качнулась в сторону странного гостя, надеясь рассмотреть его получше, но добилась ровно противоположного: он стал еще призрачнее.

Ее отвлекло прикосновение к плечу. Подняв голову, Аббатикова увидела невысокую хрупкую женщину с темно-ореховыми волосами и добрыми карими глазами. Женщина стояла неподвижно и смотрела на девушку с любовью, ее губы шептали что-то, но звуки снова куда-то пропали, заблудились, не доходя до слуха некромагини.

– Мама? – нерешительно спросила Жанна.

Женщина улыбнулась.

– Maman… – девушка всхлипнула. – Maman, où étais-tu? Pourquoi tu ne venais pas? Tu me manquais…*

Ивонн де Лаланд выглядела именно так, как Жанна ее запомнила. В тот день, когда они последний раз виделись, мать, провожая дочь в школу, попросила ее не задерживаться после уроков, потому что они хотели сходить в зоопарк…

Женщина подняла руку, помахала, повторяя жест десятилетней давности, и начала медленно таять.

– Нет! – Жанна рванулась к ней, но не сдвинулась ни на миллиметр. – Maman, ne me quitte pas!**

Отчаявшись, она заплакала, как плакала когда-то в детстве. Все, что привила ей старуха-некромагиня, казалось, смывалось этими слезами, принося облегчение, но оставляя вместо себя жаждущую заполнения пустоту.

Жанна закрыла глаза. Если это и был сон, просыпаться она не хотела. Больше никогда.

– Открой глаза! – сердитый голос ворвался в сознание и вызвал спазм боли. – Немедленно!

«Как я могу открыть глаза, если меня нет?» – вопрос появился сам собой, Аббатикова не была уверена, что хотела подумать именно это.

Но голос тем временем продолжал настаивать, причиняя все больше и больше неудобств. Он-то по непонятной причине был твердо уверен, что у некромагини есть, что открывать.

– Если ты сейчас же не откроешь глаза… – в голосе послышались угрожающие нотки.

«Да отстань ты от меня, отстань…»

– Жанна!

«Это кто?»

– Чума в пальто!

«Эй, голос, ты что, живешь в моей голове? А почему я тогда не могу тебя заткнуть?»

– Я сейчас сама тебя заткну, Аббатикова! Кончай придуриваться и открывай глаза!

«Ты мне надоела…»

Не успела некромагиня додумать эту полную презрения мысль, как что-то твердое обожгло ее щеку. Не выдержав такой наглости, она распахнула глаза и рывком села.

Мир кинулся обниматься, ослепил яркими красками и закачался.

– Леа! То ы еаешь ?! – возмутилась Жанна.

– Привожу тебя в чувство, – хмыкнула Свеколт. – Что, передумала умирать? И меня голосом в голове перестала считать? Тогда вставай и пойдем отсюда.

Аббатикова, кое-как договорившись с окружающей действительностью и убедив ее хоть недолго постоять на месте, осмотрелась. Слева и справа торчали памятники, причем на половине из них было что-то нарисовано краской, впереди возвышался чудом сохранившийся склеп (хотя тоже не избежавший внимания юных новгородских вандалов), сзади – высокая черная решетка с дыркой, через которую вполне могла пролезть крупная собака или миниатюрная некромагиня.

– А почему мы на кладбище?

– Ты же умирать собралась, – напомнила Лена.

– Я?

– Ну не я же. Ты еще что-то на французском говорила. Я за тобой шла пятнадцать минут, пытаясь вырвать из твоего воображаемого мирка, но ты не отзывалась. Потом ты пришла сюда и легла прямо на землю.

– Но как…

– Думаю, твоя клятва сработала. Ты никак не накосячила?

– Нет, – Жанна неуверенно помотала головой. – То есть…

– То есть? – Лена изобразила на лице вежливое внимание.

– У тебя зеленая коса расплелась, – Аббатикова отвернулась, чувствуя, что краснеет.

– Кто такой Дима? – без обиняков спросила Свеколт. Поймала недовольный взгляд подруги и пояснила: – Ну надо же было мне тебя вытаскивать. А мысли о нем у тебя на поверхности плавали, мешались очень, пока я пробивалась внутрь твоего личного ада…

– Ленка, ты… – рыжая некромагиня задохнулась. – Ы е иела пава! Эо ои ысли, ои, ои е ля тея !

Свеколт промолчала, выразительно приподняв брови. Впрочем, Жанна уже сообразила, что не права, и поспешно сменила тему:

– У Глеба сегодня день рождения!

Выражение лица Лены стало совсем вежливым и настолько прозрачно намекающим, что Аббатикова совсем смутилась.

– Хватит дурака валять, – наконец вздохнула Свеколт.

Решительно поставив Жанну на ноги, она потащила ее прочь с кладбища. Выйдя за пределы ограды, некромагиня свистнула, призывая свою ступу.

– Почему не телепортом? – Аббатикова ощутила, как в ней просыпается любопытство.

– Не задавай глупых вопросов, – жестко отрезала Лена.

На нее это не было похоже, но провоцировать подругу еще больше, выпытывая, в чем дело, рыжей ведьме совсем не улыбалось.

Пока они летели к месту временного пристанища Свеколт, та успела рассказать, как она оббегала вдоль и поперек весь Нижний Новгород, разыскивая подругу. Параллельно она несколько раз нарывалась на неприятности в виде непонятных завихрений силы, разогнала несколько гнездовий хмырей и с удивлением обнаружила, что не может войти в Пушкинский парк. Столкнувшись с такой вопиющей наглостью, Лена, разумеется, как истинный ботаник, немедленно засела за книги с целью выяснения этого феномена, не поленилась даже Шурасика подключить к изысканиям, и в конце концов они совместными усилиями пришли к выводу, что в Пушкинском парке засело что-то очень древнее и не испытывающее добрых чувств в адрес некромагов.

«Берегини», – сразу сообразила Жанна. Но разве они были настолько сильными, чтобы не пропустить Лену туда, куда она очень хочет попасть? Аббатикова искренне в этом сомневалось. Тогда, получается, охотящиеся за Шапкой наконец вышли из тени и начали действовать. И начали они с берегинь как с самых опасных…

Поток красноречия Свеколт не иссяк и когда они зашли в небольшой одноэтажный домик на самой окраине города. Посадив Жанну на кровать, она показала несколько начерченных ей схем, объясняя, почему она думает так, как думает, потом достала какие-то записи на непонятном языке, принялась их пересказывать. Не слыша, что ей говорят, рыжая некромагиня думала о Глебе и о Шапке. Что-то вертелось на грани сознания, какой-то очень простой ответ на давно мучивший ее вопрос…

Шапка. Глеб. Пушкинский парк. Берегини. Кромешники. Шапка…