Ольгерд зарычал не хуже того самого волка. С размаху саданул кулаком по стене, содрал кожу на костяшках и только после этого открыл глаза.
Они были темно-темно-карего цвета, почти черные. Тьма постепенно отступала, возвращая его привычный каштановый оттенок, однако не настолько быстро, чтобы это могло остаться незамеченным, если бы кто оказался в комнате рядом с ним. Еще одна причина, по которой он хотел временно отдалить Асю. Он знал за собой эту особенность — и он не хотел ее пугать еще больше.
К вечеру начался дождь.
Ольгерд нашел в шкафу свою старую куртку с капюшоном, оделся и вышел на улицу. Он не имел права пропускать вечер на качелях, тем более в нынешних условиях.
Волчата вовсю резвились перед норой. Их мать наблюдала за ними, но, казалось, она сама готова начать бегать за собственным хвостом — по какой-то причине у нее было хорошее настроение.
Ольгерд догадывался — по какой…
Вдруг она словно заметила, что за ней наблюдают. Подняла голову, ухмыльнулась — совсем как человек — и отошла в сторону, однако так, чтобы видеть своих щенят. Села и, наклонив голову, одарила дерево перед собой невинным взглядом заблудившейся овечки.
Ольгерд сжал кулаки. Он понимал, что она знает о его наблюдениях, но не ожидал, что настолько буквально знает.
Волчица вывалила язык и быстро задышала. В таком виде она чрезвычайно напоминала овчарку-переростка.
— Прекрати, — пробормотал Ольгерд.
Волчица тявкнула, упала на спину и подергала лапами. Кажется, она пыталась что-то изобразить. Откинула голову и закатила глаза. И вдруг вскочила и словно бы рассмеялась.
— Не надо, — попросил Ольгерд.
Волчица дернула головой. Она была решительно не согласна с тем, что ей не дают развлекаться. Она хотела играть, она хотела поделиться своей радостью, а ей грубо запрещали.
— Хватит! — крикнул Ольгерд. От его крика с ближайшего гаража снялась целая стая галок и полетела прочь, возмущенно галдя.
Волчица заметно нахмурилась и заворчала. Она не привыкла к подобному обращению, она начинала злиться. Ей все подчинялись, ее щенки, ее муж-волк, а какой-то человечишка смел повышать на нее голос! Она любила получать все, что хотела, она считала, что ей должны восхищаться. А человечишка вел себя неправильно… Ее глаза сверкнули желто-зеленым огнем. Это значило, что человечишку ждало наказание.
— Пусть, — прошептал Ольгерд. — Пусть. Наказывай меня, но не трогай других. Не трогай невинных… Мне-то жить незачем, я-то куда греховнее даже тебя… Но не надо, чтобы страдали те, кто ни в чем не виноват.
Волчица сердито дернула хвостом. Это значило: она сама разберется, как и кого ей наказывать.
Ольгерд встал с качелей, разрывая контакт. Он надеялся, что этим их полубезумным диалогом он смог поправить хоть что-то, что отвел беду.
Он совершенно забыл за семь лет, какой могла быть его волчица.
Он сидел на кухне, не включая света, и маленькими глотками цедил несладкий кофе, когда входная дверь приоткрылась и в образовавшийся проем заглянуло старушечье личико.
Алевтина Васильевна была невероятно активной для своего возраста. Ей удалось сохранить фигуру, которая в молодости, несомненно, разбила множество сердец — маленькая, худенькая, аккуратненькая. С ее губ не сходила улыбка, а глаза светились задором.
— Здравствуйте, — улыбнулся Ольгерд.
— Здравствуй, здравствуй, Олежка! — закивала Алевтина Васильевна. — А я вот… Принесла тебе хлебушка и мяса, как ты просил.
— Спасибо, — мужчина принял протянутый ему пакет.
— А я смотрю, от тебя девушка второе утро уходит? Никак зазноба появилась? А и правильно, большой уже, нечего все бобылем сидеть…
— Ну что вы, все сплетничаете? — беззлобно отмахнулся Ольгерд. — Это сестра моя младшая. Приехала наконец…
Одновременно он подумал, что, будь у него действительно сестра, вряд ли бы она к нему могла хоть когда-нибудь приехать. Эта мысль спровоцировала кривую ухмылку, которая не укрылась от внимания старушки.
