Металлическая ручка на закрытой двери зашевелилась, больно приминая бок Яны, которым она прильнула к барьеру. Девушка отпрыгнула от импровизированной баррикады и отошла к раковинам, делая вид, что приводит прическу в порядок. В отражении глаза ее истерично блестели, сероватый белок глазниц усыпан лопнувшими сосудами у внутреннего уголка, напряжение в голове было настолько велико, что девушка едва держалась на ногах. Она опустила взгляд на мгновение и почувствовала легкое головокружение, не ощущая того, как медленно заваливается на спину.
– Девушка! – кто-то подхватил ее, это были аккуратные, чуть теплые женские руки, которые по сравнению с ледяной кожей Яны чудились обжигающе горячими. От этой кардинальной разницы вернулось восприятие. Ковалёва открыла глаза, видя перед собой знакомые черты, и едва ли не с криком ринулась прочь от видения.
Диана испугалась не меньше нее, она в ошеломлении подняла руки, которыми только-только держала ее и показала их Яне:
– Спокойно… простите, что напугала вас, но вы едва не упали на кафельный пол, – ее приятный голос обволакивал как жидкий шелк, а глаза – серо-голубые как у матери – смотрели с искренностью и волнением. Не вымолвившая ни слова Ковалёва, прижималась кобчиком к каменной основе раковин, словно пыталась слиться со стеной.
– Вы… Диана Князева? – тихо произнесла она, все еще надеясь, что попросту могла обознаться. Или ее бедовая голова выдала желаемое за действительное.
– Да, это я, – коротко ответила рыжая и отвернулась к зеркалу, одергивая рукава голубого брючного костюма. – Я знаю, о чем вы спросите. Но вас же ищут и полиция, и волонтеры, семья сходит с ума от горя… Да. И мне грустно от того, как все обернулось. Но месяц назад я уехала сама. Хотелось просто исчезнуть с радаров, не видеть знакомых лиц, не слышать известных имен. Я уехала, и надо сказать пропасть у меня получилось, но в один миг я поняла, что нужно вернуться. Можете осудить меня, если пожелаете, на это я вам скажу: каждый когда-нибудь задумывался начать новую жизнь, выбросив последний лоскут от старой.
Это был отличный монолог. С чувством, толком и расстановкой, он был отрепетирован и заучен, обязательные паузы между смысловыми частями и немного актерской игры сделали свое дело. Все выглядело правдоподобно, но Яна не поверила ей. Не поверила сразу же, после первого предложения. Она скорее поверила, если бы Диана сказала о похищении ее инопланетянами с планеты Шелезяка, где похитители ставили над ней опыты в надувании воздушных шаров из жвачки и кормили разноцветными мармеладками, но не в эти рассказы о поиске себя и осознании неправильности поступка. Не в этой ситуации, не с доказательством в виде фотографии. Рассказ Князевой был смешон и до идиотизма банален, однако на лице Яны нет улыбки, она нахмурила брови и вцепилась в девушку взглядом.
– Это неправда, – твердо произнесла Ковалёва и приблизилась к гипотетической начальнице. – Вас похитили, я знаю.
В ту короткую секунду, когда даже самый искусный актер демонстрирует свои настоящие эмоции, в миг, когда собеседница осознала сказанное Яной, в глазах Дианы отразилось понимание, неподдельный ужас, но черты ее лица еще держали маску фривольности, ветреной молодости. Она пыталась казаться легкомысленной барышней, но чистый ум и глубокую боль нельзя было скрыть за этим пустым обличием. Страх в глазах Князевой исчез также быстро, как появился. Девушка фальшиво засмеялась и начала теребить рукава рубашки, прячущиеся под пиджаком.
– Да, я понимаю, все выглядело достаточно тягостно, многие думали, что я стала жертвой интриг или даже политических скандалов, но реальность такова – если человек хочет исчезнуть, он легко это сделает без чужой помощи и поддержки.
– Не рассказывайте мне истории, Диана, – стоило поразиться собственной наглости в голосе, но Яна продолжила напирать. – Вы бы бросили больную раком мать? Оставили ее умирать в одиночестве в холодной квартире, с мыслями о том, что дочь уехала за новой, лучшей жизнью? Избавилась от обузы?
