Зима наступила в начале ноября, но мы уже всё спрятали, и были готовы к её приходу. Во второй половине ноября пришло письмо, что Мария Александра родила дочь, и мать тут же засобиралась в дорогу, одурив всем голову. Отец, конечно же, по привычке на неё ругался, но съездил в колхоз на санях, и поменял их на кошёвку. Это такие сани, только побольше с обустроенными стенками из лозовых прутьев, и когда их укрываешь чем-нибудь, то в санях становится уютней, и даже как бы теплее.

Выехали снова все, кроме Шурки, которую забрала к себе Александра. Вася тоже рвался с нами, но его не пустил председатель, да он и дела свои передавал, дав согласие в районе на работу финансовым инспектором. На что батя только махнул рукой и всё.

– Бракоделы! – произнёс отец, и тронул со двора. Отъехав от дома с сотню метров, он добавил. – Надо же один сын, девку сделал, а теперь и другой девку. Безобразие! Ты, Павлик хоть не подкачай, а то обрастём одними бабами, кто же работать будет-то!

– Харитоша, родной! – произнесла мать, кутаясь в тулуп, укрыв ноги. – Ну, что же тебе девочки-то не нравятся? Они же такие куколки!

– Ага! Куколки! А кто же род продолжать будет? Мы с тобой уже вряд ли наделаем, а они одних баб рожают! – недовольно пробурчал отец, на что мы все только засмеялись.

Погода была прекрасной, лёгкий морозец, в районе пяти градусов, слегка скользил по нашим щекам, и от тепла полушубков, а также мягкого и тёплого сена, тянуло в сон. Перед отъездом мы плотно покушали и, не успев проехать Беловск, как все уснули под убаюкивающую, до предела нудную песню, которую завёл отец. Степь да степь кругом, путь далёк лежит! И это было бесконечно.

Я проснулся тогда, когда впереди показались дома Почепа. Иван с Ксеньей ещё спали, а Дуся о чём-то разговаривала с мамой. Мне было тепло, и в тоже время свежо от морозца. Не было сил, да и желания шевелиться, но очень уж хотелось по нужде, и я был вынужден попросить отца остановиться.

– Пап! – сказал я, вылезая из своего укрытия, разбудив попутно и всех остальных. – Останови, а то нет сил, терпеть! Писать хочется!

– Ну, вот! Начинается! – произнёс он и, сказав – трруу – остановил кобылу.

Сказал я, а полезли из саней все, включая и его самого.

– Ну, вот! – подумал я, обиженно. – Сами все захотели, а я виновным остался!

Батя, как прочитал мои мысли, посмотрев на меня и, справив нужду, подошёл ко мне и хлопнул по спине.

– Молодчина, сынку! А то терпели бы до дома, а до него ещё с полчаса нам ползти! – произнёс он и, улыбнувшись, обнял меня за плечи, и повёл к саням. Пока мы занимались своими делами, наша кобыла тоже подзаправилась овсом.

Где-то минут через сорок мы уже были у Александра. Они очень обрадовались нашему визиту и, пока все обнимались, целовались и болтали обо всём подряд, я, с Иваном перенёс в дом все гостинцы. Для этого нам надо было сходить туда и обратно, раз по пять.

Снова мы у них пробыли два дня, после чего поблагодарили хозяев, у которых квартировали Александр и Марусей, за их гостеприимство, и рано утром, едва рассвело, тронулись обратный путь.

Пока гостили у них, я сходил с Сашкой в школу, где он работал директором, посмотрел всё. Мне очень понравилось, и я договорился с ним, что на следующий год приеду учиться, чтобы получить среднее образование, для поступления в институт.

Вообще у него было чему поучиться. Саня наш был человеком целеустремлённым, не терпящим несправедливость, да и вообще отстаивал свою точку зрения, не взирая ни на что. Когда к нему приехали с проверкой из области, и увидели в его кабинете, рядом с портретом Сталина, портрет Лермонтова в форме царского офицера, то завели даже дело. Но он не струсил и доказал всем, что это не просто царский офицер, который в те времена защищал наше Отечество, но он ещё и величайший поэт всех времён. И то, что эти два портрета рядом, наоборот говорит о силе нашего вождя. После этих слов никто не захотел оспаривать его слова, боясь последствий. Он ведь похвалил нашего вождя!