— Темнишь, Олежка! — мягко пожурила она его. — Вы же с ней совсем не похожи. А она красивая девочка, я ее, конечно, вблизи не видела, но из окна давеча поглядела. Как она обернулась… Не смотрят так сестры на братьев, даже уходя от них!
— Алевтина Васильевна… Как ваше здоровье? — попробовал уйти от неудачной темы Ольгерд.
— Да что мне сделается-то! — всплеснула руками старушка. — Восемьдесят лет прожила — и еще столько же проживу. Другие-то в моем возрасте чем только не хворают, а все почему? Жить они правильно не умеют! Жалуются только. А жизнь надо любить, тогда и она тебя обижать не будет. Просыпаться с улыбкой и засыпать с ней же. Не хмуриться, даже если что-то не так. Вот в этом и есть мой секрет.
— Занимательная у вас философия, — покачал головой Ольгерд.
— А ты сам попробуй, Олежка! Сам попробуй — и все увидишь, все поймешь.
Он долго не мог понять, почему Алевтина Васильевна зовет его другим именем. Как-то спросил и был крайне удивлен, когда услышал, что-де к ближним людям надо обращаться исключительно ласково, тогда все у них будет хорошо. Поскольку она не смогла образовать уменьшительно-ласкательную форму от имени «Ольгерд», то она взяла другое, наиболее близкое по звучанию — и сделала из него Олежку.
— Попробую обязательно, спасибо, — сказал Ольгерд.
— Я всегда говорила, что ты умный мальчик, — подмигнула ему старушка. — А все-таки жениться тебе надо. Что ты все один да один! Нельзя так, не по-человечески это.
«Да я, бабушка, и не человек, не заслужил», — чуть было не сказал Ольгерд, но вовремя сообразил, что подобным заявлением спровоцирует целую лекцию о правильном поведении. Вместо этого он сказал:
— Да все никак невеста не находится. Какая ж согласится со мной жить!
— Я бы согласилась, будь помоложе, — хихикнула Алевтина Васильевна. — Ты же парень домовитый, с руками. Не пьешь, не куришь, нигде не загуляешь — за таким воистину что за каменной стеной.
— Да что вы преувеличиваете, — отмахнулся Ольгерд. — Не такой я. Да и, что куда важнее, я вообще бесперспективен: у меня ничего нет. Совсем ничего.
— Глупости! — старушка даже топнула ногой, рассердившись. — Глупости. Все у тебя есть. Жены только нет.
— Успеется, — вздохнул мужчина, поняв, что просто так не отделается. — Женюсь еще.
— Вот это уже другой разговор, — одобрила Алевтина Васильевна. Вдруг ее взгляд упал на часы и она всполошилась: — Ой, что же это я все у тебя сижу! Поздно-то как… Прости старуху неразумную, заболталась, — покачала она головой.
— Ну что вы, с вами всегда приятно поговорить, — заметил Ольгерд.
— А вовремя лечь спать тоже приятно, — улыбнулась старушка. — Все, Олежек, пойду. Доброй ночи.
— Спите спокойно, — рефлекторно отозвался Ольгерд.
Лишь когда дверь с негромким стуком закрылась, он понял, что же он сказал. Кружка выпала из его рук.
А волчица где-то на грани сознания плотоядно облизнулась.
Ночь, подкравшись на мягких лапах, укутала город в свой черный плащ.
Ольгерд проснулся резко, вырвался из объятий сна. Открыл глаза и стал наблюдать за бликами от уличного фонаря на потолке. Потянулся и заложил руки за голову, глубоко вздохнул. Ложась несколько часов назад, он даже не позаботился раздеться или застелить диван.
Сейчас все дневные переживания казались чем-то призрачным, нереальным. Они отодвинулись на задний план. Зато в полный рост встал другой факт — он смог дозваться до нее, смог поговорить. Это могло значить, что когда-нибудь самое сильное его желание осуществится и он снова…
Волна животного ужаса неожиданно накрыла его с головой. Страх принес с собой боль, которая заставила Ольгерда, застонав, упасть на пол, сворачиваясь в позу эмбриона.
Волчица была здесь, в его дворе. Она обошла качели, тщательно принюхиваясь, потом ее внимание привлекла скамейка. Однако вскоре ей надоело строить из себя ищейку и она решительно направилась к дому. Потянула носом, останавливаясь у подъезда.