— Прощу прощения, не могли вы бы мне помочь? — девушка развернулась ко мне, одарив легкой улыбкой.

— Конечно, слушаю.

— У меня странная просьба, но не могли бы вы мне сказать, что это за препарат? — передаю ей найденную баночку, девушка читает название и смотрит на меня.

— Простым словом это наркотический анальгетик, он применяется в основном для купирования больно синдрома. Это ваше? — передаёт мне обратно.

— Ээм… нет, друга. Подождите, я не понимаю… при каких заболеваниях их принимают? — задаю самый интересующий меня вопрос, боясь услышать ответ.

— Девушка, я не хочу вас расстраивать или же напугать, поэтому советую вернуть вашему другу его таблетки и спросить лично у него. А сейчас мне пора, прошу меня извинить. — Девушка быстро удаляется от меня, оставляя с нехорошими мыслями, которые пугают до дрожи в теле.

Мне порядком надоела эта неопределённость, я хочу узнать ответы и как можно быстрей. Если Рик болеет, то почему не рассказал мне, не предупредил, что ему может стать плохо?

А если бы он умер от этой эпилепсии у меня на руках?

Он ответит на каждый мой вопрос!

Но внутри шевелился маленький червячок сомнения, может мне не стоит вникать в это? Захочу ли я знать ответ? Если он сам мне не рассказал, то возможно хотел сделать лучше мне. Познакомившись с ним ближе, узнав его, уверенна, он не хотел меня расстраивать, попытался скрыть.

Спустя ещё немного времени мне разрешили проведать его.

Набравшись смелости, тихо постучала в дверь и медленно вошла в палату, в которую его положили. Да, она отличалась от палаты, в которой я лежала… и выглядела отстойно!

И в ней он лежал не один, судя по ещё одной разобранной койке. Но была благодарна, что нас оставили наедине. Рик стоял около окна, ко мне спиной, смотря на улицу, не шевелился и ничего не говорил. Возможно, его захватили собственные мысли, и он не слышал, как я зашла.

Я не знала, что сказать, язык прилип к небу, а рот не открывался, сейчас я почувствовала себя здесь лишней, будто меня тут не должно быть, я не должна была это видеть.

И я испугалась. Струсила. Развернулась и только собралась покинуть палату, как услышала, что он подходит ко мне сзади.

Держа руку на дверной ручке, я считала его шаги до меня, они барабанили и стучали по ушам так же громко, как и мое испуганное сердце. Он встал позади меня, дуновение его дыхания шевелило мне волосы на затылке, он был слишком близко.

— Уходишь? — хриплым, скрипучим голосом по моим оголенным нервам.

— Я… я… — вдыхаю глубже, пытаясь собраться и ответить. — Нет… то есть, да. Черт, не совсем! Я не оставляю тебя! — на повышенном тоне, доказывая ему и себе правоту этих слов, дрожа всем телом от напряжения.

Я не была глупой, то, что сегодня произошло… это изменит нашу жизнь. Это не могло быть гребаным недомоганием!

Медленно поворачиваюсь к нему, боясь поднять глаза и посмотреть в его. Обращаю внимание на его напряженное тело и на сжимающиеся руки, улавливаю его нервное дыхание. Беру его руки в свои, разжимая каменные кулаки, потираю в своих, отогреваю, успокаиваю его и себя в том числе.

Поднимаю встревоженный взгляд и все понимаю. Все написано на его страдальческом, взволнованном лице. Он расстроен, что я узнала, думала он злиться, но это не так.

Я вижу только страдание и боль.

Четко приходит понимание, что бы это не было, я не оставлю его. Просто не смогу, он мой и я его не брошу, что бы ни было!

Веду его к больничной койке, присаживаюсь и похлопываю по месту рядом с собой, он понимает меня и садится рядом. Не нахожу ничего более разумного и тяну его голову к себе для поцелуя, не пошлого, а чувственного, волнующего, без применения языка. Трогая его по гладким щекам, ощупывая пальцами, каждый участок.

