Снегурочка (Сказка) Дело было в Комарове. Хвойной лесополосой Шли навстречу, хмуря брови, Скалясь, словно волк с лисой, В снежном чавкая покрове, Очень близкие по крови Дед и барышня с косой. (Un moment, внесу поправку, И она уместна тут: Той косой не косят травку, Радиальных амплитуд Ей не чертят, выдав справку, Не готовят в морг отправку. Из волос ее плетут). С холодца ли, с оливье ли, Чёрт-те чем глаза залив, Или вовсе недоели, Но за ворот и за лиф Заложили. Мыслят еле. Дела нет им ни до ели, Ни до трассы на залив… Как же так? За что радея, Мчат от вечных Филь и Алл В королевство Берендея, В комаровский филиал? По призыву чародея: Мол, расширить есть идея Русских сказок ареал. И столкнулись возле елки, Напрягая черепа, Старикан не в эспаньолке, А с лопатой до пупа И мадам с косой и в челке, В синей вышитой ермолке, Словно в Хайфе у попа. Тюкнул остро, как заточка, Чародейский биоток: Дескать, вы – отец и дочка, А не внучка и дедок. ДНК – порукой. Точка, И не прыгайте с мосточка, Потому что там каток. Даром времени не тратьте, Помолитесь богу Ра И того же бога ради Не шумите до утра. В девять тридцать скажешь бате, Что тебя достали пати И что замуж уж пора. Сварим зелья в нужных дозах, Мужикам повысим МРОТ, Подзарядим дедов посох, Наворотим приворот, И отыщем в двух колхозах Не типичных голых, босых, А приличных пару рот. Ты б, Снегурка, не гудела, Как сирена от ГАИ. Наваяй для пользы дела Что-нибудь под Навои… Тут метель-пурга влетела, Деду – хрясь и в лоб, и в тело, Словно ящиком «Аи»… – Будет муж, как отрок, зелен, Разукрашен, словно ель, А альков уже расстелен И любовь сошла, как сель. Мускулист, как древний эллин, По фамилии он Лелин И по имени он Лель. Хоть он парень не богатый И отнюдь не эрудит, Но пасет он скот рогатый И на дудочке дудит В гараже за эстакадой И токкатой, и стаккатой Звонче Стасов и Эдит: «Через годы, расстоянья, На планете на любой Скажешь мужу до свиданья — Не расстанется с тобой. Без заначек, доппитанья Переносит испытанья Чарро, гаучо, ковбой…» Чарро-действо – будьте нате; Подкатили на санях, В небольшом пансионате Свадьбу справили на днях. Был и я от местной знати, Но уснул лицом в шпинате И нашел себя в сенях. Клюнул жареный птенец. Тут и сказочке конец. Три мушкетера
Д’Артаньян Издательству «Геликон Плюс» и лично Татьяне Алферовой посвящается У русича в мошне златой червонец, А в ножнах меч – двуручный кладенец. Французикам настал бы госконец, Когда бы не родился тот гасконец. IQ переплавляется в экю, Как в сковородке ломтики бекона. Бесхвостый мерин цвета геликона Так распален, что пахнет барбекю. А может, так воняет чебурек… Чу, зреет королевская изменка. Дюмою папой вывезен из Менга Избитый, оскорбленный имярек… Так гряньте, духовые, без сурдинок, И геликон, и флейта, и зурна. Один на всех, как Моська на слона, Мой д’Артаньян спешит на поединок. В тоске по риску шпага чиркнет риску, А декольте откроет край письма. Дюмовочку найдет ему Дюма — Самой Австрийской Анны камеристку… Про прочих слуг желанью вопреки Прочел, катаясь в транспорте с планшетом: «Гасконец шел по мостику. Планше там Плевал слюной в седую рябь реки. Стал волонтерить много и задаром, Хоть голоден, ободран и линял, Но шустро порученья выполнял, Как будто зад начищен скипидаром…» Мое стило царапало тетрадь. Бумага терпеливая стенала: «Нашинковав гвардейцев кардинала, Друзья любили выпить и пожрать». Сюжет зовет, и двинул за Ла-Манш Сэр Бекингэм с подарком королевы, А поцелуй замужней знойной девы Дал д’Артаньяну стимул и карт-бланш Лупить врагов по печени и харе, В Париже и за много сотен лье, Но есть у кардинала Ришелье Блондинистый аналог Маты Хари. Такой вот возведенный в абсолют Образчик зла и бабского коварства. Секс-бомба подрывает государства, Подвески режет, травит женский люд. Скопытились мужья и женихи — Все, кроме благородного Атоса. Тот палача надыбал, и гундосо Наш Арамис ей отпустил грехи. (Казнить в лесу, считаю, незаконно Пусть даже за убийство, шпионаж.) «Пора-пора» – хрипит мой персонаж Под траурные звуки геликона. И все бы ничего, но кардинал, Им предлагая выбрать номинанта На полученье чина лейтенанта, Придумал мерзопакостный финал, Который стал позорным приговором. Будь миг повествованья окаян, В котором, словно Брежнев, д’Артаньян Почти взасос целуется с Рошфором. Ведь джентльменский список – не мушкет, Не стрельнуть, но контузить и огреть им Нетрудно, и Рошфор там будет третьим По списку, за Констанцией и Кэт. |
