И постепенно боль утраты уменьшалась, и, возможно, этот процесс шел бы быстрее, если бы перед глазами не маячил этот… это… это чучело Геркулания, даже и не пытающееся притворяться, что это – он.

***

Злосчастный же, не оправдавший надежды маг, сидел на кучерском месте, жалея о том, что так неосмотрительно выдал свое умение управляться с лошадьми. И кто его за язык тянул? Сидел бы сейчас, развалясь на удобном пассажирском сиденье, рядом с этой… Неблагодарная тварь, а он-то за нее!.. Вот и сейчас, Пафнутий буквально спиной чувствовал, как сверлят его ее злые глаза. Да где ей понять!..

Дорога не увлекала его. Насмотрелся он на эти пейзажи еще когда брел из родного Кранаха до Миранды. На всю жизнь хватит. Еще когда они шли втроем, было как-то веселее, а потом они расстались, и он совсем один брел в разваливающихся сапогах, боясь развести в темноте костер, чтобы не привлечь внимание разбойников или еще кого похуже.

Брюту тоже пришлось нелегко. Тем более, что идти ему было, в отличие от Пафнутия, некуда и не к кому. И чего он поперся с этим бен Салехом? Все равно же расстались. Кстати, он так и не написал, почему. Похоже, учитель решил отказаться от занятий магией. Может быть, поэтому? И чем он тогда собрался заниматься?

Пафнутий вспомнил письмо Брюта. Он столько раз перечитывал его, что помнил почти наизусть. Благо, оно было не длинное. Написал бы побольше, может быть это помогло бы теперь в поисках. А так…

«Привет, Паф, – писал Брют, – как ты там? Я сейчас устроился в занятном местечке, которое местные называют Караван-Талда. Язык у них похож на наш, кранахский, Единый знает, почему, так как место это очень далеко от наших родных краев. Но, так или иначе, а освоил я его без особого труда.

Добирался я сюда долго. Да, собственно, я никуда и не добирался, а так – шел себе и шел. Показывал на ярмарках фокусы, чем и кормился в дороге. Пару раз меня побили конкуренты. Есть один народец, который промышляет именно этим. Ездят большой толпой, сразу в несколько телег, с ярмарки на ярмарку. Кто фокусы показывает, кто поет, кто пляшет, кто будущее предсказывает, а в основном, конечно, живут за счет воровства. Вот с ними и были стычки. Ну, хорошо, что ноги у меня длинные, удавалось убежать.

Вот из-за них-то я и попал в эту самую Караван-Талду. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Напали на меня эти в одном городишке – я и как называется-то, не помню. Ну, вломили мне, я – ходу! И вот, иду по дороге, а местность все пустынней и пустынней. А назад нельзя. Там эти. Ну, думаю, сейчас плохие места кончатся. Иду все дальше, а они только хуже. А у меня и воды-то с собой в обрез. В общем, плохо мне пришлось. И умер бы я там, в той пустыне, если бы меня какой-то караван не подобрал. И с ним я и пришел в эту самую Караван-Талду. Причем, мне повезло, караван был последним, да и то уже запоздавшим. Там путь был через горы. Через перевал, а перевал уже закрывался. И точно, помню, шли уже по снегу, метель была жуткая. Два верблюда в пропасть свалились. Но дошли. А оттуда – уже никак. Та дорога – единственная, соединяющая Караван-Талду с внешним миром. Вокруг нее совсем уж жуткая пустыня. Туда никто не ходит.

Вот так я тут и застрял. А правят тут жрецы. Что за культ, я пока не разобрался. Главное – они все маги. И они признали во мне своего, и взяли к себе. Но к своим таинствам пока не подпускают. Я у них вроде прислуги стал. Но кормят хорошо. Одели во все свое. Голову мне побрили, так что ты бы и не узнал, наверное.

Ладно, кончаю. Это письмо отдаю караванщику. Первый караван должен вот-вот пойти, так я письмо это с ним и отправляю. Авось дойдет. Люди здесь хорошие, и жрецов очень уважают, так что есть надежда.

При оказии напишу еще. Жди. А то, при случае, заезжай. Буду рад.

Ну, пока. Всех благ.

Твой Брют.»

Пафнутий вздохнул. Вот и заеду, раз звал.

