– Их у нас полно. И к ним, естественно, обратились. Как только – так сразу. Вот только никто из них с подобными фокусами не знаком. Это что-то очень экзотическое. Так что, слушай дальше. На чем я остановился?

– На том, что учитель знает…

– А-а… точно! А ты больше не перебивай. Так вот, учитель! Он научил нашего фокусника этому аттракциону, так что, есть надежда, что он поможет и выпутаться из этой беды. Логично?

Ханна горячо начала кивать, демонстрируя свое восхищение логикой шефа.

– Ладно, ладно, хватит!.. Голова отвалится. – Оценил шеф ее неподдельный энтузиазм, и продолжил:

– Беда в том, что никто не знает, где этот учитель скрывается. Он раньше жил в Кранахе, где, как ты помнишь, до недавнего времени магия не только не была под запретом, но ее даже преподавали открыто. А потом их там прижали основательно, и пришлось им всем разбегаться. И куда убежал этот учитель никто, естественно, не знает.

– А что, теперь там магию запретили? – Перебила его, забыв про свое обещание, Ханна.

– Да нет, там просто стало как и везде. Формально-то магию никто не запрещает. Потому как нельзя запретить того, чего нет. А ее же нет?

– Ну, конечно! – Горячо согласилась Ханна. – Кто же верит в эти бредни. Только совсем уж отсталые люди.

– Ну, вот видишь, а государствами управляют, как правило, люди высокообразованные, интеллектуально развитые – какая магия? О чем ты говоришь?

– Так как же они собираются искать этого своего…

– А-а!.. Интересно? Ну, так вот: есть зацепка. У нашего мага был приятель, он ушел вместе с учителем, но потом они расстались.

– Почему?

– Откуда я знаю?! Не сошлись во взглядах на лучший рецепт философского камня. Слушай, не перебивай, а!..

– Извини, извини… Это я что-то…

– Да!.. Так вот… Этот самый приятель, возможно… Я подчеркиваю, возможно!.. знает, где прячется учитель.

– А где прячется приятель?

– А приятель, по последним, возможно уже устаревшим, сведениям, прячется в какой-то жуткой дыре, которая называется Караван-Талда. Уже одно название… Да!..

– Это где?

– А ты знаешь, это неподалеку отсюда. Сразу за нашим Хамаканским хребтом. Поэтому они, кстати, взяв с собою и пациента – этого самого Эрогенского короля, которого зовут Геркуланий, все они двигаются сейчас к нам.

– Подожди, они что?.. хотят пересечь хребет?

– Похоже на то. Вот что значит, не знать географии. Подумаешь!.. Извозчик довезет! Вот он скоро их и довезет до Хамистополиса.

– А потом?

– Суп с котом! Откуда я знаю? Попрутся через горы, надо полагать.

– Они что?..

– Слушай, ну, они не местные. Одни и вовсе во дворце всю жизнь прожили, другой иноземец, а Геркуланию этому, я так подозреваю, вообще все равно. Я, знаешь, думаю – ну, судя по рассказам, что он не человек.

– А кто?

– Животное. Души у него нет. И разума, соответственно.

– А что, разума без души не бывает?

– Я думаю, нет. Иначе это был бы такой монстр!..

***

Я должна внедриться в их компанию, – думала Ханна, подпрыгивая на давно уже ставшем жестким сиденье кареты, – я должна помочь им. Провести через горы, найти того приятеля, а потом и учителя.

Она выглянула в окошко. Ого!.. Уже стемнело. Уже скоро…

– Я им помогу, я их буду оберегать. А потом уничтожу. Как и прочих… Они, конечно, совсем не плохие люди, и хотят только хорошего, как, впрочем, и все остальные. Как тот же Халеб Букин. Умный, надо полагать, дядька! Ишь, до чего додумался! И, ведь, невдомек ему, что все, что он изобрел, изобрели еще сотни лет назад. И не один раз. И еще будут изобретать. А мы их будем вылавливать. А свидетелей убирать. Чтобы никто не знал о самой возможности таких вещей. А эти все придумывают и придумывают, а потом, уже у нас, вдруг узнают, что все, что они считали чем-то новым – такое старье! Ну, ничего, умные люди быстро учатся. И включаются в действительно полезную работу. Работу по искоренению всего того, что может нарушить сложившийся баланс. Лучшее – враг хорошего!

