— Обещаю тебе, я приведу тебе компаньона в скором времени, — увещевал её Харрисон. — А пока ешь!

«Я тоже буду есть, обещаю тебе и это».

Словно прочитав его мысли, Венера принялась за чертополох. Сначала она жевала стебли осторожно, а потом всё с большей интенсивностью. Тогда Харрисон достал из карманов другую еду, которую принес с собой: морковь, кусочки хлеба, листья капусты, семена подсолнухов, дольки фруктов. Он сел на землю и дал каждому свой кусочек.

Животные принялись есть, окружив его и веселя гармоничным шумом клювов и челюстей.

Затем из другого кармана он вынул три печенья, которые для него приготовила Майя. Он съел их, как это сделала Венера, вначале со скептицизмом. Потом уверенно. Наконец, с аппетитом.

Не умирать же ему, чёрт возьми.

У него имелась куча дел, и все они предполагали, что он должен оставаться живее всех живых.

✽✽✽

Гуннард обслуживал клиентку, пожилую даму, которая покупала запас виски лет на десять (если ей удастся прожить столько времени, его расходуя).

Когда женщина ушла, Гуннард заметил ожидающего в дверях Харрисона.

— Уэйн, какими судьбами в наших краях? — спросил он скорее с иронией, чем с добротой. Так говорят кому-то: «увидимся если не умрем», но, безусловно, парень предпочел бы видеть Харрисона мёртвым. — Мост отремонтировали?

— Нет.

— И как же ты собираешься везти домой провизию?

— Я пришел не за покупками.

— Ты как всегда «разговорчивый», не так ли, приятель?

— С каких пор мы дружим?

Гуннард выгнул бровь. Любезная маска, которую он приберегал для своих клиентов, как бы подражая идеальному торговцу, рассыпалась, уступив место истинному лицу того, кто не боится признаться в своих антипатиях.

— На самом деле ты мне совсем не нравишься, и я считаю, это взаимно. Чего ты хочешь?

— Ты помогал Леоноре несколько дней назад перебраться через реку?

Гуннард натянул ухмылку, которая действовала Харрисону на нервы.

— О, прекрасная Леонора. Конечно, это я, так как кое-кто был слишком невежлив, чтобы позаботиться о ней. У неё было такое лицо, бедная девушка. Я говорил ей, когда она только приехала, не переходить мост, не идти в дом к волку, но она не послушала меня.

Харрисон сжал кулак под длинным рукавом, а затем заставил себя не впечатывать его на лицо этого придурка, даже если засранец говорил абсолютную правду. Он вёл себя с Леонорой, как волк и позволил ей уйти, как поступают со шлюхами. Было также верно, что она ушла, не предупредив. Исчезла, как дуновение ветра, который находит между ставнями щель, а он не сделал ничего, чтобы плотнее закрыть окно. Напротив, он распахнул проклятые створки, подталкивая Леонору наружу. И теперь, когда она оказалась снаружи, у Дьюка создалось впечатление, что он избавился не только от порыва ветра, но и от всего воздуха.

— Не лезь не в свое дело, Гуннард. Я просто хочу знать, всё ли с ней в порядке.

— Она была жива и здорова, но не думаю, что этого достаточно для утверждения «с ней всё в порядке». Она мало что говорила. Леонора немного задержалась в магазине, чтобы высушить края брюк, и я предложил ей чаю. К твоему сведению, я даже пытался её поцеловать.

Рука Харрисона шевельнулась, словно была одарена собственной жизнью. Удерживаемый до этого кулак освободился от тормоза и впечатался в нос Гуннарда. От прикосновения раздался сухой и одновременно хрустящий шум, похожий на взрыв пробки от шампанского и крошащееся печенье.

Парень выругался, и задыхаясь, стал искал чем бы тампонировать кровь. Схватил на лету полотенце, а затем с невероятным ужасом уставился на Харрисона, словно впервые до него дошло, как был прав, всегда испытывая ненависть к этому отвратительному мудаку.

Дьюк подошёл к нему с видом, каким угодно, но только не с сожалением.

— Надеюсь, ты просто безуспешно попытался её поцеловать. Иначе тебе придётся дышать задницей.

— Кто сможет тебя понять — молодец! — рявкнул Гуннард. — Если она так важна для тебя, почему позволил ей уйти?

