Выйдя на улицу, Домотканов уверенно занял главенствующее место в их маленьком отряде и повёл своего спутника к яблоневому садику. Остановившись в глубине его незамкнутого круга, он по-хозяйски окинул его взглядом и направился к ближайшему дереву. Положив под него неразлучный меч, Домотканов начал рвать с веток крупные красные яблоки, похожие на ёлочные игрушки. Рвать и складывать их рядом с мечом.

– Хватит, – обеспокоенно остановил его через некоторое время Валентин. – У меня остались ещё мои. – Он приблизился к дереву, положил под него булаву – так же, как сделал Домотканов с мечом, и принялся извлекать из вместительных карманов пальто не такие крупные, как у Домотканова, но и не маленькие жёлтые яблоки и складывать их рядом с красными. От долгого пребывания в карманах яблоки были слегка помяты.

Усевшись возле импровизированного стола, по какому-то взаимному негласному соглашению Валентин начал есть яблоки Домотканова, а Домотканов – Валентина. И те и другие были одинаково превосходны, хотя отличались вкусом.

Звук раскусываемых и пережёвываемых яблок наполнил тишину неподвижного окружения. Вечернее солнце, точно праздничной глазурью, покрыло и листья, и траву, и лежащие на траве яблоки, и оружие красным блеском.

– А ведь я всё-таки кое-что видел с башни, – наконец признался Домотканов. – Огонёк. – Он помолчал под поощрительное молчание товарища. – Возможно, кто-то на другой башне подавал сигнал таким образом.

– И мы можем, – подхватил Валентин. – Наберём сухих веток и зажжём на крыше костёр. Пусть тот человек знает, что он не один.

Домотканов поднялся, намереваясь тут же воплотить мысль в дело. Валентин тоже поднялся.

– А спички есть? – спросил он неуверенно.

– Нет, – ответил Домотканов.

– И у меня нет.

Они помолчали.

– Жаль, – произнёс Домотканов. – А телефон? – вдруг по какой-то странной ассоциации прибавил Домотканов.

– И телефона нет, – опустил голову собеседник. – Ничего нет.

– И у меня ничего, – обобщил Домотканов и с удовольствием повторил: – Ничего.

– Ладно, – примирительно произнёс Валентин, – пусть тот человек подождёт. Выйдем пораньше.

Рассовав по карманам оставшиеся яблоки, подхватив с земли оружие, они пошли к башне, которая уже спрятанной от заката стороной стала чёрной, будто покрашенной густой краской. Перед тем как войти, Домотканов бросил взгляд на такую же потемневшую до неузнаваемости тушу коня.

Закрыв и заперев на засов дверь за собой, они поднялись по лесенке и огляделись в помещении с высокими окнами, сквозь которые уже начали проглядывать звёзды. Валентин задержал взгляд на люке в потолке.

– Ведь это на крышу?

– Да, – кивнул Домотканов.

– А ночи здесь такие же тёплые, как дни, и дождя вроде не предвидится, – продолжил Валентин. – Не переночевать ли нам под открытым небом? В знак доверия? – не совсем понятно прибавил он, но Домотканов всё равно согласился.

Они натаскали на крышу стружек, рогожи и устроили что-то навроде подстилки. Тёплое пальто Валентина и ветровка Домотканова должны были заменить одеяла.

Когда улеглись, Домотканов почувствовал, что хотел бы поподробнее поделиться с новым знакомым тем, как попал сюда, но наступившая тишина, вернее, вернувшаяся после их недолгой возни с устройством лежанки и необходимыми для этого фразами подавила это желание, словно предлагая свой разговор – беззвучный, но оттого лишь более выразительный. К этому разговору подключились и звёзды, незнакомые и знакомые звёзды странного мира. Вот только то, о чём они так настойчиво говорили, было не понятно уму, но, кажется, понятно сердцу. Оно билось взволнованно, жадно внимая этому безмолвному разговору.

Когда взошла маленькая здешняя луна, и Домотканов, и Валентин уже спали: крепко, доверчиво, как в детстве.

Не зная, что о нём забыли, крохотный огонёк на далёкой башне опять зажёгся и гораздо более долгое время, чем вчера, звал кого-то из обступившей его тьмы.

3

Она проступила сквозь эти крупные мягкие снежинки, которые словно пытались её скрыть, заштриховать, так как её не должно было быть. Но чем больше Валентин на неё глядел, тем она становилась лишь убедительней: тёмные бревенчатые стены, плотные связки углов, столбы, подпирающие высокий навес крыши. Валентин положил книгу на стол и, не доверяя окну, пошёл из дома.

Но за дверью была та же неизвестно откуда взявшаяся деревянная башня. Невысокая, не выше молодых берёзок на опушке сосняка, рядом с которыми стояла.

