Взгляд Максимки стал нечитаемым. Пакость что ли какую замышляет?

Пофиг, пляшем!

– В наш с тобой договор оказание интим услуг не входило. Ибо я их не оказываю.

Максимка пнул ногой надутое резиновое изделие, подхватил пакет с купленными в Афимолл Сити вещами и гордо удалился за раздвижные двери.

Я плюхнулась на диван, развернула к себе экран монитора, нажала на пульт.

По пустыне куда-то неслись носороги…

Максимка успел одеться в футболку и джинсы, вернуться в салон, а они все бегут…

Отобрал у меня пульт, выключил трансляцию. Де дал досмотреть, куда носороги бежали. Он еще и с дивана меня начал стаскивать!

– Убирай за собой мусор, – безапелляционно заявил.

Увернулась. Перескочила на кресло. Двумя руками вцепилась в подлокотники.

– Не собираюсь ничего убирать! Где ты мусор нашел? Это арт—инсталляция. Олицетворяет твой внутренний мир. Я так вижу.

– Свалилась на мою голову!

– Сам пришел!

– Меня от тебя трясет! – Максик завис над моим креслом.

– Повтори еще раз, – прошу вкрадчиво.

– Меня от тебя трясет, – медленно проговаривает Максик.

– Сто тысяч рублей. Переводом на карту, – в тон Максимке проговариваю я.

– Наглая, меркантильная девчонка, – цедит Максик.

И в этот момент, самолетик ловит воздушную яму. Макс не удерживается на ногах, на меня заваливается.

– Немедленно слезь! – шиплю сдавленно.

– Слезу. Если пообещаешь убрать инсталляцию.

Напросился. Укусила в плечо. Пусть спасибо скажет, что не со всей силы.

– Прививку от бешенства делала? – съязвил, поднимаясь на ноги.

– Сто тысяч переводи. Иначе еще раз тяпну! – фыркаю, выравнивая дыхание, после непосредственного контакта с восьмидесятикилограммовым Максиком.

– Повторяюсь: наглая и меркантильная.

Я встаю с кресла, вызывающе задираю подбородок.

– Да, меркантильная. И мне ни капли не стыдно! Мы с тобой распрощаемся завтра и больше никогда не встретимся. А тренажеры останутся! И коляски останутся! И руками стирать Надька больше не будет! И блендер у нее теперь есть! У меня на карте шестьсот тысяч осталось. Плюс еще сто ты отдашь. Маму отправлю отдохнуть. Это однозначно. На остальные деньги, оплачу Витьке реабилитацию. Хоть один курс, но в самом лучшем реабилитационном центре.

И почему это все из меня вырвалось? Ума не приложу. Посмотрела исподлобья, на переваривающего мою пламенную речь Макса.

– Ладно извини, сейчас все уберу. Есть чем проткнуть воздушные шарики? – пробурчала под нос.

В результате следы инсталляции уничтожили вместе. Прокололи булавкой для галстука.

После фильм про носорогов досмотрели. Бежали они как выяснилось, к мутному водоему.

А немного спустя, самолетик заходил на посадку в аэропорт Ле—Бурже. Надо взять у Макса телефон, позвонить маме. Как ей сказать, что я в двенадцати километрах от Парижа? Так и скажу. Ничего страшного. Я же не как бабушка: ушла выкинуть мусор и через неделю нашлась на Черноморском побережье, я домой завтра вернусь…

Длинный черный автомобиль, встречающий Масика ну и меня заодно, подали к самому трапу. Пакеты с вещами вынес стюард, невозмутимый водитель пакеты принял, сложил в багажник. Заглядываю в салон машины: бежевые кресла, откидной столик, экран на кронштейне.

– Прикидываешь как распределить арт-инсталляцию? – язвит незаметно подобравшийся Максик.

– Выясняю что это: лимузин или катафалк? Может тебе машину одолжил какой-нибудь приятель, владеющий похоронным бизнесом. – язвлю в ответ.

Озираюсь по сторонам, вдыхаю поглубже воздух Франции… Принюхиваюсь. Пахнет как в Москве, я ожидала какой-то другой запах…

Мама дорогая! Я прилетела в Париж! Увижу ратушу, Нотр-Дам, остров Сите, Лувр, Елисейские поля, мост Александра третьего! Пале-Рояль и Эйфелеву башню! Монмартр! Все посмотрю! Прогуляюсь по набережным Сены. Жалко, что в сутках всего двадцать четыре часа.