***

Куртифляс ехал молча. Куда девалось все его шутовство? В этой инвалидной команде он ощущал себя старшим, и груз ответственности давил ему на плечи. Беда была в том, что дорога, по которой они с таким комфортом пока передвигались, похоже, кончалась. И, похоже, они упирались в тупик. Путем опроса владельцев постоялых дворов – и тех, что состояли на службе барона, и прочих, Куртифляс сделал вывод, которым пока что не спешил поделиться с остальными. Вывод был такой – дальше дороги не было. Через хребет не перейти.

– Да-а… – расстроено размышлял Куртифляс. – Хорошенькая получается прогулка. Или переть наобум через горы, или пытаться обойти их – но в какую сторону? Направо? Налево? Причем, что туда, что сюда, дорога займет с полгода, наверное. И никто не знает этой проклятой Талды! Никому она не нужна. Но попал же туда этот Брют. Жаль, не пишет, как. Какой город был последним на его пути? А, впрочем, там все равно путь через горы, насколько я помню. Ладно, попробуем найти проводников у местных горцев. Не может такого быть, чтобы не было, пусть и каких угодно, пусть пешеходных, но, хоть каких, троп.

– Ночевать будем уже в Хамистополисе. – Сказал он едущему рядом Ратомиру.

Тот в ответ улыбнулся и кивнул. Еще один город. Хорошо!

***

В Хамистополисе резидентом был не хозяин постоялого двора. Тут им, разнообразия ради, являлся сапожник, сидящий себе в скромной дощатой будочке на одной из центральных площадей. Но дело свое он знал. Он, услышав пароль и прочитав записку от предыдущего своего коллеги, проникся важностью мероприятия, объяснил дорогу к гостинице, дал записку к ее хозяину и пообещал, что вечером к ним зайдет человек, ориентирующийся в горах и их окрестностях.

***

Знаток этот оказался кудлат, бородат, с темным, обветренным лицом. Говорил он с сильным акцентом. В общем, по всему было видно, что в горах он, действительно, свой человек. Куртифляс привел его в свою комнату и угостил вином, от которого тот, правда, отказался, мотивируя это тем, что его религия это запрещает. Вместо этого он насыпал себе на ладонь из кулечка каких-то зерен, которые с ладони перекочевали ему за щеку. Это было, как он объяснил, не хуже вина, но под запрет не попадало.

Куртифляс пожал плечами, глотнул из своего стакана, и они приступили к беседе.

– Да нету там никакой дороги, – упорствовал знаток местной географии, которого звали Ашан, – никто не покажет.

– А если хорошенько заплатить? – Не отставал от него Куртифляс.

Всю жизнь он придерживался той простой истины, что если нельзя, но очень хочется, то – можно. И это правило не раз выручало его. И, конечно, должно было сработать и на сей раз.

– Если хорошо заплатите, то, конечно поведут. – Согласился Ашан. – Доведут до ближайшего ущелья, и там зарежут. А деньги заберут.

– Нас не зарежут. – Возразил Куртифляс. Оптимизм его был воистину неисчерпаем. Как и терпение.

– Почему не зарежут? Всех зарежут. И вас зарежут.

– Нас – нет!

– Почему – нет?!. Вы что?!.

– Ты видел возле ворот всадника?

– Ну, видел.

– Он не даст.

– Как это?..

– Вот так! Ладно, поверь на слово. Попробовать, конечно, могут, но не зарежут. И вот тогда тем, кто захочет нас зарезать, придется выбирать – или они нас проводят на ту сторону, или их съедят.

– Как съедят?! – Вскочил с места Ашан.

– В сыром виде. И без соли.

– Да нет туда дороги. – Пошел на второй круг Ашан.

– А я слышал, что есть. Верные люди говорили.

Куртифляс блефовал. Никто ему этого не говорил. Но попробовать-то стоило.

– Ну, я не знаю, – зачесал затылок Ашан, – может, это они про старую дорогу говорили?

– Старую, новую, мне без разницы, лишь бы вела куда надо. Значит, есть-таки?..

– Говорят, есть. Только ее никто не знает.

– А чего же говорят? Дыма-то без огня не бывает.

– Да эта дорога тыщу лет назад была. А сейчас ее нет. А если и есть, то про то одни йами знают.