Валентин шагнул было за порог, как был – в тапочках, в кофте – под первый декабрьский снегопад, но вовремя одумался и повернул назад. В прихожей он надел старенькое пальто, вязаную покойной сестрой шапочку, сунул ноги в ботинки и, теперь уже во всеоружии, двинулся снова из дома в наступившую наконец зиму.

Хотя все эти приготовления он делал не спеша, втайне надеясь, что странная башня как появилась, так и исчезнет, она никуда не исчезла и опять взглянула на него в ответ с опушки. Оставалось лишь подойти к ней поближе. Утопая по щиколотку в мягком снегу, успевшем покрыть огород, Валентин добрался до изгороди, перелез через её жерди и очутился под сплошной бревенчатой стеной. Размышляя, что же делать дальше, он невольно двинулся вдоль неё и за широким углом обнаружил дверь. В глубокой нише, над низеньким дощатым крыльцом в одну ступеньку. На двери отливало металлической зеленью толстое кольцо, словно подмаргивающее сквозь снегопад. Опять-таки не оставалось ничего, кроме как подняться на ступеньку, взяться за кольцо на скобке, приподнять его чуть-чуть и надавить им на дверь, так как она должна была отворяться внутрь. Дверь отошла легко, почти беззвучно, если не считать тонкий писк таких же покрытых зелёным налётом металлических петель. Беспросветно тёмная внутренность башни по сравнению с белизной снаружи приглашала дальше. То ли от этой темноты, то ли от всего обрушившегося на Валентина разом он не стал входить, а двинулся вокруг башни. Надёжно сработанные тупые углы с торцами брёвен следовали один за другим, пока не привели снова к отворенной вовнутрь двери. Больше не колеблясь, Валентин вошёл в проём, который теперь не показался таким уж беспросветным, как вначале. Не только из двери, но и откуда-то сверху в помещение проникал хоть и скудный, но всё-таки достаточный для того чтобы что-то разобрать свет. Дощатые помосты вдоль стен, уставленные коническими предметами, судя по массивности помостов, наверняка тяжёлыми. Деревянная лестница с перилами, упирающаяся в тот самый просвет вверху, превратившийся в люк в потолке. Как бабочка на свет, Валентин потянулся к люку, ноги помогли добраться до лестницы, подняться по ступенькам, вынесли под просторный шатровый навес над головой. В отвыкшие от света глаза его хлынуло так много, что они закрылись на минуту. Но всё-таки успели унести с собой что-то неожиданное. Что-то не из здешних мест, а как будто из памяти… или сна. Какой такой сон! Валентин открыл глаза пошире и ещё раз выглянул из-под навеса.

Наверно, это и вправду был всего лишь сон, как м сама башня. Эти покатые зелёные холмы, будто волны тяжёлого океана, разбегающиеся в разные стороны, эти остроконечные торжественные ели, по одной, по паре, по тройке застывшие на склонах, серые большие камни, как чьи-то надгробья, бледные берёзы в долинах, овальное зеркало озера в ближайшей из них… – вместо покрытого снегом сосняка, опушки, огорода, вместо остатков заброшенной деревушки у тихой речки с обвалившимся мостиком, который единственный житель этой деревушки всё никак не собрался починить. Валентин поплотнее закрыл глаза, выждал с минуту и снова открыл. Не помогло. Взамен знакомых взгляд нашарил лишь ещё одну незнакомую вещь: средних размеров колокол, привязанный к балке, поддерживающей крышу. Валентин торопливо приблизился к нему и взял в руку свисающую с «языка» верёвку. Словно желая пробудить себя от этого странного сна, Валентин потянул за верёвку, качнул увесистый «язык» пару раз и на третий ударил им о край колокола. Гулкий звук раскатился по неправдоподобному пространству, но не прогнал его, а напротив, лишь придал ему сил, точно вдохнул душу. Холмы очнулись от могильной тишины и долго ещё перекликались раскатистым эхом. Валентин выпустил из руки верёвку и прислушался к новому звуку, который породил затихающий гул. Новый звук совсем не был похож на мощный колокольный, а явился как бы полной его противоположностью: визгливый, суматошный. К визгу прибавилось хрюканье. Всё это стремительно приближалось со стороны густых низеньких деревьев, небольшой рощицей подступавших к башне. Хрюканье и визг обросли плотью нескольких пёстрых свиней, вынырнувших наконец из-под крон и побежавших к башне. Валентин взялся за широкую планку, которая накрывала невысокий бортик вокруг площадки, переклонился наружу и внимательно поглядел на приближающуюся компанию. Что ещё преподнесёт этот нелепый сон? Наверно, лучше всего с ним смириться и просто досмотреть, что там будет дальше.