– Во-во! – воскликнул Вася. – Я тоже так думал, сидя у Славы! Одну девочку ещё куда ни шло, но после появления Надюши, да с животиком на третьего, это уже перебор! Да! Конечно, родители не бросят, но всё равно, каково ей самой-то было бы! Кошмар! Я когда начинал думать об этом, то хоть в петлю лезь!

– Да! – согласился Саша, вышагивая впереди нас к школе. – Надо будет зайти к Николаю, да хоть пару бутылок водки ему принести!

– Ну, это понятно! Я буду Павлушу с молодухой подвозить, и ему чего-нибудь подкину! Четверть самогона первачка подкину! – улыбнувшись, отозвался Вася.

Я как-то не встревал в их разговор, всё-таки они были старше меня, и, естественно, более опытнее. Сашка на шесть лет, а Василий так вообще на одиннадцать лет старше меня. И тот и тот были коммунистами, хотя Василия уже исключили, и посему было заметно, что его это обстоятельство сильно угнетало. Но всё равно, в данной ситуации, это был выход из создавшегося положения, как говорили, с малой кровью. Я вспомнил разговор отца с Василием, когда он ему говорил, что тебе ещё припомнят женитьбу на дочери кулака, так оно и вышло.

Забрав повозку, довольно-таки неплохую, я стал запрягать Орлика, а Саша увёл Василя к себе в кабинет, и вернулись оттуда тогда, когда я уже выехал со школьного двора, а сторож, дед со смешной бородкой, закрыл за мной ворота.

– Ну, что Митрич! – произнёс Сашка. – Мы поехали, а если кто будет спрашивать, так и говори, что повозку забрал директор! Понял?

– Хорошо, Харитонович! – произнёс Митрич, и помахал нам вслед.

– Вот жизнь! – в сердцах кинул Саша, едва мы отъехали от школы. – Что ни сделал и оглядывайся, чтобы тебя не зацепили и не потащили, да или просто не стали задавать вопросы!

Чуть помолчав, он, вдруг, сказал. – Да! Ты представляешь, Вася, чтобы было с нами, если бы тебя тогда зацепили, как врага народа? Да нас бы всех перешерстили, и меня погнали бы не только из директоров, но и детей бы обучать запретили! Это факт! Хорошо, что всё так обошлось! А ты говоришь, зачем идти к Николаю с водкой!

Так, перебрасываясь фразами, мы незаметно приехали к дому Галины Ивановны, где Василий и решил заночевать, а я, забрав Аннушку, вместе с Матрёной, отправились к ней, так как время уже подходило к десяти вечера, и на улице уже давно наступила ночь.

Попив с ней чай с пышками, которые она напекла, мы уединились в своей комнате и, раздевшись, юркнули в холодную постель. Анюта прижалась ко мне своим хрупким тельцем, и замурлыкала мне под ухо. Я нежно обнял её, и мы провалились с ней страну любви.

Разбудила нас Матрёна, постучав в дверь. Она сказала, что пришёл Вася и собирается ехать. За окном уже было светло, и значит, что наступил день, а мы планировали выехать с рассветом.

– Да не хотел вас, голубков, будить! – произнёс Вася, когда мы с Аней прибежали к Галине Ивановне, собрав все свои вещи. – Ничего, к обеду домчим! У меня Орлик шустрый малый! Дома-то меня заждались, а про вас и духом-то не ведают! Вот и прикатим со сплошными сюрпризами!

Погода с утра радовала хоть, и было прохладно. Сентябрь, особенно начало сентября, выдался очень ветреным, холодным, и каким-то мерзким, но сегодня с утра радовало солнце, хотя, как я уже и говорил, дул несильный, но холодный ветерок с северо-востока.

Пока мы завтракали у Галины Ивановны, тётя Матрёна приготовила нам приличную перекуску, уложив всё в объёмную корзинку с одной ручкой.

Она тоже посидела в уголке, наблюдая за нами, а потом, перед тем, как мы тронули в путь, она подошла ко мне, и шепнула на ухо. – Павлушенька! Передай папе приветик от меня и скажи, что я скучаю! Хорошо?

– Хорошо, тётя Матрёна! – ответил я весело и, обняв свою жену, помахал всем рукой, что, собственно, сделали и все присутствующие.

Катили действительно шустро. Орлик, застоявшийся за всё это время, бежал без передыха, пофыркивая от удовольствия. Жаль, что его, скорее всего, заберут у Василя, хоть, правда, он и был из нашего колхоза. Но должность у Васи теперь уже будет явно не та, которую он занимал.

