Больше в эту зиму уже такой метели не было, но зима начала отступать только во второй половине марта. Снегу ещё было навалом, но днём солнце уже стало его прибирать. Я, да и вся детвора, очень любили этот период времени, и мы все с нетерпением, ждали прихода настоящей весны, когда по нашей улице, вниз по косогору, устремятся бурные потоки воды, смывающие на своём пути всю накопившуюся грязь, которую натаскивали за зиму лошади, подвозившие ежедневно разные грузы ко всем дворам. Скотина требовала своё, и её надобно было кормить.

Ручьи, превратившиеся в небольшие речушки, появились в конце марта. В тот же момент, на бугорках стали появляться прогалины, куда мы бегали босиком прямо по снегу. Самое интересное было в том, что эти островки освободившейся от снега земли, были тёплыми. Вероятно от солнца, но главное всё-таки от самой земли, которая согревалась всю зиму под таким шикарным одеялом.

11.04.2015 год.

Веха!

Начало пути!

Часть пятая!

К весне наша мать снова забеременела, или как говаривали у нас в деревне, забрюхатела! После Ксеньи она ещё родила двоих мальчиков, но они почему-то все поумирали, не протянув и по месяцу. Отец волновался за мать, и постоянно на неё ругался, чтобы не поднимала ничего тяжёлого, да и вообще меньше трудилась по дому. А как в доме не трудиться, тем более в деревне, когда наступила пора посевной, да и со скотиной снова надо было управляться. За зиму появилось две тёлки и один бычок, кроме этого, опоросилась свинья и принесла двенадцать поросяток, которые носились по двору, играя с Шариком. Главная клумота началась вокруг птицы, которые высиживали яйца. Гуси уже понесли наследство, утки тоже, а несколько курочек ещё сидели на гнёздах. Туда-сюда и побегут желторотики! Начнутся для нас, детей, неспокойные времена, да они, собственно, уже и так начались с приходом весны. За гусями тоже надо было приглядывать вместе с утятами и их приплодом, но с ними всё же было проще, отогнал на наш пруд и всё. За то время, когда детки подрастали, многие исчезали, то коршун утащит, то лисы наведывались, но уже через месяц, они крепли, и всё становилось на свои места. Сколь бы их не пропадало, но к лету всё равно образовывалось довольно приличная стая пернатых. Свой круговорот в природе набирал обороты, и снова жизнь затарахтела с новой силой.

Мы, конечно же, посматривали за птенцами, но детство брало своё и, отвлёкшись на купание, или ещё какие игры, теряли из вида утят и гусят, чем непременно пользовались хищники, да и коты тоже иногда шалили. Поэтому этот период доставлял нам много хлопот, но мы уже тогда понимали, что это подрастает будущее благосостояние наших животов в зимний период. И тут дело было даже не в мясе, птица была единственным источником сырья для подушек, перин и прочих тёплых, и лёгких вещей.

Как бы то ни было, но к концу учебного года, птица подрастала, начиналась пора работы в огородах, на полях и сенокосах. Когда начинался сенокос, про сон вообще забывали, потому что гуляли допоздна, а рано утром поднимали родители. Хотя я всегда просыпался летом до рассвета, чтобы встретить солнышко, но я затем ложился снова на своём чердаке и спал, пока не поднимала мать на завтрак. Перед моим днём рождения приехали Василий и Сашка. Василий вообще возмужал, отпустил небольшую бородку, примерно такую же, как носил, и Ленин, и Дзержинский. Стал членом райкома партии, и даже стал заведовать отделом, связанным с финансовыми органами района. До окончания школы бухгалтеров ему ещё надо было отучиться один год. Один год учиться осталось и Александру, чтобы получить среднее образование, а оттуда он планировал поступать в Смоленский педагогический институт.

Подоспели они вовремя, иначе бы отец запыхался бы со своим хозяйством, заготавливая корма. Мы с Иваном ещё были малыми, для того, чтобы осилить сенокос, хотя, конечно же, уже умели держать косу, но очень быстро уставали. Вот переворачивать сено, и стаскивать его к месту будущих стогов, мы могли, и делали вместе с женщинами. Александр косить не мог, но тяжёлую работу всё-таки выполнял. Он вообще был каким-то не от мира сего. Не умел даже дров наколоть, мазал топором, сбивая полено с колоды, отчего мы все хохотали. Он явно был не сельским парнем, но всегда был безотказным, и не имел привычки отлынивать от работы, как я. Я иногда, если мне было лень что-то делать, начинал ныть, претворяясь больным, или ещё чего выдумывал, а он нет. Рос парнем бесхитростным и честным, а главное, он вообще не матерился, чем также смешил его одногодок. Не любил самогон, и выпивал только по нужде, в праздник, или какое-то торжество, но и то совсем немного. По крайней мере, пьяным его никто никогда не видел. А вот Василий косарь был отменным, за ним никто не поспевал, и если бы не он, то отцу пришлось бы туго. В любом случае, к концу июня мы закончили первый укос, собрав два приличных стога сена. Вообще мы заготавливали три, но ещё был второй укос, на который и рассчитывал отец, надеясь, что старшие сыны к этому времени ещё не уедут в город.

Где-то в конце июля Василий заявил, что будет жениться на девушке из мглинского района, а звали её Александра. Она была из богатой семьи, отец у неё был, как тогда было принято говорить, из кулаков, и довольно зажиточным. В их деревне, откуда была Александра, у них был кирпичный дом, несколько лошадей и масса всякой живности. Работали у них пол деревни, и её отца в округе все уважали. Он приводил её к нам домой, девушка была удивительной красоты, естественно и отец, и мать дали согласие, но свадьбу решили сыграть после того, как порешаются все домашние хлопоты. Поэтому определили провести её в ноябре месяце, прямо на день революции, то есть седьмого ноября. После этого, все стали, так, или иначе, заниматься подготовкой к свадьбе. Тем более, что она была первой в нашей семье. Волновались все, больше всех мать, которая уже ходила и охала со своим животом.

Родила мать дочь, а нам сестричку, в конце сентября, и почему-то решили назвать её Шуркой, вроде у нас не было в семье Александра, но так захотела мать. Спорить никто не стал, Шурка, так Шурка, очень даже неплохо звучит. Таким образом, у нас появилась ещё одна Шурка, теперь их стало три, один Александр, и две Александры. Отец очень боялся за дочурку, поэтому приказал Дусе не отходить от матери и сестры. Двоих, после рождения Ксении, потеряли, и никто не хотел потерять ещё одну сестричку. Но, Слава Богу, пронесло, хоть она и болела после появления на свет.

Рожала мать дома, как и все в деревне, а помогали ей соседки, наши тётки. Погода держалась до конца сентября и девочка, до сырости, успела окрепнуть.

Лето двадцать девятого года было дождливым и прохладным, но в ночное мы несколько раз всё-таки сходили, где наслушались всяких историй от деда Ярёмы. Рассказчик он был славный, и мог всю ночь напролёт нести свои небылицы. У всех в округе на слуху была история о поездке Еремея в Архангельскую губернию на заработки.

Один купец из Почепа, вернее даже не из Почепа, а из Брянска, просто у него была одна лавка в Почепе, стал вербовать работников на заготовку леса, но ехать надо было в Архангельск, откуда он лес отправлял в Швецию. Где и с кем этот купец договаривался, было тайной, да людям, собственно, это и не надо было знать. Наш Еремей приехал в Почеп на базар, и чисто случайно встретил этого купца. В те времена, а это было ещё задолго до революции, он был молодым и здоровым, собирался жениться, вот и решил подзаработать деньжат для будущей семьи. Купец его быстро уговорил, наобещав ему золотые горы.

Для работы в лесу необходима была бригада из двенадцати человек, насчёт лошадей и повозок, купец, якобы, договорился с местными. Еремей, по приезду домой, стал собирать желающих. Из нашей деревни поехал только один наш дальний родственник, который, впоследствии и остался там навсегда, пригревшись возле молодой вдовушки. В основном людей он набрал из Беловска и Близнецов.