Чувствуя внутри вихрь из чувств… мне страшно, я в растерянности, не знаю, что мне дальше делать и как реагировать. Не хочу разрывать наш поцелуй, потому что боюсь предстоящего разговора. Рик отвечает мне с куда большей страстью, упивается, начинает вгрызаться в мои губы, обнимая и вдавливая меня в себя, лишая меня воздуха, но я позволяю это ему делать. Если ему так легче, то я не собираюсь противиться. Он запускает свои холодные руки ко мне под футболку и начинает несдержанно трогать мое тело. Я же начинаю ощущать возбуждение, легкое покалывание в низу живота. Но внезапно нашу идиллию разрушает громкий звук захлопывающейся двери. Мы отстраняемся друг от друга, смотрим в сторону звука, но никого там не видим, видимо кто-то решил не мешать нам.

— Прости, не понимаю, что на меня нашло, — откашливается Рик, привлекая мое внимание.

— Ты не должен извиняться, — вскидываю удивленно бровь. — Только не говори мне, что ты девственник! — подшучивая, говорю ему.

— Конечно нет, ты же шутишь? Мне двадцать два и конечно у меня уже был секс. Я просто не хотел давить на тебя! — оправдывается он, нервно переминаясь на месте.

— Ты сейчас такой смешной, — придвигаясь к нему ближе, обнимаю его за талию и тянусь к его губам, оставляя легкий быстрый поцелуй. — Нам нужно поговорить, — набравшись смелости, говорю ему, от чего мышцы его тела снова напрягаются и взгляд от игривого возвращается к печальному.

— Я знаю, что ты хочешь знать… — тяжело вздыхает. — И я ничего не хочу от тебя скрывать, ты должна знать.

— Знать… что? — подталкивая его, так как парень явно не знал, как начать разговор. Вижу насколько ему нелегко даётся. — Ты можешь доверять мне.

— Это не так просто сказать, Тина! Пойми, я и сам об этом просто думать не люблю, а тут рассказать тебе… — он сглатывает, отводя от меня взгляд, дышит не ровно. — Более года назад я начал чувствовать недомогание, сначала это было просто постоянные головные боли, на них я особо не обращал внимание. Потом началась постоянная рвота и по итогу потеря сознания. Я решил пройти обследование, врачи поставили диагноз… опухоль головного мозга.

Его слова, как гром среди ясного неба, молниями в самое сердце, сокрушительный ураган для моих чувств.

— Но есть же хирургическое лечение, я слышала о таком! — хриплым голосом, боясь даже посмотреть в его сторону, если я это сделаю, то просто разревусь, не дослушав до конца.

— Не в моём случаи, это невозможно из-за локализации опухоли в жизненно важном участке, врачи за такое не возьмутся, — голос не живой, впервые за все время нашего знакомства.

Долгое молчание.

— А как же другое лечение? Ну там, химиотерапия! Разве это нельзя вылечить? — срываюсь и, начиная плакать, закрывая ладошками лицо. Как же больно! Рик обнимает меня и притягивает в себе, начиная укачивать в своих руках.

— Я прохожу лучевую терапию вместе с химиотерапией, — говорит, целуя меня в макушку. — И нет, это не вылечить… мне так жаль, Тина!

— Ты не виноват! — поднимаю голову, которая кажется неимоверно тяжелой. — Сколько… сколько нам осталось? — сглатывая подступивший комок в горле, пытаясь сморгнуть слезы, застеклившие мой обзор.

— Врачи не дают каких-либо точных прогнозов… говорят в наилучшем случаи ещё год.

Дальше все словно в тумане, его слова, утешения. Наверно это я должна была его успокаивать, а не он меня. Но он держался намного лучше, возможно уже свыкся.

Дальше мы просто лежали и разговаривали о всякой чепухе, рассказывали разные шуточные истории из наших жизней, но не затрагивали эту тему больше. Рик видимо устал и достаточно быстро заснул, но я не могла сомкнуть глаз, просто смотрела на то, как он спит, и думала… думала.

Когда находится с ним рядом, стало просто невыносимо больно, я ушла.

Было уже за полночь, когда я гуляла по ночному Портленду, загруженная печальными мыслями.

Год. Нам остался всего один жалкий год. Дерьмо! Что же делать? Как нам с этим справиться?

Сидя ночью в парке, я продолжала лить слезы, которые были бесполезны, но ничего не могла с собой поделать, мне было больно!