– Мила! – предложила Татьяна. – От милая…

– Э..м! – замычала, мотая головой, девушка. – Так меня дома зовут…

– А если Мили? Или Лили, от Лилит* – первая женщина ми-ра? – предложил Андрей.

– Вот оно! – ухватился за идею Роман. – Лили! Мадмуазель Лили из Парижа и Нью-Йорка*. Но лучше – Лилуся…

– Лилуся? – прищурился Андрей. И вдруг, его осенило. – Лилу…

– Почему Лилу?

– Не знаю…

– Прекрасно! Пусть будет Лилу! Вы двое! – Милица царственным жестом руки, обвела Андрея и Романа, – Вы только что стали отцами моего нового сценического имени! Когда я стану звездой, а я обязательно ею стану, то пришлю вам часть гонорара, чтобы Роман мог позволить себе еще, что нибудь, кроме джинсов; в смысле, прилично одеться. А, Андрей приобрел очки, и понял, наконец, чем обладает.

– Кого это вас? И куда к себе? – с интересом наблюдая за Милицей, спросила Татьяна.

– Туда, где обитают настоящие мужчины. Джентльмены… могущие оценить женщину! – гордо, сказала Милица.

– Чем тебе не нравиться мой «Levis»? – возмутился Роман.

– Он до неприличия стандартный! – брезгливо усмехнулась Милица.

– Хватит корчить из себя звезду!

– Скоро, ты будешь ползать у меня в ногах и умолять дать автограф! – поднявшись во весь рост, Милица грозно встала над Романом и поставила ногу ему на грудь.

– Люди склонны тешить себя сказками….

Схватив за щиколотку, Роман повалил Милицу на землю. Затем, зная слабые места, просунул руку под подмышку. Уже через секунду, закатываясь смехом, она беспомощно просила о пощаде.

– Опять борцовый петтинг!* Давайте-ка, потихоньку собираться! – Татьяна тронула за плечо Андрея. – Устала, чертовски. Хочется выспаться.

– О, нет! – вырвавшись, из объятий Романа, вскочила на ноги Милица. – Только не пансионат. Там так скучно…

– Мы тут на пещеру наткнулись. – со слабым энтузиазмом, начал Андрей. – Все выглядит очень и очень загадочно…

– Только не пещера. Я боюсь темноты. И ноги болят к тому же! – решительно запротестовала Татьяна.

– Послушай Тат. Это недалеко отсюда. Сегодня последний день в Гузерипле. Завтра сплав по реке и прощай горы! – Андрей пытался найти аргументы. – Ну, не капризничай?

–У нас обширная программа, – вмешался в разговор Денни. – Азишская пещера. В ней протекает река любви. Менгир, корытообразный дольмен на левобережной террасе Белой. Еще, Казачий камень, кстати, это самый большой валун в Европе. Потом, источник – Золотой ключ, и Гранитный каньон. Очень хорошая программа.

– Какая там еще программа, Денни. Пощадите меня! – с мольбой в глазах, Татьяна повернулась к Роману. Но неожиданно, он не поддержал ее.

– Давай, старушка! Поднимайся! Разомнем косточки. Ну, что спелеолог? Веди нас к вратам ада.

– Путешествие к центру земли начинается. – воскликнула Милица,

– Нас еще в Хамышках ждут. – напомнил Денни. – Люди стол накрыли. Неудобно…

Быстро рассудив, что капризы неуместны, Татьяна сдалась. Тем временем, воспользовавшись внезапно начавшимися сборами Милица за руку отвела Романа в сторону и спросила:

– Ромочка! Солнышко! У меня к тебе необычная просьба. Ты не мог бы спросить у Денни, где здесь можно сделать тату?

– До Москвы не терпит? – недовольно покосился, он на нее.

– Ну, Ромочка! – запрыгала она перед ним.

– Ладно! Попробую!

– Постой! – остановила она его. – Дело в том, что тату надо сделать, ну, скажем так, в достаточно интимном месте. Ну, в этом районе, на внутренней стороне бедра.

– Послушай, Милица! Мы посреди Кавказских гор, среди зло смотрящих на нас исподлобья аборигенов, а ты предлагаешь, чтобы я попросил их сделать тебе тату в интимном месте? Я очень хорошо представляю, как будет звучать мой некролог. Как на ковбойском кладбище. Здесь покоится Роман Белькевич. Он погиб задав Денни Дудаеву идиотский вопрос…

33/

Эгер

Венгрия 1938г.

