– Как именно?

– В меру своих скромных сил уничтожал деникинские тылы.

– А конкретно?

– Экспроприировал экспроприаторов.

– Блендер, отвечайте по существу! – Арбузом хлопнул ладонью по столу.

– Воровал, – просто признался Блендер, – Ворующие интенданты нуждались в посредниках, порядка не было. Можно было воровать вагонами.

– Каким образом вы входили в доверие?

– Не поверите! Русским я представлялся важным турком, например, сыном турецкого султана от младшей жены, заведывающим морскими перевозками или таможенной очисткой грузов, или представителем турецкого торгового дома. А туркам представлялся русским офицером, адъютантом командующего, или помощником начальника снабжения армии. Это самая выгодная позиция – встать между…

– Но и рискованная! – Арбузов наблюдал за Блендером почти с восхищением.

– Да, риски большие … Но зато я сколотил себе целое состояние. Но потом, правда, потерял все. Потом снова сколотил, и снова потерял, но уже больше.

– Потом?

– Потом пришли красные, при них прежняя экономическая свобода закончилась. Им я как турок-посредник стал не нужен.

– Потом?

– Потом пошло-поехало. Покатился вниз по наклонной плоскости. Читал лекции о научном коммунизме. Торговал портретами коммунистических вождей. Мог изображать родственника какого-нибудь героя или вождя революции и просить о материальной помощи. Под это дело почти законно чистил кассы советских учреждений. Собирал на помощь жертвам царизма. А если находил богатых бывших – собирал с них на борьбу с большевиками. Представлялся уполномоченным тайной организации. Переезжал из города в город… Вы уже все это знаете. Я все подробно написал.

– Но зачем? Это же сущие копейки! – искренне удивился Арбузов, – это же так мелко, особенно после масштабных афер с хищениями в тылах!

– Привычка, – философски развел руками Блендер, – брать там, где можно взять быстро и просто. Если бы мне попалась масштабная афера, я бы не стал заниматься мелочами.

– А честно трудиться вы не пробовали?

– А какой смысл? – Бендер взглянул на Арбузова с таким искренним недоумением, что тот отвел взгляд только покачал головой.

– Так, ладно… Теперь поглядим, чем вы решили нас прельстить, – Арбузов достал еще одну бумагу из папки, – «Физически развит, ловок… Расторопен, знаю языки: французский и немецкий (в пределах гимназического курса), могу свободно объясняться на греческом, турецком, украинском, идише, южнорусском суржике, румынском, польском… Легко схожусь с людьми, вызываю доверие, чувствую их слабые стороны… Обладаю большими актерскими способностями…» Все правильно?

Блендер неопределенно развел руками и кивнул.

– «Имею личные связи…» Так, мы добрались, пожалуй, до самого интересного… Думаю, мы не будем вас расстреливать, – Арбузов окинул взглядом приободрившегося Блендера и со значением уточнил, – сейчас не будем. Вам еще придется нам послужить. Кто не работает, тот не ест! А кто нам не служит, тому – высшая мера социальной защиты – пуля.

***

– Артур Христианович, я не понимаю, вы начальник контрразведки, почему вы лично возились с этим мелким жуликом Блендером! – Луговой сидел напротив Арбузова и разводил руками, – это же совершенное ничтожество. У вас столько более важных дел!

– Нет, Михаил Яковлевич, это не мелочь! Мы с вами представляем государственную тайную службу. Мы придумали Трест. Но что такое Трест? Несколько случайных маразматиков-монархистов, доставшихся нам в наследство от Якушева, и вдобавок два десятка кадровых сотрудников ОГПУ. Нам нечего предъявить врангелевцам в качестве низовых организаций Треста. Им надоедает видеть одни и те же наши лица. А теперь представьте: человек из ничего на ровном месте создал сеть контрреволюционных организаций! Практически, готовый самодеятельный Трест. Да, цели у него были мелкие, но какой организаторский талант! И то, что он когда-то создал, нам нужно бережно подобрать и использовать. И его самого надо непременно использовать. При правильном подходе он будет для нас полезнее многих кадровых чекистов.