— Что ты ей сделал?

— Ничего! Я не дикарь. Но она мне сразу понравилась, едва увидел её месяц назад, и так как она выглядела такой грустной...

— Ты приставал к ней?

— Это то, что можешь сделать ты. Я только попытался поцеловать её, пока она молча стояла у печки. Но она оттолкнул меня. Она сказала, что это не моя вина, и я потрясающий парень, но она влюблена в другого. Не в тебя придурок, в некоего Харрисона. И хорошо, потому что ты не заслуживаешь такую, как она.

Харрисон сглотнул несуществующий кусочек, похожий на комок соли.

— А потом она уехала?

— Ты не можешь позвонить ей, если хочешь узнать, как она? Ах, возможно, ты не можешь этого сделать, потому что она отшила и тебя?

— Как она уехала? — настаивал Харрисон.

— Она села в автобус. Я предложил проводить её до Рок-Спрингс, но Леонора отказалась и от этого. Плохой день для меня, хотя, видимо, и у тебя всё шло не очень хорошо. Ты выглядишь отвратительно. — Гуннард скуля от боли посмотрел в зеркало на свой нос. — Надеюсь, у меня ничего не сломано. Не буду в ответ разбивать тебе лицо лишь потому, что, если кто-то захочет поцеловать девушку, которая мне нравится, я поступлю также.

Харрисон уже почти вышел из магазина, когда его окликнул Гуннард:

— Ты не хочешь её подарок?

Шокированный, Харрисон резко развернулся.

— О чем ты говоришь?

— Перед уходом она кое-что заметила на одной из полок. Стояла там годами, вся запылённая. Она попросила меня привести её в порядок и отдать тебе. Поскольку у Леоноры не было с собой денег, я даже одолжил ей деньги на автобус. Но несколько дней тому назад она перевела мне деньги. Не знаю, для чего тебе нужна, но она твоя.

Харрисон оказался бы менее потрясён имей предмет подлинную ценность. Но это была старая печатная машинка бело-голубого цвета фирмы Ундервуд.

Несколько секунд Дьюк смотрел на неё, словно это ребус для разгадывания или скульптура абстрактной формы, суть которой определяется глазом не сразу. Он посылал Херба куда подальше и за меньшее (например, когда тот пытался разузнать, не написал ли он новый роман). Харрисон никогда не терпел давления, не выносил его и сейчас.

И всё же по какой-то причине именно сейчас он не испытывал давления.

Он почувствовал себя просветлённым.

Поэтому, немного подумав, он повернулся к Гуннарду и решительно сказал:

— Я её забираю, но мне нужна также и пачка бумаги.

ЧАСТЬ

II

Нью-Йорк

ГЛАВА 12

Леонора

Я захожу в ресторан, где у нас назначена встреча, и взглядом ищу Джулиана. Он сидит за столиком рядом с окном, откуда открывается вид на Бэй-стрит, на Статен-Айленд, район Нью-Йорка, где живу я. Поскольку Джулиан живёт в Квинсе и всегда занят, его визит показывает, как сильно он заботится обо мне. Иногда осознание этого ошеломляет, поскольку к такому я не привыкла.

Подняв руку, он подзывает меня жестом.

На него всегда приятно смотреть. Он один из тех прекрасных мужчины, которые могут появиться на обложках журнала, тех, кто заставляет женщин задуматься о том, что их вера в рыцаря на белом коне в итоге не совсем ошибочна. Потому что Джулиан представляет собой не только идеальное воплощение лёгкого ретро-классического очарования в стиле Кэри Гранта с некоторыми штрихами современности, но он также истинный и совершенный джентльмен.

И он мужчина, за которого мои родители хотели бы выдать меня замуж.

С тех пор, как я повзрослела, проблема «уродства» их единственной дочери ушла на задний план.

Более серьезным вопросом стало другое: электорат требует внука, и проблема «брака» заткнула за пояс любую другую тему. Невозможно баллотироваться на пост губернатора штата Нью-Йорк, пропагандировать с плакатов четырём ветрам о важности семейных традиций и как можно более многочисленной семьи, появляться в рекламных роликах, полных детей (все строго белокурые и со светлыми глазами), и иметь рядом с собой всего лишь чихуахуа (хотя и блондина со светлыми глазами).