А вообще-то за подобные вещи можно было загреметь лет на десять. Вот эта его сущность и свела Сашку и Марией, которая полюбила его именно за то, что он мог постоять за себя, и не дать в обиду близких людей.

Снова, как и в прошлый свой приезд в гости к Александру, мы попали в метель, и снова под Беловском. Там мы заехали на стан, поменяли кошёвку на наши сани, и в сплошной серой массе метели, вернулись домой. Но на этот раз мы вернулись радостными и, организовав классный ужин, уселись отмечать своё возвращение под завывание пурги. Перед тем, как сесть за стол, я сбегал к Василю и позвал его с женой к нам отужинать вместе, да пропустить по стаканчику мутной жидкости.

Василий наш за это время передал колхозные дела и принял новые. Он даже выпивать и то отказался, пропустив только с полстакана и всё.

После ужина я с Иваном, как и в прошлый раз залезли на печку и, высунув головы оттуда слушали о чём гутарили отец с Василием. Иногда к ним встревала в разговор и мать.

– Ой, сынок! – сказала она, когда у них произошла заминка, беседуя с отцом. – Боюсь я дюже за тебя! Какие сейчас времена, срубят враз, если что не так. Да и если так, то могут свалить на тебя свои грехи! Ты же знаешь, как это делается! Напишет кто, и всё, разбираться там никто не будет!

– Ма! Ну, что ты такое говоришь? – засмеявшись, произнёс Вася. – Господи! Да если захотят, то и на этой работе могут подставить! Сама знаешь, как за мешок картошки можно десятку схлопотать! Так что все мы зависим от обстоятельств!

– Ты, сынок, не перевирай! – вклинился в разговор отец. – Ведь отлично же понял, о чём мать-то сказала, а то, что вся наша жизнь зависит от обстоятельств, или случая, это и без тебя понятно. Просто раз впрягся в это дело, то будь осторожен, а то твоя красавица жена и не дождётся тебя из мест очень отдалённых! Поверь! Я когда работал на Урале, всякого люда повидал, и не таких большевиков, как ты, полками командовали в гражданку!

Я уже неплохо разбирался в перипетиях революции и гражданской войны. Я вообще очень любил историю, особенно исторические книги, поэтому и разбираться в ней стал скорее по взрослому, чем по детски. Иногда даже вступал в дискуссии с отцом, но тут же получал подзатыльник, на что поначалу обижался, но потом меня это даже стало забавлять. Отец наш был человеком умным, но образование у него было начальное, но именно из-за его головы, его и назначали на всякие посты. Он даже бухгалтера одно время замещал, когда некому было вести учёт. Пётр Емельянович, наш председатель, умел только шашкой махать, то есть командовать, а образование имел тоже начальное, как и отец. Он ненавидел всю эту арифметику, и когда ему приходилось сесть за свой стол, то сначала его шея начинала багроветь, а затем швырял бумаги на пол и исчезал из конторы, после чего приходилось носиться за ним по полям, чтобы он подписал нужные бумаги.

Ванька уже спал, а я продолжал слушать взрослых, притворившись спящим. И, наконец, дождался своего.

Мать, посмотрев на меня, тихо произнесла. – На следующий год вон Павлика надо спроваживать учиться! Он прям рвётся, чтобы стать учителем, как Сашка! Надо было в этом годе его отправить, да работы дюже богато было. Дуська вон застряла непонятно почему, вроде и девка гарная, а всё с нами трётся. Ладно эта мелюзга, но она-то могла бы себе угол найти, или что, так и будя возле нас!

– Да ладно тебе, мать! – улыбнувшись, сказал отец. – Придёт время, и скучать ещё будешь! А с Павликом мы действительно, похоже припозднились! Главное, что башковитый, должен из него толк-то быть!

– Да ладно вам, предки! – засмеялся Василий. – Ну, какой он башковитый? Только и знает, что сказки свои читать!

– Дурак ты, Василь! – услышал я голос отца. – Тебе, видимо, не понять того, что сказки, если их правильно читать, да слушать, могут очень многому научить, но, так как ты их не читал, то понять тебе этого, не дано! Ты хоть знаешь, что сказки, это всего лишь быль, а быль это история нашего Отечества, просто в них добро всегда побеждает зло. В жизни очень часто всё наоборот, поэтому они и называются сказками! Читать надо, дурень, тогда может и поймёшь чего-то! Все поколения воспитывались на сказках, и если их не знаешь, то никогда не сможешь преподавать историю, или стать политиком!