— Алмаз, в этом мире иногда случается так, что людям приходится голодать.
— Тогда, наверно, эти люди долго в нём не остаются. Они… они — как это называется — они умирают, да?
— Да, умирают. Что ты на это скажешь?
— Не знаю. Я не пробовал. Но ведь там, куда они отправляются, им больше не придётся голодать.
— Вряд ли там кому-то вообще захочется есть, — с горечью заметила мама.
— Тогда всё в порядке, — отозвался Алмаз. Он не решился сказать вслух всё, о чём подумал в ту минуту.
— Да где ж в порядке? Бедняжка! Как мало ты знаешь о жизни. Мистер Коулман разорился, у твоего отца теперь нет работы, и нам скоро станет нечего есть.
— Ты точно это знаешь?
— Что именно?
— Что нам нечего будет есть.
— Нет, слава Богу! Надеюсь, до этого не дойдёт.
— Опять я тебя не понимаю, мамочка. В корзинке есть имбирный пряник.
— Пташка ты моя! Ты беззаботный, словно воробей, который клюёт зернышки и не думает о зиме, морозах и снеге.
— А, кажется, понимаю! Но птицы ведь как-то зимуют, правда?
— Не все. Некоторые погибают.
— Они бы всё равно когда-нибудь умерли. Всегда быть птицей неинтересно. Ты бы, мамочка, разве хотела?
«Ну что мне с ним делать!» — подумала мама, но промолчала.
— Да вот ещё, вспомнил, — продолжал Алмаз. — Папа рассказывал, когда мы с ним ходили в Эппинский лес, что шиповник, боярышник, остролист, — всё это птичьи амбары, где на зиму для них припасены ягоды.
— Конечно. Видишь, о птицах позаботились. Но для нас с тобой, сынок, таких амбаров не бывает.
— Совсем не бывает?
— Нет. Нам нужно зарабатывать на хлеб.
— Хорошо, пойдём зарабатывать, — произнёс мальчик, поднимаясь.
— Нам некуда идти. У нас нет работы.
— Тогда давай подождём.
— А так мы умрём с голоду.
— Нет. У нас же есть корзинка. Знаешь, мам, я думаю, наш амбар — это корзинка.
— Она слишком маленькая. И куда нам податься, когда она опустеет?
— К тётиному буфету, — тут же сообразил Алмаз.
— Нельзя же нам съесть все тётины припасы и оставить её умирать с голоду?
— Конечно, нет. Мы ещё раньше вернемся к папе. К тому времени он обязательно отыщет другой буфет.
— Откуда ты знаешь?
— А я и не знаю. Но у меня вот даже буфета не было, а еды было всегда вдоволь. Ты даже иногда говорила, что я чересчур много ем.
— Так это потому, что у меня был буфет для тебя, сынок.
— А когда в твоём еда закончилась, настало время тётиного.
— Так не может продолжаться всё время.
— Почему? Знаешь, мамочка, я думаю, где-то стоит большой-пребольшой буфет, а из него наполняются маленькие буфеты.
— Хорошо бы найти, где он стоит, — произнесла мама и надолго замолчала. Вряд ли Алмаз понял, о чём она думала, зато я знаю наверняка. Ей вспомнились слова, которые она услышала вчера в проповеди: не заботьтесь о том, что вам есть завтра, ибо чего не желаешь, того и потерять нельзя. Вот почему, не говоря больше ни слова, она достала из корзинки еду, и они с Алмазом пообедали.
Алмаз ел с большим аппетитом. Он сильно проголодался на свежем воздухе. К тому же он не тревожился, как мама, о том, что будет через неделю. После того, как мальчик провёл столько времени в Стране Северного Ветра безо всякой еды, он твёрдо понял, что еда не так уж важна в жизни, иногда люди могут прекрасно без неё обходиться.
Мама за обедом не произнесла почти ни слова. Потом они немного прогулялись, но Алмаз ещё не до конца окреп и быстро устал. Однако он и не думал капризничать. Он слишком радовался ветру и солнышку, чтобы жалеть о том, что не может порезвиться всласть. Мальчик лёг на песок, мама укутала его шалью, села подле сына и достала рукоделие. Но Алмаза клонило в сон, он отвернулся и сонно посмотрел на песчаный берег. Невдалеке что-то шевелилось на ветру.