Остановились мы там же, где когда-то останавливались с отцом в прошлом году, когда приезжали с Аней в отпуск, правда, в другом статусе. Ручеёк всё так же журчал, но вода была до ужаса холодной. Помыть руки, и то надо было стискивать зубы, так ломило кости от холода.

Аня быстро организовала трапезу, мы выпили по стопке, оставшейся после вчерашнего ужина, водки, чтобы не открывать новую, перекусили и двинулись дальше.

Часам к двенадцати мы уже проехали Супрягино, и часам к двум уже подъезжали к Малышевке.

Первым нас увидел Ванька, который бегал с маленькой Шуркой на улице, распугивая курей, да поросят. Шурке в конце сентября должно было исполниться уже восемь лет, и мать запросто оставляла её дома одну, да и помогала ей она по хозяйству вместе с Ксенией, которой было уже шестнадцать лет. Но всё равно побегать ещё хотелось, вот она и бегала за Ваней, а он, дурачась, убегал от неё. Оба были босиком, хоть и земля уже была довольно-таки прохладной, правда дневное солнце успело её прогреть.

Шурка завизжала, увидев тоже нас, и, почему-то, побежала к Александре сообщить ей, что едут гости, а Ваня кинулся к нам навстречу. Следом за ним, со двора, выбежал и Шарик, который, обогнав Ваню, сходу залетел к нам в повозку, и принялся облизывать нас, радостно повизгивая!

Дома! У меня молнией пролетела мысль, что мы дома, и моё сердце затрепыхалось от счастья. От счастья же выступили и слёзы на глазах, которые неистово облизывал Шарик, не давая возможности даже обнять подбежавшего Ваньку, который так же запрыгнул к нам в повозку, обнимая сразу всех от радости.

Мы ещё не успели подъехать к Васиному дому, как из ворот вылетела Александра и, размахивая руками, споткнулась и, плача, упала прямо возле поросят, которые копошились в дорожной пыли.

– Тпррр! – крикнул Вася и, бросив поводья, спрыгнул с повозки, и, подбежав к жене, поднял её, и они застыли в объятиях, не видя никого вокруг себя! Александра плакала, и захлёбывалась от слёз, в то же время счастливо улыбалась, а Вася просто прижимал её к своей груди, и прятал лицо от людей, чтобы они не видели его слёз. Так, обнимаясь, он и увёл жену во двор. Мы же попали в объятия матери, Ксюши, прибежавшей Дуси, и даже Шурки, которая бегала под ногами, цепляясь то за меня, то за Аню. Аня тоже плакала, оказавшись в семье, которая любила её, как свою родную. Собственно у нас в семье так относились ко всем невесткам, без разницы, они просто становились членами нашей семьи. Вот такой был наш род, произошедший из запорожских казаков, и привыкших жить одной семьёй.

За несколько минут, возле нашего дома собрались чуть ли не все родичи, которые были в это время в деревне. Это и понятно, нас всегда интересовало всё новенькое, и интересное, что, как правило, привозили с собой гости.

Высвободившись из объятий матери и сестёр, а также родни, я, наконец-то, подошёл к отцу, и, обняв его, прошептал на ухо. – Привет тебе от тёти Матрёны! Говорит, что скучает!

Он отстранил меня, улыбнулся, и произнёс. – Ну, вот! Я надеюсь, на сей раз ты с женой приехал, или как?

– Да, батя! На сей раз с женой, но об этом потом, пусть чуток поостынет вокруг, и поговорим, мне многое есть чего рассказать! – ответил я и, посмотрев на Аню, подозвал её к себе.

Она тут же подбежала и, осторожно, обняла отца, явно смущаясь. Потом, поцеловав его, она снова убежала к девочкам, показав мне язык.

– Вот вертихвостки! – усмехнувшись, пробурчал отец и, взяв Орлика под узды, повёл во двор к Александру.

– Батя! – крикнул я ему вдогонку. – Ты Василя-то пока не трогай, сам понимаешь! Он потом тебе всё сам расскажет, если успеет сегодня, а то обещал напиться в усмерть!

Отец ничего не сказал и скрылся во дворе, а я, забрав все вещи, которые выгрузили прямо у наших ворот, направился в дом. Мать семенила за мной, а все остальные продолжали беситься на улице, распугав всех курей и свиней своим визгом и беготнёй.