– Захожу в палату, у Гробовой давление – 220 на 120, у Марковны – 190 на 110.
– Ну что, рецидивистки, на дело сходили? – улыбаюсь и, делая вид, что ничего не случилось, подбадриваю их я.
– Ой, Мария Фёдоровна, спасибо, что приехали. Мы, конечно, в шоке, такой галантный, такой хороший молодой человек… – начала причитать Марковна.
Гробовая тем временем сидела, опустивши голову, в своём шерстяном платке, и смотрела в окно, затем медленно развернулась, вздохнула и философски изрекла:
– Эх, Фёдоровна, я ж то думала – это любовь со мной на старости лет приключилась, а это болезнь оказалась… Сплошные разочарования.
Музыкальная школа. Выпускной экзамен. Мне тринадцать лет. Играя, я еле сдерживаю слёзы. Я ненавижу фортепьяно. Ещё пару минут «мучения», и я доигрываю пьесу, закрываю крышку, как на гробу, и говорю маме: «Я больше никогда не подойду к фортепьяно».
Мне восемь. Я упорно занимаюсь в музыкальной школе. Помимо всевозможных репетиторов по математике, рисованию, литературе, танцам, русскому языку и украинскому, ещё и музыка. Учителя зовут Кристина Ульяновна. У неё всегда идеальный маникюр. Иногда она меня хвалит, говорит, что есть слух и хорошая техника. У меня есть мечта, очень заветная, – стать пианисткой. Я уже представляю, как собираю залы и играю Лунную Сонату на балу в Зальцбурге. Именно так моё сознание рисовало успех в данной профессии. Периодами меня лупят линейкой по рукам и спине: «Чтобы правильно держала осанку и под рукой были как-будто подушечки». Не больно, но сильно обидно. Я много болею. Меня переводят на дистанционное обучение. Дома заниматься ещё тяжелее. Однажды, моя учительница смеётся надо мной и говорит, что у меня ничего не получится, я никогда не стану пианисткой, я бездарь. В ответ я с агрессией наказываю учительницу – обрисовываю все ноты ручкой. Меня ругают, я спихиваю вину на троюродного младшего брата. Теперь его ругают, я расстраиваюсь ещё сильнее из- за своего низкого поступка и признаюсь во всём. Немой бойкот у меня дома. А учительница всё приходит.
Мне дарят котёнка. Я называю его Васильком. Я его очень люблю, он серенький, персидской породы, курносенький и длинношерстный комочек, смешной, ласковый, всё целует мои руки и любит играть. Ждёт меня со школы.
Весенний день. За окном тает снег, мальчишки пускают кораблики, я музицирую. Очень не охота, но нужно. Мама говорит: «Личность должна быть всесторонне развитой». Я ещё не понимаю значения этих слов, чем кораблики не развитие? Но что-то очень важное в этом есть. Уходя после урока, учитель К.У. закрывает за собой дверь, Василёк пытается выбежать вслед и ему дверью предательски отбивает лапу, она висит на коже, а котёнок дико кричит. К.У. говорит, что это я виновата, что нужно смотреть за своими питомцами. Наверное, она права, а мне больно.
Реву взахлёб.
Мама обеспокоена, ветеринаров в нашем городке нет. Привезли к хирургу, он – хирург от Бога, я всегда им восхищаюсь. Меня отвезли домой. Двое суток я рыдаю. Мне кажется, котёнок умер. И, вот чудо, мне звонит жена хирурга и говорит: «Машенька, приезжай забирать». Я еле дождалась того времени, на которое было назначено. Захожу, сидит супруга нашего поистине Человечного и Настоящего Хирурга, держит в руках серенький комочек, плачет и говорит: «Знакомься, это…
Твой новый кот. Василька не удалось спасти». Я отказываюсь брать его на руки, но супруга просит, я их семью очень люблю и уважаю, и точно знаю, что мне сопереживают. Так у меня появился Симба.
Пять лет прошло с того момента. Моя учительница продолжала приходить ко мне два раза в неделю. Мама сопереживала мне, но «Лучше учителя не найти, а музыкальную школу окончить нужно». Моему счастью, когда я закончила пьесу и закрыла фортепьяно, не было предела. Свобода. Я больше её никогда не увижу. Все эти годы для меня уроки музыки были как хождение по лезвию босыми ногами. Наверное, так закаляется сталь. Так приобретается характер.