День, проведенный в Эгере, пронесся на одном дыхании. Город походил на небольшой музей, по которому легко прослеживалась история европейской архитектуры; неоклассицизм, барокко, рококо. Великолепные дворцы, ратуша, базилика, турецкий минарет; доминирующая над городом Эгерская крепость. И все, буквально, утопало в цветах, самых экзотических форм и расцветок.

До вечера, Миклош откровенно скучал, всецело вверив гостя Эве. Но затем взялся развлекать друзей. В маленьком отеле, их переодели в венгерские национальные костюмы, и только затем они отправились в колоритный ресторанчик с небольшим, саксофон, труба и пара скрипок, оркестром.

В просторных красных шароварах, белой рубахе, с вышивкой на длинных рукавах и груди, Рауль не испытывал даже намека скованности. Тем более, что «Бычья кровь»* сполна оправдывала свое название. Уже после третьего бокала эгерского, он ощутил необыкновенный прилив сил; почувствовал себя настоящим гунном.

– Сейчас ты услышишь голос Венгрии! – с первыми звуками музыки, Миклош увлек за собой Рауля. – Это настоящий, деревенский Вербункош, не то, что ты слышишь на приемах.

В медленной части танца, называемой Лашшан, Рауль неуклюже притоптывал в кругу из группы юношей, в нарядных шапках с перьями и лентами. Но вот, Миклош вышел на середину круга и размахивая шашкой, выкрикнул несколько звучных команд. Начался Фришш*. Ритм танца быстро ускоряясь, принял бешеный темп. Вторя танцорам, в сумасшедшей какофонии звуков, Рауль самоотверженно пытался сохранять задаваемый темп движений, руками вычерчивая в пространстве, замысловатые узоры. Музыка была настолько заразительна, что он плясал до помутнения сознания… Вино лилось рекой, взмыленные музыканты вызывали неподдельную жалость, а они все танцевали, чтобы в коротких передышках, вновь и вновь провозглашать тосты за женщин и Венгрию.

С Эвой они танцевали чардаш. В черной, расшитой золотом, шапочке; короткой, в узорах безрукавке; юбке, собранной сборками у талии – она была очаровательна…

Миклош ухлестывал за девушкой в маске, в чудесном, черном национальном костюме, с вышивкой и множеством украшений. Но стоило только Раулю обратить на нее внимание, как Эва тут же тянула его на очередной танец.

– У нас южан, почему-то считают, что вы северяне холодные. Ну…, заторможенные, что ли! Не знаю. Ты не такой. Ты, и это я могу сказать с полной уверенностью, очень не простой…

Рауль танцевал и пил, пил и танцевал; и очень плохо помнил, как попал в отель. Сознание заполняли обрывочные фразы на ставшем близким, языке; его несли куда-то на руках, он сопротивлялся и требовал шампанское.

Ему снилась Элизабет. В круговороте лиц, костюмов, лент и конфетти, она явилась ему в образе феи; прекрасной феи, в белой шляпе. Вокруг нее кружился демон, в темно-синем плаще. В какую-то секунду, ему показалось, что это был Миклош. Они говорили на венгерском, но часто переходили на немецкий.

– Скажи мне ради Бога, для чего ты это сделал? – спросила фея и склонилась над Раулем.

– Я вижу, тебе не безразлична судьба этого шведа…

– Чего ты хочешь от меня? Бросаешь, чтобы затем преследовать. Как только я говорю о свободе, набрасываешься и не даешь дышать.

– Но, я люблю тебя…

– Оставь! – пытаясь разорвать объятия демона, молила фея. – Он же увидит…

– Наш юный Вертер спит мертвецким сном! – сказал демон и повалил девушку на кровать.

Пространство вокруг Рауля завибрировало. Желанный голос был совсем рядом. В вечном блаженстве, он закрыл слипающиеся глаза. И тут же, его словно накрыло ультрамариновым колпаком, стенки которого были покрыты вырезанными из папье-маше, звездами. И он заснул, с самым чудесным образом, перед глазами. Проснулся, на следующий день, к вечеру. Голова гудела. На столе лежала записка и связка ключей.

«Рауль! Прости, великодушно! Мы с Эвой не стали тебя дожидаться. Ты так блаженно спал. Машина во дворе отеля. Постарайся ехать тихо! Не пугай живность на дороге. Миклош!»

Чуть ниже он прочел приписку сделанную женской рукой.