– А не устроить ли нам ему турне по его прежним кормовым полянам? С нашим сопровождением и надлежащим подтверждением его первоначальных слов?

– Именно этим я просил бы заняться вас, Михаил Яковлевич! Проработайте с ним маршруты, по которым мы впоследствии будем возить всех прибывающих контролеров Треста. Начните с Киева…

***

Репетиция в просторном кабинете продолжалась уже более часа. В конце концов Блендер закрыл лицо ладонями в полном отчаянии:

– Нет, нет, нет! Нет, Мишенька, как хотите, но так я не могу вас выпустить на мой бенефис!

– Товарищ, Блендер, не забывайтесь! Я все-таки ваш начальник! – огрызнулся Луговой.

– Товарищ начальник! Вы же совсем не чувствуете партнера! – Блендер уже освоился в новой роли сотрудника и ни капли не боялся Лугового. – Вот прежний Мишенька был хорошим партнером, и сборы с нашего спектакля это подтвердили со всей очевидностью.

– После того вашего спектакля вы загремели прямо в ЧК!

– Ничего вы не понимаете, товарищ начальник! После моего успешного, – Блендер выделил последнее слово, – успешного спектакля меня заметили истинные ценители и пригласили в театр высшего класса. А вам в этом театре играть только «Кушать подано!».

– Андрей Соломонович, еще раз подскажите, как надо, – Луговой был сконфужен.

– Говори все это просто, свободно, руками не руби воздуха и в самой страсти соблюдай меру и умеренность, да и не переслащивай! Так делай, чтобы слова соответствовали действию, а действие словам. Будь верным зеркалом природы. Поймите, это же театр! Только в случае провала, вас не просто освищут, а по-настоящему побьют, и может быть даже ногами! – Луговой опустил голову, а Блендер уже возвышался над ним, всем своим видом показывая, кто здесь настоящий начальник. – Вы действительно прочли «Мещанина во дворянстве», как я вам вчера велел?

– Прочел, – вздохнул Луговой.

– Поймите, в сущности, мы с вами играем последний акт этой пьесы, где господин Журден принимает у себя сына турецкого султана. Помните?

– Помню…

– Турок сейчас – это вы, а не я. Я только ваш переводчик с турецкого. Ваша задача – важно молчать и надувать щеки. Иногда важно произносить непонятные слова. Господин Журден – коллективный господин Журден – это наша публика, которую мы соберем в нашем турне. Они готовы быть обмануты и в глубине души даже мечтают об этом. И это нам на руку, этим надо пользоваться! Но горе вам, если вы обманете их в их ожиданиях! Они сделают с вами такое, что сказать противно. Вы это понимаете?

– Понимаю, – тяжело вздохнул Луговой.

– Я – ваш переводчик – посредник между вами и публикой. А вы должны быть для них недосягаемы, как вершина Монблана. Понятно?

– Монблан вообще-то досягаем… – попробовал было поспорить Луговой.

– А вы должны быть недосягаемы! – попытка переворота была решительно пресечена Блендером в зародыше.

– Понятно…

– Что вам понятно?! – Блендер с тоской поглядел на Лугового, – Вот прежний Мишенька меня понимал с полуслова… Как приятно было работать с таким партнером!

– Я постараюсь, Андрей Соломонович, давайте поработаем еще!

– Будь верным зеркалом природы, представь добродетель в ее истинных чертах… Идите и будьте готовы! А лучше попросите ваше начальство вас заменить. Вот Александр Александрович – тот ваш важный генерал, который со мной беседовал… Вот у него есть фактура для роли Турка… С ним в качестве партнера я согласен на гастроли. Все, как договаривались: Киев, Харьков, Екатеринославль, Одесса, Бобруйск, Смоленск…

«Пусть никто не воздаст мне чести такой! Не приму я!

Даже любого сдержу, кто сможет на это решиться.»

Москва. Декабрь 1924 года

Писатель, сидя за столом в ожидании обеда, оживленно размахивал вилкой: