Однажды, это было в середине февраля, я задержался в школе, и мне пришлось одному бежать домой. Уже стемнело, было очень холодно, градусов двадцать мороза, поэтому я, лупя себя по бокам, старался быстрее добежать до своей деревни. На дороге не было ни единой живой души, только где-то вдали выли волки, которые нагоняли дикий страх в душу. Отойдя метров двести от Беловска, внезапно поднялся сильный ветер, который дул мне прямо в лицо, и я, кутаясь в свой ватник, натягивая шапку до самых бровей, согнувшись, как стручок, медленно стал продвигаться вперёд, стиснув зубы. Я понимал, что если сяду, то замёрзну. Время для меня остановилось, да и ощущение было такое, что я остановился и стою на месте, хотя упорно передвигал ноги, всматриваясь в очертание дороги, которая исчезала с каждой минутой. Пройдя открытый участок дороги, я наконец-то добрался до кустов, которые находились с правой стороны дороги, недалеко от нашей деревни. Я повеселел, но силы вконец покинули меня, и я решил немного отдохнуть под одним из кустов.

Раскидав ногами снег, я устроился под кустом так, чтобы укрыться от ветра и, обхватив руками дрожащее от холода тело, затих. Через некоторое время на меня стала наваливаться дрёма, да так, что не было сил даже открыть глаза. Веки стали неимоверно тяжёлыми, и я стал засыпать. Как ни странно, но мне стало тепло, как будто я находился на своей печи, куда доносился запах свежего, чёрного хлеба.

Наверное, я бы замёрз, но тут, откуда не возьмись, кто-то стал тыкать в моё лицо влажным носом, а затем мягкий, шершавый язык, стал облизывать щёки, нос, рот и глаза.

Я открыл глаза и увидел перед собой Шарика, который стоял возле меня и радостно вилял хвостом. Увидев, что я открыл глаза, он залаял и стал прыгать на месте, как бы приглашая меня подняться и идти домой.

И я поднялся! Мне стало тепло на душе, от того, что мой друг пришёл за мной. Не увидев меня среди вернувшихся школьников, он стал волноваться, а потом, побегав возле дома, пересилив страх перед волками, пустился ко мне навстречу. Здесь, под кустом, он и нашёл меня.

Через минут десять мы уже были возле дома, и я, обняв Шарика, поцеловал его в нос, вошёл в дом. Возле дверей стоял одетый в тулуп отец, с берданкой на плече, готовый покинуть тёплое убежище. Возле него суетилась растревоженная мать, да и дети сидели смирно, с тревогой посматривая на родителей. Вьюга набирала обороты, поэтому он и спешил, но в этот момент я вошёл в дом с раскрасневшимся от ветра и мороза лицом.

– Слава Осподи! – перекрестившись, промолвила мать, и бросилась ко мне, чтобы помочь раздеться.

– Обормоты! – произнёс отец и, раздевшись, ушёл в переднюю комнату.

– Осподи! Павлик! Ну, где тебя носило? – запричитала мать, усаживая меня к столу. – Я чуть с ума не сошла! Вон и отца подняла, чтобы шёл к тебе навстречу! Ему вон завтра рано ехать в Супрягино, а тут вьюга! Какая езда? Ну, где ты пропадал?

– Да задержала меня учительница, а ребята не дождались, а может и не заметили, что меня нет, вот и пришлось одному добираться! – произнёс я, шмыгая носом. – Возле нашей деревни вконец выдохся, и присел возле куста отдохнуть! Хорошо хоть Шарик меня нашёл и разбудил, а то я уже засыпать стал!

– Осподи помилуй! Сынок! Так ты бы замёрз, глупая твоя голова! Разве можно садиться отдыхать в метель да мороз? – всплеснув руками, воскликнула мать и, взяв небольшой кусок мяса, протянула его мне. – Вот сходи к Шарику, да угости его, милого!

Накинув на себя ватник, без шапки я вышел в сени, а оттуда во двор. Ветер сбивал с ног, снег залепливал глаза, но я добежал до навеса, под которым лежал Шарик, скрутившись комочком, забившись в соломе. Увидев меня, он поднялся и, виляя своим пушистым хвостом, подбежал ко мне. Я снова обнял его и дал ему мясо, которое он тут же, потащил на своё место, повизгивая от радости. Я присел возле него и смотрел, как он ест мясо, а Шарик, продолжая вилять хвостом, съел его за несколько секунд и, обнюхав то место, где когда-то лежало оно, снова подбежал ко мне.

Погладив своего друга, я обнял его и побежал в дом, а Шарик, проводив меня до дверей в сенцы, вернулся к себе под навес. Вьюга набирала силу, и было понятно, что завтра в школу мы не пойдём.

По детской своей наивности, мы, конечно же, радовались тому, что не надо рано утром подниматься, ни свет, ни заря, и бежать на занятия. Но мы все отлично понимали, что нас всех ждёт завтра с утра очистка снега. К середине февраля снега и так нападало столько, что закрыло окна, и мы их постоянно очищали от него почти каждый день.

Как всегда мать собрала нас на печи и стала рассказывать нам сказку о тысяче и одной ночи, а отец, сразу после вечёрешней, ушёл спать.

– И как он завтра поедет? – думал я, устраиваясь возле мамы. – Я не знаю, как и кобылу-то выведет из сарая? Точно поднимет нас завтра в потёмках снег очищать!

Монотонный голос матери убаюкал меня и я, положив голову ей на колени, уснул, провалившись сквозь небеса в чудеснейшую страну, в которой жили удивительные люди. Они ездили на огромных животных с длинными носами, которых называли слонами, а также на низкорослых лошадках с длинными ушами и тонкими ножками. Их почему-то называли ослами, или ещё ишаками. Такие прозвища у нас давали тем людям, которые ничего не соображали, и совершали дурные поступки. В диковинных лесах, в которых деревья упирались в небо, а по сучьям прыгали человекообразные существа. Я уже знал, что их называли обезьянами, тем более, что про эти леса мы проходили в школе. В реках там водятся огромные крокодилы, которые запросто могут утянуть любого человека в пучину мутных вод. На деревьях росли диковинные фрукты, летали разноцветные птицы, а по земле важно ходили павлины с огромными хвостами типа веера. Я часто видел это в своих снах. Вот и сейчас, уснув у матери на коленях, я снова оказался в этой стране, где всегда тепло, и никогда не бывает зимы. Люди, живущие там, понятия не имеют, что есть на земле места, где зима длится полгода, в которых метели сбивают с ног человека, и сравнивают снегами всё вокруг, погружая дома в царство гномов, которые живут под землёй. Разница только та, что они под землёй, а мы под снегом.

Отец нас не поднимал, да и сам был вынужден отказаться от поездки. В доме было темно, хотя время уже было около восьми утра, а в это время на улице уже светало. Окна были плотно забиты толстым слоем снега. Когда отец открыл входные двери, то снег тут же завалил его по пояс.

– Ектиствою мать! – услышали мы, едва он вышел из дома в сенцы. – Лушка! Ты посмотри что деется!

Мы высыпали вслед за матерью в сени, и увидели отца, засыпанного снегом почти по пояс. Продолжая ругаться почём зря, отец взялся за лопату и стал пробиваться во двор. Пробив проход, очистив от снега, он крикнул мне и Дусе, чтобы шли помогать очищать двор.

Пурга утихла, но ветерок продолжал гнать позёмку, засыпая снегом только что очищенный проход. Минут сорок мы добирались до сараев, где уже кричала, привыкшая к утренней трапезе, скотина, и мать сразу же пошла, управляться с ней, прихватив с собой Дусю. А мы с отцом продолжили чистить снег, убирая его со двора. Через полчаса, попив парного молока с хлебом, взяв, в помощники Ивана, мы продолжили воевать со снегом. Шарик наш вылез из-под навеса, который тоже замело почти под самую крышу, но ходить не мог, так как тонул в снегу, смешно перебирая лапами, пока снова не скрылся в своём убежище. Только к обеду мы очистили двор от снега, приведя его в нормальный вид, и пробились на улицу. Там точно также воевали наши соседи, перекликаясь между собой. Некоторые из них уже катались на санях, пробивая дорогу. Кони вязли в сугробах, но часам к трём дня, дорогу всё же накатали, и не только у нас по улице, но и в сторону Беловска и Балык. До Беловска накатали, а в сторону Балык, только до погоста . Все знали, что не сегодня-завтра дороги всё равно наладят, потому что жизнь не стоит на месте.

После обеда отец, прихватив мать с собой, уехал на работу, а мы остались дома под присмотром Дуси. Она заставила нас с Ваней сесть за уроки, а сама занималась с Ксюшей.