— Что там такое, мамочка? — спросил мальчик.
— Какой-то обрывок бумаги, — ответила та.
— Он вроде больше обрывка, — заметил Алмаз.
— Хочешь, схожу посмотрю? — предложила мама. — Глаза-то у меня уже не те, что раньше.
Она поднялась, подошла поближе и увидела, что оба они отчасти были правы — в песке лежала тоненькая книжка. Её почти засыпало, но несколько страниц ещё шелестели на ветру. Мама подняла книгу и принесла Алмазу.
— Что там, мама? — спросил мальчик.
— Кажется, детские стихи, — ответила та.
— Мне так хочется спать. Почитай немножко, — попросил сын.
— Конечно, — согласилась мама и начала читать. — Чепуха какая! — вскоре остановилась она. — Поищу получше.
Она принялась листать дальше, но трижды неожиданно налетал ветер и переворачивал страницы обратно.
— Пожалуйста, прочитай те стихи до конца, — Алмаз, по-видимому, разделял мнение ветра. — Они так красиво начались. Я знаю, они хорошие.
Мама подумала, что стихи позабавят мальчика, хотя они и казались полной бессмыслицей. Ей и в голову не приходило, что Алмазу, в отличие от неё, они могут понравиться.
Не знаю точно, что читала мама, но вот какие стихи услышал мальчик или же после решил, что он их услышал. Как я уже говорил — ему тогда очень хотелось спать. Может быть, он и сам не заметил, как заснул, а думал, что слушает, и во сне ему придумались стихи получше. Вот они:
Бежит в реке вода
Неведомо куда
Летит вода речная
Как ласточек стая
Сонная вода,
Спящая вода,
Поющая вода
Многие года
Неведомо куда
Ласточек стая
Гнёзда свивает
Птенцы вырастают
Веселей не бывает
Вместе летают
воздух пронзают
стрелою свистящей
Над водой летящей
И гнёзда строят
Из кусочков тины
Ила и глины
Для лучших в мире
деток весёлых
птенцов зелёных
летающих вместе
в любую погоду
всё шире и шире
всё дальше и дальше
за мамой и папой
несущими в клюве
червей и москитов
всё что добыто
в земле у речки
поющей вечером
и утром поющей
спящей или бегущей
где овцы пасутся
и лютики жёлтые
как клювы у ласточек
у реки распускаются
и так быстро растут
что никак не склюют их
овцы как ни стараются
и маргаритки белые
берег усеяли
к солнцу тянутся
прославляют его
замолкают лишь на ночь
а утром поют опять
венцы раскрывают
и песнь запевают
которую никому не узнать
и слышат их —
так тихо они поют —
только солнце взрастившее их
и овцы которые их жуют
и растят весёлых ягнят
скачущих по траве
забывших о завтраке
веселясь в синеве
с шерстью белой как облако
прыгающие возле мам
на траве что растёт вдоль берега
у реки, поющей всегда
у реки вечно бегущей
ягнята всегда веселы
если пьют поющую воду
у цветущей травы
и едят зелёные травы
такого яркого цвета
в который раскрасили их
бегущая речка и лето
и лютики жёлтые
и лилии белые
с зелёными травами
слиться хотели бы
когда ветер спускается
и быстрые ласточки
в гнёзда слетаются
над речкой мелькают —
веселей не бывает
у речки поющей
радость несущей
вместе летают
гнёзда свивают
из веток и глины
и ветер что веет
слегка над ними
их превращает
в жилища сухие
своим дуновеньем
гнёзда скрепляет
и ласточек в стаю ветер сгоняет
чтоб вместе летать им
как сам летает
и летают над травами
над ягнятами и их мамами
что щиплют траву
во сне или наяву
и птенцы подрастают
веселей не бывает
и вместе летают
и перья роняют
над речкой вечно бегущей
всегда поющей
ветром живущей
потому что
это ветра дела
что речка с ласточками жива.