Невозмутимый водитель распахивает заднюю дверцу. Не мешкая запрыгиваю в автомобиль, Максимка, несмотря на наличие кучи свободных мест, устраивается на соседнее сиденье. Едем. Мчим по трассе. Очень хочется во все горло запеть. Марсельезу! Интересно, там, где мы остановимся есть балкон?

Толкаю локтем задумчивого Макса.

– В отеле, где мы проживать будем, балкон в номере есть?

– Мы не будем проживать в отеле, у меня квартира в шестом округе. Небольшая по нашим меркам, всего сто тридцать пять квадратов, зато, с террасой и видом на Люксембургский сад.

– Действительно, как ты в такой тесноте помещаешься? Сто тридцать пять квадратов это ж не развернуться. Слушай, а ты не знаешь, там, где-нибудь поблизости, духи в разлив не продают? Хочу маме купить! Мама…

– Черт! Маме не позвонила, дай, пожалуйста, телефон, мой дома остался!

Максим протягивает трубку, заявляет:

– Будешь должна.

– Борщом отдам! – мамин номер, набираю прилипнув к окну, лимузин въезжает в город…

Трубка у уха, идут гудки, я открыв рот смотрю на дома с решетчатыми ставнями на окнах.

– Алло? – удивленный мамин голос в трубке.

– Мам! Это я!

– Тая? Номер не твой…

– Ух ты! Какая красивая улица… Мам извини, я борщ сварила, кастрюля на плите!

– Кастрюля на плите, а ты где? Что с твоим телефоном?

Уж не помню, что именно я собиралась соврать маме. Видимо от переизбытка чувств вырвалось:

– Все нормально с телефоном, в комнате, где—то валяется, мамочка я въезжаю в Париж! Завтра вернусь с подарками! Я тебя обожаю мам!

– Париж, это клуб? Почему завтра? Какие подарки, Тай? – голос мамы стал слегка настороженным.

– Мам, да не клуб, столица Франции! Я по делам прилетела, завтра вернусь!

– Столица? Таисия! Глупая шутка! Бабка на Черноморском побережье, внучка во Франции… Вот соберетесь все дома, рвану от вас… В Гималаи!

Подожди, или ты не шутишь?

– Не шучу. Мамочка, ты не волнуйся, все нормально. Борщ не забудь убрать в холодильник. Вернусь, все расскажу.

Вызов отбила, трубку вернула Масику.

Снова прильнула к оконному стеклу, смотрю на плывущий мимо Париж… Город мечты…

– Таисия, хочешь попить? – Максик тянется к мини—бару, достает бутылку воды. Откуда достал стаканы, я как-то не обратила внимания.

Глотаю шипящую минералку.

– Мы до ужина куда-нибудь сходим? Прогуляться? – интересуюсь, возвращая стакан.

– После ужина погуляем. Сейчас первым делом заедем купить тебе платье, и все, что к нему прилагается. Затем в квартиру: закинем вещи, немного отдохнем, решим, где поужинать, по дороге в ресторан, заскочим в ювелирный. Кольцо подберем.

Я даже пейзажи Парижские созерцать перестала. Развернулась к Максимке.

– Кольцо? Это еще зачем?

– Для убедительности. Выложим фото колечка на суд общественности. Завтра кольцо вернем назад. Если будешь хорошо себя вести, разрешу оставить на память, – весело скалится Максик.

Я про себя думаю: нафига покупать, если можно прямо в магазине бесплатно сфотографировать? – вслух угрожающе предупреждаю:

– Ладно. Выберу подороже, с большим булыжником.

Макс не пугается. По-прежнему скалится.

– Выбирай. А я, посмотрю на твоё поведение, – плотоядно меня оглядывает. Не живется Максимке спокойно.

Ну пусть оглядывает. Если что, я и в квартире забацаю инсталляцию.

На поведение пусть смотрит. Всю ночь будет смотреть на улицах ночного Парижа. Да какую ночь, до самого отлета в Москву пусть любуется. Я за эти сутки все что можно увидеть посмотрю! В самолете выспимся.

Габаритный автомобиль с трудом, в два захода, вписывается в поворот. Движение становится плотным, мы уже не плывем – крадемся.

Кошусь на размечтавшегося, о чем-то Макса.

– Без обид, скажи на милость, за каким лешим ты такой драндулет вызвал? Не проще было машину нормальных размеров заказать?

Максик вздохнул.

– Это мой личный автомобиль. Родьке проспорил: спорили на желание. Родион зараза, пожелал, чтоб я лимузин купил и год на нем катался. К счастью, где именно должен кататься, брат не уточнил. Все честно. Я купил, уже полгода катаюсь. Когда бываю во Франции.