– Откуда вы… – одними губами прошептала рыжая и посмотрела на нее так проникновенно, что у студентки сбился голос. Но не время было отступать.
– Я видела то фото, я знаю, что с вами случилось, – наконец, броня Князевой была пробита. Девушка сделала слабый шаг в сторону, пытаясь удержать тело вертикально, она смотрела на Яну с болью и отчаянием в глазах. Ее маска треснула, разошлась по швам, демонстрируя свету измученную душу, утопающую в страданиях и угрызениях совести за необходимость лгать. Диана начала крутить головой, одергивать рукава пиджака, отступать все дальше и дальше – вглубь туалетной комнаты. Ковалёва шагнула к девушке, но та отшатнулась от нее, словно прохожий от доктора в период свирепствующей чумы. Она все еще продолжала дергать себя за руки, и Яна не выдержала, постаралась поднять ее рукава, чтобы увидеть своими глазами то, что молодая женщина прятала под одеждой, от чего жертва как от воспоминаний пыталась избавиться.
– Что там? – с трудом заправляя рукава выше к локтю, пытаясь расстегнуть пуговицы на манжетах блузки, вопросила Яна. Но Диана покачала головой и сквозь рыдания промолвила:
– Ничего… н-не осталось, – она выставила свои руки перед собой, вывернув их внутренней стороной наружу, так будто Ковалёва могла увидеть уже зажившие шрамы от глубоких кровоточащих ран, но ее глазам предстала ровная кожа, кое-где тронутая солнечными веснушками и родинками. Рыжеволосая красавица и уверенная в себе бизнес-леди радикально переменилась, она упала на пол, с ее ступни слетела туфля. Девушка даже не пыталась спрятать свои слезы, она напоминала порванного плюшевого медведя, который не сидит в своей нормальной «заводской» позе из-за слетевших ниток со швов на плюшевых ногах. Яна в несколько шагов добралась до двери, щелкнула замком, изолируя их от возможной публики. Успокаивать пострадавшую девушку было бессмысленно, ей нужно было выпустить всю свою боль через слезы, но когда рыдания достигли новой ветки развития, когда стали слишком громкими, Ковалёва коснулась плеча плачущей.
– Тихо-тихо, все позади, ты в безопасности, – разбитая как фарфоровая кукла. Князева выглядела именно так, на слова Яны она отреагировала всхлипом и покачиванием головы.
– Я никогда не буду в безопасности, – шмыгнув носом, ответила рыжая и полотенцем подтерла влагу над губой. Их глаза встретились. – Они не просто так меня отпустили, я выторговала себе жизнь. И не собираюсь терять этот шанс.
– Кто они? – склонив голову так, чтобы не потерять внимание Дианы, Ковалёва задала главный вопрос. Но собеседница явно не хотела говорить, она болезненно сморщилась и попыталась подняться, надевая потерянную туфлю. – Диана! Кто это? Кто тебя похитил?
– Это не важно! – ей удалось встать на ноги и приблизится к зеркалу, по пути швырнув использованные полотенца в урну. Яна просто не могла поверить своим ушам. Она вскочила вслед за Князевой и встала по правую от нее руку, как бы ограждая от пути к двери.
– Тебя запугали? Шантажировали? Ты можешь не говорить мне, Диана, но ты обязана обратиться в полицию, они… – гортанный смех прервал ее короткий спич, но сложно было не продолжить. – Это не смешно, Диана, ты можешь пострадать снова. Они…
– Да! Я прекрасно это знаю. Смешно то, что ты веришь в полицию на том уровне, вот это по-настоящему смешно. Не знаю вообще кто ты, как узнала меня, как увидела ту фотографию, как узнала о моей матери, но ты должна прекратить это! – рыжая сорвалась на крик, она хлестко шлепнула ладонями по каменной столешнице тумбы с раковинами и взглянула на Яну через отражение, ее высокие брови хмуро сошлись. – Ты не представляешь и близко, что это. И ты не имеешь никакого права говорить мне, что я должна делать, а чего делать не должна. Я не готова снова жертвовать своей жизнью ради короткой и лживой справедливости. Я не готова жертвовать жизнью своей матери. Забудь все, что ты видела. Ни с кем не говори об этом. И не ломай то, что я с таким трудом… своей кровью и болью выторговала.