Но к чему я Вам об этом вещаю, не для того, чтобы рассказать очередную душещипательную историю. Если бы не тогда моя К.У., возможно, я бы никогда не стала врачом (стойкость характера необходимо иметь в этой профессии), а стала бы пианисткой, и сейчас играла бы в каком-то кабаке «У березы» Собачий вальс под пьяные аплодисменты дальнобойщиков (что тоже очень даже не плохо, но – не моё, ведь музыкального таланта, и правда, у меня не было).
Ведь целеустремлённость зародилась у меня тогда, когда от одной мечты меня больно отвело, и появилась мечта спасать (в том числе и Василька), спасать людей, спасать души и помогать таким людям, которым плохо, которые в тупике. Испытывая боль, человек растёт, взращивает себя как личность. Только путём познания мы приходим к истинным нам и иногда эти познания болезненны. Мы не можем изменить прошлое, мы можем изменить будущее, проработав себя в настоящем. Организм человека постоянно поддаётся стрессам, только в состоянии стресса мы можем дать динамику. Вспомните какую-нибудь самую страшную болезненную ситуацию из детства. В настоящем, из- за того, что мы постоянно её прокручиваем в голове, она очень часто болезненно всплывает в нашем сознании, а затем – и в жизни.
Поэтому необходимо уметь прощать и благодарить. Ведь та либо иная жизненная ситуация даёт нам толчок к росту. Единственное, что мы можем сделать в настоящем, это мысленно представить себе эту маленькую девочку или мальчика, перенестись за десять минут до случившегося, подойти к ней, обнять, успокоить, предупредить, что такое произойдёт, и мы ничего не сможем изменить, и дать те дары, те качества, чтобы она смогла пережить это… Мы не можем поменять ход событий, мы можем изменить отношение к ним. Так было нужно…
Наш диалог с той маленькой мной состоялся таким образом. Подойдя к маленькой Маше, которая беспечно музицировала с К.У., я обняла её и прошептала: «Пройдёт время, всё образуется, тебе этот путь пригодится в жизни, сейчас тебе будет очень больно, я тебя люблю и я рядом, в обиду не дам, нужно пережить, и я дарю тебе эти подарки в виде любви, силы и заботы, не злись и не обижайся, я рядом …»
Любите своих внутренних детей… И освобождайтесь…
Дни бежали, словно время поставлено на ускоренный темп. День сменялся ночью, лето – осенью, Олег Иванович сильно постарел. Он всё чаще стал кашлять и подолгу закрывался в кабинете. Вся нагрузка пациентов была на мне и Ане.
Аня наконец-то встретила свою любовь – знаменитого пластического хирурга, красавчика Максима Анатольевича, похитителя девичьих сердец. Я полностью на автомате делала все назначения, и диагнозы сами выстраивались в моём сознании на основании симптомов и синдромов. Только с опытом приходит «насмотренность». По уставшим безжизненным глазам и скорбящим уголкам рта можно было подозревать депрессию. По напряженной стати, мокрым ладошкам и бегающим от тревоги глазам – тревожное расстройство. Особенно остро у таких пациентов стояли вопросы о побочных действиях препаратов, об их взаимодействии с другими препаратами, вопрос: «Я не умру?» и ещё множество, ведь страх смерти затмевал сознание.
По томам обследований и всесторонним заключениям «Здоров», люди с генерализованным тревожным расстройством направлению к психиатру очень огорчались: «У меня неизвестная онкология, я Вам говорю, доктор», «Страшное заболевание», и убедить принимать антидепрессанты стоило ох каких усилий, однако, по результату терапии и освобождению от этих мыслей, драгоценное: «Ура, я здоров!» было мелодичнее сонат Бетховена. Людей, которые дробно ели, боясь подавиться, так же мучал невротический ком, который очень легко убирался при помощи медикаментов и психотерапии. Безграничную радость и внутреннее ликование вызывали пациенты с обсессивно- компульсивным расстройством, когда нам удавалось убрать эти навязчивые мысли и действия. Очень эмоционально сложно было наблюдать за людьми, страдающими эндогенными процессами, сжирающей изнутри депрессией при биполярном аффективном расстройстве, а так же эмпирическими голосами, когда эти голоса угрожали, осуждали и заставляли делать ужасные вещи. За этим было больно наблюдать, но желание помочь и победить этот неизвестный биохимический процесс заставляло подниматься рано утром и бежать на работу. Когда это то, ради чего ты живёшь, усталость и несправедливость системы отходит на второй план.