А мы – его спасители. Вот так!

– И когда-нибудь, – продолжала рассуждать Ханна, убивая время, оставшееся до той минуты, когда начнется… – А, впрочем, никаких – когда-нибудь! Что есть, то и будет. Все. Кончилось время перемен. Стабильность в быту, стабильность в политике… Вон уже, сколько лет, никаких войн. Границы устоялись. Никто ни к кому не лезет, и уже не полезет впредь. Кто что имеет – то и имеет. И всем хватает, и все довольны. И школьники через сто и через двести лет на уроках истории будут изучать то, что было до нас. А больше им и изучать будет нечего. Кончилась история. Во всяком случае, в том виде, как мы ее привыкли воспринимать. История войн и насилия. История того, как кто-то, вдруг ставший сильнее других, начинает захватывать земли тех, кто рядом, а потом и тех, кто вдалеке. Не будет такого. Ну, и слава Единому! Каплями крови единиц мы потушим возможные пожары и не дадим пролиться крови миллионов.

Карета дернулась и резко встала. Раздались крики. В темноте кареты белели лица попутчиков. Ханна разглядела открывшиеся рты и распахнутые в ужасе глаза.

– Ну, вот, – сказала она себе, – началось!

Крики стали громче. Послышалось звяканье железа. Предсмертный вопль раздался совсем рядом. Кого-то проткнули мечом. Блики огня мелькнули на стекле окна. Факелы. Много факелов.

Дверца распахнулась, чья-то сильная рука ухватила Ханну за локоть и рывком выдернула из кареты. Она упала на колени, сильно ударившись. Это ничего. Синяки и ссадины были обязательными атрибутами этой разыгрываемой постановки. Придется потерпеть.

Плохо было не ей одной. Кому-то было значительно хуже. Кого-то резали, и его печальный крик рвал душу. А Ханне уже связывали за спиной руки. Потом был сильный удар по голове, и она отключилась.

6

Пока что все шло отлично. Накатанный тракт, местами даже мощенный, вел их от постоялого двора к постоялому двору. И не было нужды пока что распаковывать свои дорожные принадлежности и неприкосновенные запасы пищи, взятые с собой в дорогу. Они еще пригодятся. Наверняка. А пока что…

А пока что путешествовать Ратомиру понравилось. Дорога – то стиснутая с обоих сторон деревьями, то радующая глаз открывшимся простором, дорога летящая прямо, и дорога, все время прячущая что-то за ближайшим поворотом… И, при всем однообразии, все время что-то новое.

Приноровились как-то и к Геркуланию. На ночь его оставляли возле ворот очередного постоялого двора, вынеся ему барашка или поросенка, которыми он в темноте и перекусывал, никого не пугая. Днем же Ратомир уводил его подальше, выбирая какое-нибудь укрытое от посторонних глаз местечко. Смотреть на процесс было неприятно, но Ратомир быстро привык. Он отворачивался, слыша за спиной жалобное блеянье или истошные визги. Потом жертва замолкала, зато начинал довольно урчать Геркуланий.

В процессе первого кормления, еще там, в Миранде, Геркуланий так уделал кровью свой костюм, что пришлось его переодевать. Теперь, перед тем, как отдать ему его обед, завтрак или ужин, Ратомир надевал на него добротный кожаный мясницкий фартук, взятый у хозяина того, первого, постоялого двора. Теперь достаточно было вымыть Геркуланию лицо и снять с него этот окровавленный фартук, и он снова превращался во вполне благопристойного джентльмена, выехавшего на конную прогулку.

***

Принципия, естественно, не участвовала в этих сеансах кормления Геркулания. Но и того, что она видела изо дня в день, было достаточно, чтобы постепенно перестать отождествлять вот это дурно пахнущее существо, тупо и бессмысленно улыбающееся после кормежки, и тупо-злобно-мрачное через несколько часов после… Чтобы это существо перестало восприниматься как Геркуланий, хоть оно и отзывалось на это имя.

Тот Геркуланий, которого она любила, с которым было так хорошо и интересно, который целовал ее там, в салоне де Селявиль, и вкус губ которого она до сих пор помнила – умер. Все-таки умер. Чтобы там ни говорили все остальные, чтобы там ни думал этот злосчастный маг. Нет, не сумел он воскресить Геркулания. Да и вряд ли это вообще возможно.